Ослепительный цвет будущего - Эмили С.Р. Пэн

словно стерлось из моего сознания.

Я думаю о храме, о поющих в нем людях, о мелодии их слов – темной и звучной.

Я думаю о хвосте, который пронесся мимо. Мне нужно, чтобы она спустилась с неба и хоть на минутку задержалась.

Я хочу, чтобы вы помнили

Я брошу свою сеть – осторожно, заботливо, так чтобы она почувствовала: я не собираюсь причинять ей боль. Я поймаю ее, и тогда она поговорит со мной. Она расскажет все, что мне нужно знать.

Я моргаю, и потолок темнеет. В нем снова появляются трещины – они расширяются, прорастая все дальше в стороны. Они протягиваются по всей поверхности потолка и перекидываются на стены. Один угол просто исчез – словно кто-то отщипнул кусок от комнаты. Там уже ничего не видно, лишь забвение, образовавшееся из самого темного на свете черного.

Я снова моргаю – и все исчезает.

42

В сумерках раннего утра экран моего телефон вспыхивает, как молния, и становится белоснежно-горячим, пока загружается последнее письмо.

Аксель.

ОТ: [email protected]

КОМУ: [email protected]

ТЕМА: (без темы)

Иногда так получалось, что я заходил к вам на воскресные вафли, пока ты еще спала. Тогда, перед тем как твоя мама замешивала тесто, мы с ней садились пить кофе. Однажды она вдруг спросила: «Тебе нравится Эмили Дикенс?»

Я спросил, имеет ли она в виду поэтессу Эмили Дикинсон – потому что это произошло сразу после того, как мы разобрали коробки. Она ответила, что да, а затем начала читать стихи спокойным и уверенным голосом.

Я часто вспоминаю то утро. Одно стихотворение я запомню навсегда:

Я потеряла мир на днях,

Да так и не нашла.

Вы не встречали? Звездный рой

Вокруг его чела [16].

Я даже не уверен, что это полное стихотворение. Но я часто его вспоминаю. Интересно, что же она потеряла?

43

Зима, девятый класс

К концу зимних каникул мы с Акселем почти все разобрали – оставалась пара коробок.

– Ай! О боже! – закричал он, вскакивая и тряся руками.

– Что? – Я встревоженно встала. – Что там?

– Паук. Точно паук. Он убежал туда. – Аксель указал на коробку, которую успел открыть наполовину.

Я изо всех сил закатила глаза.

– Ты серьезно? Если он не ядовитый…

– Нет! Бр-р, кажется, это долгоножка.

– О господи, Аксель, долгоножка. Да они же словно милейшие щенки, только в семействе паукообразных. Я даже представить себе не могла, что ты их до сих пор боишься.

– Это. Не. Смешно, – произнес он, скрипя зубами. – Убей его уже, а?

– Не вопрос, только помоги мне поднять эту коробку, чтобы мы его нашли.

– Бр-р, ладно.

Он взял коробку с одной стороны, а я с другой. Мы сделали несколько шагов вправо и, вытянув шеи, посмотрели вниз на квадратный след на бежевом ковре. Плоско и пусто.

– Не вижу его.

Аксель резко зажмурился.

– О боже. Он на коробке…

В тот же момент я увидела ножки паука, торчащие из-под нижнего края коробки, рядом с моей левой рукой.

– Не смотри… – начала я, но было слишком поздно.

Аксель взвизгнул и, выпустив из рук свой край коробки, отскочил в сторону. Коробка резко потяжелела, и я тоже ее отпустила.

А после не смогла сдержаться и согнулась пополам, загоготав метаниловым желтым; я смеялась так, что изо рта брызнула слюна. Смеялась до тех пор, пока у меня не заболел живот, не пересохло горло и не начали слезиться глаза. Я смеялась из-за паука, а еще из-за, что уже много месяцев не чувствовала себя настолько легко и безмятежно.

Его рот растянулся в трусливую улыбочку.

– Кажется, сдох.

– Теперь доволен? – Я все еще пыталась подавить в себе последние позывы хохота.

– Буду доволен, когда ты избавишься от трупа.

– Да боже ты мой. – Я оглянулась в поисках салфетки.

– Ты не веришь в бога.

– А еще я не верю в убийства живых существ, но погляди, что я только что сделала ради тебя!

Мы принялись разбирать коробку и сразу поняли, что ее содержимое отличается от прочих – вместо папок и бумаг там лежали конверты.

Аксель сгреб несколько и расположил в руке в форме веера.

– Они все запечатаны.

Я вытащила один. Письмо было адресовано Дороти Чен, но рядом с именем стояли еще три китайских иероглифа. Обратный адрес был полностью на китайском; только внизу указано: Тайвань (Китайская Республика).

Мы рассортировали конверты в соответствии с датами на штампах. Последним письмам оказалось больше десяти лет.

– Офигеть! – воскликнула я. – Поверить не могу, что она их не прочитала.

– Как думаешь, от кого они? – спросил Аксель.

Я покачала головой. Если бы можно было спросить у папы… Но он бы ни за что не рассказал.

– Думаешь, это от них? – произнес Аксель. – Твоих бабушки с дедушкой?

Я взяла стопку писем и стала внимательно изучать углы. В обратном адресе без конца повторялось: Тайвань. Имя (или то, что, по моему предположению, было именем, написанным закругленными штрихами) не менялось от конверта к конверту.

Я неспешно кивнула.

Аксель потянулся к коробке и достал еще конверты, и тут что-то тяжелое выпало из пачки. Это был браслет. Маленькие кружочки мутного зеленого нефрита, окаймленные желтым золотом, сцепленные друг с другом. Я обернула его вокруг запястья; камни легли на кожу тяжестью и прохладой. Чей он?

– Вот это неожиданно, – присвистнул Аксель. Он вытащил потрепанную книгу в кожаном переплете. Обложка гласила: «Стихи Эмили Дикинсон».

У книги был кислый и гнилостный запах чего-то старого. Чего-то однажды любимого, но затем забытого. Я надеялась найти на полях пометки, но не нашла. Правда, некоторые строки были подчеркнуты, слова взяты в прямоугольники, а строфы обведены. Не хватало нескольких страниц, а оставшиеся были запачканы. Уголки дряблые и мятые из-за того, что их часто загибали. Я открыла книгу посередине:

Ну а еще простор страданья —

дар от тебя второй —

до самой вечности, как море —

вот выбор твой – и мой[17].

– Единственная вещица на английском, – сообщил Аксель, изучив содержимое коробки. – Это с учетом того, что все письма написаны по-китайски.

Точно ли по-китайски? Это был очень важный вопрос. Но разорвать конверт означало бы переступить черту. То, что я покопалась в коробках, – обычное любопытство, а вот прочти я письмо – и это превратится в шпионство, проникновение