Военный дневник. Год второй - Андрей Валентинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нет, серьезно, что не так?
Тем более, на Тормансе нет капитализма, нет частной собственности на средства производства.
Нежели все дело в том, что СССР поссорился с КНР?
29 ОКТЯБРЯ (613 ДЕНЬ)
Новое от Анатолия.
— А скільки то днів?
— До чорта і пів.
— Чому тільки пів —
ти сам захотів
отак рахувати
лише по пів дати,
либонь, скупий дяк?
– Інакше ніяк!
Інакше, здається,
тепер не вдається
по датах лічити —
мов воду місити.
Покрова чи Спас —
скалічений час:
чи мить, чи хвилина
чи ревна година —
і ті про запас.
Для кожного з нас
пів неба, пів долі,
пів сонця, пів волі,
пів вірша, пів слова,
дорога христова —
та й та тільки пів
до наших хрестів.
— А цілими дати
почнеш рахувати
та жити відколи?
— Вже, мабуть, ніколи.
* * *
Новые книги Бушкова в библиотеку класть не стал, просмотрел и стер. Противно стало. Урод свинорылый.
* * *
Иногда хочется во всех трудностях и проблемах винить кого-то другого — или что-то другое. Самый легкий путь. Нет, не стоит.
* * *
Просматривал скачанное из эмигрантской библиотеки. Брошюра 1941 года, издана в Кракове. Тема — история прессы, но интересна не этим. Там трогательно оправдывается немецкая агрессия против скандинавских стран и Бельгии с Голландией. Оказывается, Германия взяла на себя вооруженную охрану этих стран против британских притязаний. Как знакомо!
* * *
Вроде как опять Время перевели? Зря шутят с Кроносом, ох, зря!
* * *
…Сломанные ветви на асфальте, яркое солнце, тупые морды собак, голодные коты. Утро…
Цыган, он же Черт.
* * *
К 1927 году Маяковского укатали крутые горки. Среди прочего, его начало всерьез волновать, понимают ли его стихи. Надо же! За десять лет до этого он в лицо оскорблял слушателей («заплывшие жиром!»), теперь же спрашивал Лавута после каждой встречи: «Понимают? Понимают?» Речь, между прочим, шла именно о поэме «Хорошо!».
Однажды Маяковский пояснил, мол, раньше он читал стихи буржуям, а теперь… А теперь — кому? Пролетариям? Если и да, то не слишком часто. В основном те же нэпманы-буржуи, интеллигенция, студенты. Понимают? Понимают?
А между тем, поэма «Хорошо!» никак не сложна, «Двенадцать» чуть ли не сложнее. Так что речь шла не о понимании, а о качестве поэмы. С качеством же было плохо. «Картонная поэма» (Юзовский). Чувствовалось, что выросла она из немудреных виршей для «датского» спектакля, и явно хорошие фрагменты (они там есть) просто тонули. А уж финал! Это откровенная чушь, которой возмущались даже те, кто Маяковского ценил. Что он мог ответить? То, что и сказал Юзовскому.
Но был еще один аспект. Маяковский очень боялся не угодить начальству. И… Не помянул никого из вождей, кроме уже покойного Ленина. Никого! Понятно, и Сталина тоже, до того боялся. Причем белых и прочих либералов — толпа, все по фамилиям, даже какая-то Кускова, уж точно не фигура первой величины. А большевиков и нет.
И кому из начальства такое понравится? Где мы, такие героические?
А Маяковский все спрашивал и спрашивал. Понимают? Понимают? Да все всё понимали! Картонная поэма. В лучшем случае — фанфара. Весьма сомнительная похвала. А ты не трусь! И не лебези.
* * *
Из-за перевода часов в 17.00 уже темно. Зато проспект ярко освещен (забыли о войне!). Час собачников, проспект переходил вместе с французским бульдожкой.
Кофе все равно выпил.
Во дворе уже совершеннейшая темнота. Иду, рядом скользят кошачьи тени.
* * *
АБС если не были, то выглядели излишне либеральными (особенно после 1968 года), Иван Ефремов был самым настоящим ортодоксом. Неприятности же от власти имели и те, и другие, причем Ефремов чуть ли не большие, чем Братья. О чем это говорит? О том, что поздний совок неизлечим, правили тупые идиоты, не ценившие своих немногих искренних сторонников. Ладно помянутые, но даже Казанцеву к юбилею не захотели давать орден. Подумаешь, какой-то фантаст! А ведь его читали миллионы.
И вновь вспоминается Юлиан Семенов. В беседе с Андроповым он услыхал такое: все проблемы решим, как только сможем увеличить производство колбасы. Не мяса, именно колбасы, той самой, которая из бумаги. За кого же эта сволочь держала людей!
А сейчас пенсионеры пишут книги о попаданцах, спасающих СССР. Один спасал тем, что таскал из нашего века радиодетали. Угу.
30 ОКТЯБРЯ (614 ДЕНЬ)
Ночью свинорылые били по Купянскому району, били по иным областям. Все продолжается. Наши в ответ вроде бы ударили по Крыму.
Журналисты между тем захлебываются слюной, смакуя события в Махачкале, где кто-то кого-то решил побить. Даже не интересовался подробностями. Почему? Не имеет значения. С первых же дней войны я мечтал о Втором фронте, хотя и понимал — едва ли. Так что какая разница?
За окном — солнце.
* * *
Очень тепло. И сильное солнце, хоть снова темные очки надевай. Все подсыхает, еще бы пару таких дней — и если не рай, то идеал.
Коты вроде сытые. Едят из вежливости. Или из жадности.
* * *
Критик Юзовский разнес поэму «Хорошо!», наспиав статью «Картонная поэма». При личной встрече поэт спросил: «Почему написал такую статью про мою поэму?» Юзовский сказал: «Владимир Владимирович, вы пишете "моя кооперация", а у нас трупы лежат на улицах, банды кулацкие, кругом кошмарная жизнь, а у вас "землю попашут, попишут стихи" — это же все фальшь». Маяковский его долго мрачно слушал, а потом сказал: «Вы знаете, через десять лет в этой стране будет социализм и тогда окажется, что это хорошая поэма. А если не будет социализма, тогда чего стоит эта поэма, и вы, и я, и все, чем мы занимаемся».
Позиция Маяковского — это позиция злобного идиота, но не это важно. Оказался ли он прав? Как на странно, да. Через десять лет Сталин объявил о построении социализма в СССР, и поэма стала классикой литературы.
