Ослепительный цвет будущего - Эмили С.Р. Пэн

стоит мне ускориться – и я упущу что-нибудь важное. Там вперемешку лежали выписки из банков и страховых компаний, тесты по правописанию со времен начальной школы, сочинения и задания по обществоведению, старые открытки от папиных родителей, допотопные компьютерные детали. На всякий случай – если мама вдруг спросит – я вытащила несколько школьных работ, которые попались под руку.

В будние дни после обеда, пока мама занималась с учениками, мне в лучшем случае удавалось разобрать по полкоробки. Выходные были ужасно непродуктивными. Если я оставалась наверху, мама без конца пыталась поболтать. А в те дни, когда ее одолевали приступы тоски, дом словно сжимался, и мне казалось, будто меня кто-то душит.

Я приходила в дом Ренаров по субботам и воскресеньям и помогала Каро настраивать ее фотооборудование, чтобы она могла делать макроснимки капель воды и мордочек мертвых жуков. Когда нам это надоедало, мы садились играть в криббидж [11] с ее бабушкой и дедушкой.

Я уже сто лет нормально и по-человечески не разговаривала с Акселем. Даже мама cтала спрашивать, почему он не заходит, когда она готовит дамплинги с зеленым луком или вафли.

– Мам, у него теперь есть девушка, – рявкнула я. – У него есть занятия поинтересней.

Ее лицо на секунду вспыхнуло темно-бордовым оттенком обиды, а потом разгладилось.

– Понятно.

Первое утро зимних каникул принесло с собой знакомый стук в дверь – его ритм, словно в сонной неге, проплыл на второй этаж. Я лежала на животе и рисовала старинный фотоаппарат, который одолжила у Каро.

Я была уверена, что этот стук мне послышался. Все мои надежды, что он в конце концов прозвучит, теперь проявились в форме какого-то психоза. Пальцы со всей силы вдавили мелок в бумагу.

Затем точно такой же стук – уже в дверь моей спальни. Он прозвучал так резко, что от неожиданности я едва не вырвала страницу из скетчбука.

– Войдите? – Слово по-дурацки прозвучало в форме вопроса.

Дверь открылась; в проеме стоял Аксель в клетчатой рубашке лесного зеленого цвета. Волосы темные и волнистые, длиннее, чем когда-либо. Они красиво ниспадали, обрамляя его лицо. Несколько прядей упали на лоб, будто стрелки, нарочно пытающиеся привлечь мой взгляд к его глазам.

– Привет, Ли, – сказал он, будто за последние несколько месяцев не произошло ничего особенного.

Я уставилась на него.

– О, мне нравится розовый. – Он указал на прядь у меня в волосах. – Недавно покрасила?

Я собиралась ответить самым безмятежным тоном на свете. В итоге получилось: «Зачем ты пришел?»

Его губы скривились. Он попытался изобразить подобие улыбки.

– Мне больше нельзя заходить?

– Нет, можно, конечно. – Я села, пытаясь припомнить, что у меня на голове. Причесывалась ли я сегодня? Но потом решила, что мне плевать. – Похоже, твой мононуклеоз прошел. Передал его обратно Лианн, что ли?

Его лицо исказилось страданием.

– Мононуклеоз так не передается.

– А, – буркнула я, – ну мне-то откуда знать. Так как у нее дела, у Лианн? Или ты зовешь ее Ли?

Он открыл было рот, но потом закрыл и потупил взгляд. Когда он наконец заговорил, его голос звучал непривычно тихо:

– Я никогда бы ее так не назвал.

– Это для нее ты отращиваешь волосы?

Аксель выкашлял безрадостный смешок.

– Смеешься? Она терпеть их не могла, ей нравилась короткая стрижка. Я отращиваю волосы для себя.

– Не могла? В прошедшем времени?

– Я ее бросил, – сказал он, пожимая плечами. – На той неделе.

Одна часть меня чувствовала облегчение, но другая умирала от злости.

Я слезла с кровати и потянулась, распрямляя плечи и выгибая шею.

– Я вроде твой лучший друг.

Лицо Акселя посерело.

– Ли…

– Я не замена, и я не та, кого можно заменить.

– Ты права, – сказал он.

– Так глупо, что мы перестали дружить только потому, что у тебя появилась девушка.

– Ты права.

В этот раз я все-таки его услышала.

– Что?

– Ты совершенно права, – повторил он. – Я был козлом. Я тебя оттолкнул. Наверное, я не хотел, чтобы ты видела меня таким, каким я был с Лианн.

Я не совсем поняла, что он имел в виду, но в то же время не была уверена, что хочу слышать продолжение.

– Так почему ты ее бросил? – спросила я.

– Не мог понять, что она за человек.

– Что это значит?

– Раньше она казалась мне интересной. Но когда мы начали встречаться… она превратилась в какое-то странное отражение меня. Все, что нравилось мне, нравилось ей. Все, что хотел делать я, автоматически хотела и она. Это начало выводить меня из себя. Я с ней встречался не для того, чтобы быть в отношениях с самим собой, понимаешь? А главное, половину времени я и сам не хотел все это делать. Да блин, я просто хотел сидеть у себя комнате и сочинять музыку. Но это ведь не занятие для пары. – На последних словах он изобразил в воздухе кавычки и старательно закатил глаза. – К тому же – и да, это прозвучит ужасно…

– Что? – спросила я. «Ужасно» – именно, что мне хотелось услышать.

– Она сильно раздражала меня в плане… ее отношения к деньгам. Не то чтобы у нее богатые родители. Но то, как она их тратила… Например, один раз на обеде она купила банку газировки. Потом оставила в кабинете естество-знания – а когда вернулась, кто-то уже ее забрал. И она купила еще одну… и даже не допила. Просто выбросила наполовину полную банку. С ней я постоянно чувствовал себя… бедным, что ли.

– А. – Я не знала, что еще сказать.

– Ладно, – подытожил он. – Теперь можно сменить тему? Я уже сто лет мечтаю поговорить о чем-нибудь нормальном.

Я странно улыбнулась.

– Что такое?

– Ничего, – сказала я. – Просто… здесь тоже в последнее время все не совсем нормально.

– Что случилось?

Он знал о странной ситуации с бабушкой и дедушкой по маминой линии, так что я сразу перешла к тому, как Каро заставила меня задуматься о необходимости что-то наконец предпринять.

– Сколько коробок ты уже разобрала? – спросил он.

– Меньше половины. Но я надеюсь найти что-нибудь, когда доберусь до самых старых.

Аксель кивнул.

– Тебе помочь?

Меня удивил его вопрос. Даже Каро не предлагала помощь, хотя наверняка исключительно из уважения к моей частной жизни. Таким она была человеком – осторожным и деликатным, особенно когда дело касалось личного.

Но это было другое. Аксель практически член семьи.

– Конечно, – ответила я.

Его выдох прозвучал как облегчение.

– То есть я прощен? И у нас все нормально?

Я взяла мелок.

– Я скажу тебе цвет, как только сама пойму.