Ослепительный цвет будущего - Эмили С.Р. Пэн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я думаю о храме, о поющих в нем людях, о мелодии их слов – темной и звучной.
Я думаю о хвосте, который пронесся мимо. Мне нужно, чтобы она спустилась с неба и хоть на минутку задержалась.
Я хочу, чтобы вы помнили
Я брошу свою сеть – осторожно, заботливо, так чтобы она почувствовала: я не собираюсь причинять ей боль. Я поймаю ее, и тогда она поговорит со мной. Она расскажет все, что мне нужно знать.
Я моргаю, и потолок темнеет. В нем снова появляются трещины – они расширяются, прорастая все дальше в стороны. Они протягиваются по всей поверхности потолка и перекидываются на стены. Один угол просто исчез – словно кто-то отщипнул кусок от комнаты. Там уже ничего не видно, лишь забвение, образовавшееся из самого темного на свете черного.
Я снова моргаю – и все исчезает.
42
В сумерках раннего утра экран моего телефон вспыхивает, как молния, и становится белоснежно-горячим, пока загружается последнее письмо.
Аксель.
КОМУ: [email protected]
ТЕМА: (без темы)
Иногда так получалось, что я заходил к вам на воскресные вафли, пока ты еще спала. Тогда, перед тем как твоя мама замешивала тесто, мы с ней садились пить кофе. Однажды она вдруг спросила: «Тебе нравится Эмили Дикенс?»
Я спросил, имеет ли она в виду поэтессу Эмили Дикинсон – потому что это произошло сразу после того, как мы разобрали коробки. Она ответила, что да, а затем начала читать стихи спокойным и уверенным голосом.
Я часто вспоминаю то утро. Одно стихотворение я запомню навсегда:
Я потеряла мир на днях,
Да так и не нашла.
Вы не встречали? Звездный рой
Вокруг его чела [16].
Я даже не уверен, что это полное стихотворение. Но я часто его вспоминаю. Интересно, что же она потеряла?
43
Зима, девятый класс
К концу зимних каникул мы с Акселем почти все разобрали – оставалась пара коробок.
– Ай! О боже! – закричал он, вскакивая и тряся руками.
– Что? – Я встревоженно встала. – Что там?
– Паук. Точно паук. Он убежал туда. – Аксель указал на коробку, которую успел открыть наполовину.
Я изо всех сил закатила глаза.
– Ты серьезно? Если он не ядовитый…
– Нет! Бр-р, кажется, это долгоножка.
– О господи, Аксель, долгоножка. Да они же словно милейшие щенки, только в семействе паукообразных. Я даже представить себе не могла, что ты их до сих пор боишься.
– Это. Не. Смешно, – произнес он, скрипя зубами. – Убей его уже, а?
– Не вопрос, только помоги мне поднять эту коробку, чтобы мы его нашли.
– Бр-р, ладно.
Он взял коробку с одной стороны, а я с другой. Мы сделали несколько шагов вправо и, вытянув шеи, посмотрели вниз на квадратный след на бежевом ковре. Плоско и пусто.
– Не вижу его.
Аксель резко зажмурился.
– О боже. Он на коробке…
В тот же момент я увидела ножки паука, торчащие из-под нижнего края коробки, рядом с моей левой рукой.
– Не смотри… – начала я, но было слишком поздно.
Аксель взвизгнул и, выпустив из рук свой край коробки, отскочил в сторону. Коробка резко потяжелела, и я тоже ее отпустила.
А после не смогла сдержаться и согнулась пополам, загоготав метаниловым желтым; я смеялась так, что изо рта брызнула слюна. Смеялась до тех пор, пока у меня не заболел живот, не пересохло горло и не начали слезиться глаза. Я смеялась из-за паука, а еще из-за, что уже много месяцев не чувствовала себя настолько легко и безмятежно.
Его рот растянулся в трусливую улыбочку.
– Кажется, сдох.
– Теперь доволен? – Я все еще пыталась подавить в себе последние позывы хохота.
– Буду доволен, когда ты избавишься от трупа.
– Да боже ты мой. – Я оглянулась в поисках салфетки.
– Ты не веришь в бога.
– А еще я не верю в убийства живых существ, но погляди, что я только что сделала ради тебя!
Мы принялись разбирать коробку и сразу поняли, что ее содержимое отличается от прочих – вместо папок и бумаг там лежали конверты.
Аксель сгреб несколько и расположил в руке в форме веера.
– Они все запечатаны.
Я вытащила один. Письмо было адресовано Дороти Чен, но рядом с именем стояли еще три китайских иероглифа. Обратный адрес был полностью на китайском; только внизу указано: Тайвань (Китайская Республика).
Мы рассортировали конверты в соответствии с датами на штампах. Последним письмам оказалось больше десяти лет.
– Офигеть! – воскликнула я. – Поверить не могу, что она их не прочитала.
– Как думаешь, от кого они? – спросил Аксель.
Я покачала головой. Если бы можно было спросить у папы… Но он бы ни за что не рассказал.
– Думаешь, это от них? – произнес Аксель. – Твоих бабушки с дедушкой?
Я взяла стопку писем и стала внимательно изучать углы. В обратном адресе без конца повторялось: Тайвань. Имя (или то, что, по моему предположению, было именем, написанным закругленными штрихами) не менялось от конверта к конверту.
Я неспешно кивнула.
Аксель потянулся к коробке и достал еще конверты, и тут что-то тяжелое выпало из пачки. Это был браслет. Маленькие кружочки мутного зеленого нефрита, окаймленные желтым золотом, сцепленные друг с другом. Я обернула его вокруг запястья; камни легли на кожу тяжестью и прохладой. Чей он?
– Вот это неожиданно, – присвистнул Аксель. Он вытащил потрепанную книгу в кожаном переплете. Обложка гласила: «Стихи Эмили Дикинсон».
У книги был кислый и гнилостный запах чего-то старого. Чего-то однажды любимого, но затем забытого. Я надеялась найти на полях пометки, но не нашла. Правда, некоторые строки были подчеркнуты, слова взяты в прямоугольники, а строфы обведены. Не хватало нескольких страниц, а оставшиеся были запачканы. Уголки дряблые и мятые из-за того, что их часто загибали. Я открыла книгу посередине:
Ну а еще простор страданья —
дар от тебя второй —
до самой вечности, как море —
вот выбор твой – и мой[17].
– Единственная вещица на английском, – сообщил Аксель, изучив содержимое коробки. – Это с учетом того, что все письма написаны по-китайски.
Точно ли по-китайски? Это был очень важный вопрос. Но разорвать конверт означало бы переступить черту. То, что я покопалась в коробках, – обычное любопытство, а вот прочти я письмо – и это превратится в шпионство, проникновение
