Военный дневник. Год второй - Андрей Валентинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гонорары получил, похвалили, издали несколько раз. Почти максимум, не хватало лишь похвалы с самого верха. Но чьей? Гришки Зиновьева? А она была нужна поэту, эта похвала?
Перечитываю «Песнь о великом походе» не так и редко. И нравится.
А вот Маяковский…
* * *
Очередной репортаж о нападках на маму Гарри Поттера. Нетрадиционные никак не могут успокоиться. Злопамятные они, извращенцы.
24 ОКТЯБРЯ (608 ДЕНЬ)
Ночью обстрелы по области. Взяли за шкирку героя, пытавшегося по поддельным документам убежать в Польшу. Но он же наверняка спасал детей! Детей!!!
Не хватает учителей, будут брать на работу студентов. И правильно.
Среди тех, кто будет помогать Харькову, объявился и штат Юта. Мормоны, как я понимаю? А что, два мормонских храма в Харькове уже есть, один на Чернышевского.
Лики войны, гримасы войны.
* * *
Некий сериал («Ведьмак» по пану Анджею), который я не смотрел и смотреть не собираюсь. Другие же смотрят и ругаются, больно уж качество зашкаливает. Продюсер ответил: мол, да, упростили до невозможности, вам не нравится и мне не нравится. Но мы рассчитываем прежде всего на американскую аудиторию, а ей требуется именно такое, очень простое, чуть более сложное она, аудитория, не поймет.
Это не я сказал, это он сказал.
* * *
Тучи, легкий туман, временами мелкий дождик. Машины этим пользуются, выбираются на тротуар и гоняются за людьми.
Съездил на квартиру родителей, там, кстати, уже топят, прямо завидно. Прошел дворами. Встретил рыжего кота, поздоровался. Тот подошел ближе и демонстративно отвернулся.
* * *
Черный зев подвала отверст, из бездны доносится вой и грохот. Насчет отопления можно не спрашивать.
Выглянуло солнце, яркие краски сухой листвы, непередаваемый запах поздней осени.
Может, слишком многого хочу от жизни? Война, а я ищу в магазине бальзамический уксус и не вообще, а «Модену». Не нашел, расстроился.
Получил бандероль на «Новой поште». Повезло, не сгорела.
Впечатления…
* * *
Солнце совсем другое, словно с Меркурия мы переместились куда-нибудь на Марс или вообще ближе к поясу астероидов. Бледное, бессильное…
* * *
— А между тем Маяковский…
— Не надо про него! Он, между прочим, русский…
— А-а, это ты! Маяковский услыхал бы — очень обиделся на такое.
— Да-да, не из кацапов-разинь, помню. Но все равно. Будь как Великие…. О-о-о, Великие, о-о-о! Кузя! Изя! Актуалочка! Деньги! Слава!
— Уверен? Какая слава от Кузи?
— Ну, подадут Христа ради…
— Это да. А в чем их величие? Кроме Кузи?
— Они герои, разве не знаешь? Сильные, спортивные, накачанные! Они не просто спасли Харьков, они Харьков освободили!
— Как освободили?
— Не как, а от кого. От себя, от своих жен, от тетушек, золовок, ятровок. Это же сколько припасов город сэкономил! А воздух?
— Молчу, придавленный их героизмом. Но Великие — они же писатели. А чго написали в последние годы, кроме как про Кузю?
— А Карп Исаакович? Неужели не читал? Представь, живет себе в Японии Карп Исаакович. И никто его убить не может. Точнее, может, но тут же сам превращается в Карпа Исааковича…
— Свят-свят!
— О-о, Великие! О, Величайшие!
* * *
Плохого писателя сразу заметно по использованию выражения «кивнул головой». Одно слово лишнее, чем может человек еще кивнуть-то?
* * *
Вклад Ивана Ефремова в палеонтологию пусть оценивают специалиста. Обращает на себя внимание постоянное подчеркивание того, что ученый не имел систематического образования. И в членкоры его не избрали, и некролог в профильном журнале не напечатали. Но судить не могу.
А вот насчет экспедиций все более понятно. У Ефремова украли триумф. Он готовился заверить свои работы в Монголии, все наметил, целую зиму мерз в Улан-Баторе, монтируя скелет чудища. А итоговую экспедицию взяли — и отменили. И Чойбалсан умер, и чего-то в отношениях стран треснуло. Представляю, как ему, Ефремову, обидно было.
А еще обращает на себя внимание длительный конфликт его с КГБ. Это именно конфликт: его преследовали, причем и при жизни, и, как известно, после смерти. А если учесть, что Ефремов был по взглядам ортодоксом, все время критиковал Запад, то… Что-то там нечисто. Но не воспринимать же всерьез версию, будто отважные чекисты верили в подмену Ефремова Джеймсом Бондом!
25 ОКТЯБРЯ (609 ДЕНЬ)
Утром показалось, что слышу звуки разрывов. Нет, это не у нас, но по области ударили. Сильный обстрел Херсона. Среди некрологов сообщение о гибели преподавателя ХНУ. Его не знал, он с компьютерного факультета.
* * *
На улице — все серое, скучно, тоскливо даже. Из тумана выныривает крыса на ходулях, упакована в синюю попону, веревка сзади. Собака?
А кошачье семейство явно голодное, пока еду накладывал, прямо по мне ползали.
* * *
Понимаю, насколько не хочется писать ничего художественного. Ничего! Совсем!
* * *
Горел рынок, как я понимаю, Барабашова. Неподалеку начали сносить разрушенный дом, который начальство хотело сохранить в качестве памятника. Жители запротестовали, и правильно. В качестве памятника надо сохранить разрушенный Кремль.
* * *
«Лезвие бриты» Ивана Ефремова я прочитал в пятнадцать лет, и книга произвела на меня очень сильное впечатление. Еще лет через пятнадцать меня предупредили: не вздумай перечитывать — все испортишь. Действительно, во второй раз изречения доктора Гирина воспринимались совсем иначе. Но в целом ощущение не стало хуже. Однако следует помнить, что книга писалась все-таки не для подростков.
Вместе с тем, даже в первый раз, кое-что удивило. Прежде всего смакование образа Большой Женщины. Именно смакование, даже с уже намечающейся струйкой слюны у рта. Ефремова уже повело. Возможно, он даже не обратил на это внимания. Как ни странно, мне, подростку, такое не слишком понравилось. Мешало! Не о том книга, не о смаковании большого тела Большой Женщины. Во всяком случае, мне так казалось.
Большая сильная женщина. Скульптура Конёнкова, упоминавшаяся в романе.
Прототип героини (Барбара Квятковская-Ласс), если верить автору.
Через много лет увидел фотографию прообраза той самой Большой. Ну, ничего особенного, я бы даже внимания не обратил.
«Сердце Змеи» не было случайностью.
Кстати, мне кажется, Ефремов допустил чисто фонетическую ошибку, дав индийской красавице имя