Ослепительный цвет будущего - Эмили С.Р. Пэн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Меня вдруг сразила мысль: а что, если бабушка с дедушкой даже не знают о моем существовании? Не подозревают, что где-то в Фэйрбридже живет их родственница, наполовину азиатка, наполовину белая, которая до смерти хочет с ними познакомиться?
Вот это точно была бы дикость. Я уже слышала, как в грудной клетке вспенивается раздражение Каро, а вниз по позвоночнику бежит любопытство Акселя.
Но что чувствовала я, независимо от всех остальных?
Лишь жесткий, мятно-зеленый холод неспособности понять, что лежит прямо передо мной.
Я надрываю конверт, прежде чем успеваю передумать.
По бумаге растекались линии тонких, выведенных ручкой завитушек. Да, письмо действительно было на китайском. Я не могла понять ни строчки. Надеялась, что смогу узнать хоть что-нибудь – слова «ты», или «я», или «от», – но все казалось незнакомым. Манера письма была непривычна, не такая, какой меня учил отец, – это была китайская версия курсива. Изящная. Струящаяся, как вода. Нечитаемая.
Когда я взяла последнюю стопку, из нее выпал маленький жесткий прямоугольник. Он приземлился лицевой стороной вниз рядом с моим коленом.
Фотография. Черно-белая – или скорее коричнево-желтая, обесцвеченная столькими годами; на ней – две девочки, которые сидят бок о бок и не улыбаясь смотрят прямо в камеру. Обе в бледных платьях и темных туфельках мэри-джейн [18]. У одной из них волосы заплетены в длинную косу – рыбий хвост, которая лежит спереди, у плеча. У другой – две высоких косички-кренделька. Они похожи на сестер.
Аксель наклонился, чтобы рассмотреть снимок поближе.
– Как думаешь, кто они?
– Понятия не имею.
– Может, одна из них твоя бабушка? – предположил он.
Я прищурилась – так же, как когда пытаюсь определить самую светлую и самую темную точку для рисунка. Глаза искали в лицах знакомые черты, но что там можно было увидеть? Две обыкновенные маленькие девочки, лет восьми, не старше. Я вложила фотографию в сборник стихов.
В ту ночь я видела девочек со снимка. Во сне у них были те же лица, те же платья и туфли, но сами они стали выше. Их тела ниже шеи были старыми и морщинистыми. При ходьбе они горбились. «Кто ты? – требовательно вопрошали они, хотя рты у них не шевелились. – Кто ты?»
«Я дочь Дори», – ответила я.
«У Дори нет дочери», – сказали девочки.
Они вытянули руки, в которых сжимали губки для классной доски – с одной войлочной стороной, – и принялись стирать меня, начиная со стоп и поднимаясь все выше. Когда пропали мои колени, я, обездвиженная, была вынуждена наблюдать, как мое тело полностью исчезает.
Когда они добрались до головы, я резко проснулась.
44
Воздух наконец становится не таким липким, и наступает прохладная бархатная чернота.
Она опускается на меня, оседая, как одеяло. Все в комнате темнеет, так что я больше не могу отличить стены от потолка. Только я и ритм моего дыхания. Грудь вздымается и опускается. Пальцы расслабляются.
– Ли.
Я не в своей комнате. Я дрейфую в пустом небе, прохладном и безоблачном, свободная от гравитации. Я плыву через самую черную на свете черноту.
Когда звук мягких хлопков достигает моих ушей, я точно знаю, что сейчас увижу.
– Мама?
Птица скользит ко мне из темноты, величественная и изящная, ее алые крылья сияют.
Я вытягиваю руки, чтобы обнять ее.
Она хлопает крыльями раз, другой.
Она не решается. Ее лапы бешено царапают воздух, пытаясь найти точку опоры. Сомкнувшись над пустотой, одна когтистая лапа рассыпается пеплом. Распадается, сгорая и превращаясь в пыль, точно палочка с благовониями.
Птица испускает сдавленный крик.
– Ли!
У меня перехватывает дыхание. Я моргаю и сажусь в кровати, но птицы уже нет.
Сон, просто сон. Но звук ее голоса эхом отдается у меня в ушах до самого утра.
45
Мое сердце все еще бешено стучит, когда в квартиру начинает струиться бледный свет утренней зари.
Ночь прошла одновременно слишком быстро и слишком медленно; мучительное движение сквозь все разнообразие темных и приглушенных цветов.
Прошло сорок два дня. Я точно знаю, что означал этот сон: с каждым днем моя мать исчезает. Я должна ее найти.
Сорок два дня.
Выйдя в гостиную, я вижу, как Уайгон скидывает у двери тапочки и надевает уличную обувь. Одной рукой он опирается на стену, а другой натягивает кроссовки и туго застегивает липучки.
Наши глаза встречаются, и дедушка улыбается мне. Он протягивает руку ладонью вниз и машет ей по направлению к полу. Мне требуется несколько секунд, чтобы понять его жест: он приглашает меня пойти с ним.
Сорок два дня.
Может, мы что-нибудь найдем. След птицы. Подсказку.
Уайгон двигается медленнее, чем Уайпо, – у него длинная трость, пошатывающаяся и прихрамывающая походка. Небо еще серовато, когда мы уходим, но чем дальше мы продвигаемся, тем сильнее оно открывается утренним акварельным оттенкам. В итоге мы оказываемся в парке – пробираемся через зелень и останавливаемся, чтобы поглазеть на насекомых, заползающих в полые колокольчики цветков.
Поначалу тишина кажется странной. Но как только мне удается привыкнуть к его молчанию, я заговариваю с ним на английском. Это даже мило – то, как он делает вид, что понимает меня.
– Мне приснился сон, – говорю я ему. – Очень страшный.
Дедушка долго и неподвижно смотрит на меня. Он направляется к скамейке, и некоторое время мы просто сидим и наблюдаем, как двое малышей играют в салки на детской площадке.
На другой стороне – беседка со столом. Двое пожилых мужчин сидят друг напротив друга и смотрят на предмет, лежащий между ними. Это какая-то игра. Они по очереди передвигают плоские фигурки.
– Во что они играют? – спрашиваю я.
Уайгон не отвечает, но я предполагаю, что это что-то вроде нард или шашек.
Пока он смотрит на них, я понемногу изучаю его лицо, ищу в нем черты Пиня. Он ли это? Я пытаюсь представить, как Уайгон и Уайпо росли вместе, брат и сестра.
Мысль о неестественности всего этого заставляет меня поежиться. Даже если ее удочерили. Все равно… Брат и сестра… Обручены, а затем женаты. Неужели им самим не приходило в голову, что это странно?
Монотонное жужжание заполняет воздух. Постепенно оно превращается в ускоряющийся треск, который пытается найти устойчивый ритм. Нечто среднее между скрипом и электрическим гулом.
Я быстро сканирую местность глазами, но не нахожу ничего, на чем можно было бы остановить взгляд.
– Что это?
Уайгон указывает куда-то дрожащим пальцем.
Вот и она – на
