Розы без шипов. Женщины в литературном процессе России начала XIX века - Мария Нестеренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Третьей важной фигурой, к которой обращалась Бунина в «Неопытной музе», был Крылов. Поэтесса адресовала ему короткое стихотворение «Разговор у общества со временем». Впервые оно было напечатано в 1808 году в «Драматическом вестнике». Авторское примечание проясняет контекст создания стихотворения: «Иван Андреевич Крылов, читая в некотором доме свои басни, так сократил время, что я, по расположению своему, никуда не успела съездить»[333]:
Общество Как, время, ты могло промчаться столь мгновенно? Вчера ты тише шло, и тише несравненно. Время Крылов мне крылья дал, Тогда как басенки тебе свои читал[334].В этом стихотворении нет попытки соотнести себя с поэтом, Бунина не задействует узнаваемые черты поэтики Крылова, как в случаях, рассмотренных выше. «Разговор» — это фиксация уважительного отношения поэтессы к баснописцу. Если в остальных стихотворениях, адресованных литераторам, Бунина выступает с позиции «поэт — поэту», то здесь «читатель (слушатель) — автору».
Важно отметить, что к моменту написания стихотворения Крылов еще не был тем литературным мэтром, каковым он стал позже. Бунина выделила занимательность как главное достоинство «басенок» Крылова. Она опубликовала это «стихотворение на случай» в периодическом издании, а затем — в «Неопытной музе» (позднее оно вошло в собрание ее сочинений), следовательно, поэтесса сочла важным продемонстрировать свое отношение к Крылову, сделать его фактом собственной поэтической позиции.
Таким образом, стихотворные обращения к поэтам-современникам в первой части «Неопытной музы» выполняли, как нам представляется, несколько функций. Прежде всего, они фиксировали эстетические ориентиры Буниной: в баснях ее привлекала линия Дмитриева, в одической поэзии — Державина. Кроме того, они работали на образ неопытной стихотворицы, который стремилась создать поэтесса. С одной стороны, Бунина осознавала свой статус и начинающего литератора, и женщины, дерзнувшей выступить на литературном поприще, — статус, который предполагал соблюдение литературного этикета. Заглавием сборника и рядом стихотворений она демонстрировала принятие его правил, подчинение конвенциям. Однако, с другой стороны, ее позиция не была так проста и однозначна. Бунина, видимо, не была готова принять конвенциональные формулы и смириться со статусом начинающего стихотворца, ведь к моменту выхода «Неопытной музы» в 1809 году она уже восемь лет как публиковалась в периодике (дебютировав в 1801 году в журнале «Иппокрена, или Утехи любословия»), а в 1808 году вышел «Курс изящной словесности» Ш. Баттё в ее переводе, который к тому же был выполнен «в пользу девиц», следовательно, Бунина претендовала на статус «учительницы». Поэтому в стихотворениях, обращенных к великим современникам, поэтесса выбирала тактику литературной игры: признавая, что никогда не достигнет их вершин, и соблюдая почтительный тон, она в то же время иронизировала над поэтической табелью о рангах.
Условность этикетных формул для сочинительницы «Неопытной музы» проясняется в контексте сборника. После стихотворений, в которых Бунина фиксировала свое положение в иерархии литературных отношений, следуют несколько текстов, где она осмысляла собственное авторство, подход к поэзии вне «отражения» в образе другого сочинителя: «Тем, которые предлагали мне писать гимны», «Мой портрет, списанный на досуге в осенние ветры для приятелей», а также перевод первой песни из «Науки о стихотворстве» Буало. Последний хотя и не является оригинальным сочинением, но тоже носит манифестный характер: поэтесса заявляет о знании правил поэтики.
Стихотворение «Тем, которые предлагали мне писать гимны» датировано 1809 годом и не печаталось до выхода в первой части «Неопытной музы». Обстоятельства, подтолкнувшие поэтессу к написанию этого стихотворения, неизвестны. Бунина использовала в нем необычную строфу: ямбические пятистишия с рифмовкой АббАб, где на фоне четырехстопных стихов последняя строка в строфе выделялась удлинением до шести стоп; а вторая и пятая строки рифмовались тавтологически: «Творца миров?» — «Творцу миров»; «Хвалы царям» — «Гимн царям»; «Утехи петь родства» — «Гимн в хвалу родства» и т. д. Дополняет затейливую композицию строфическая анафора-рефрен «Отвсюду бедством утесненна».
В стихотворении последовательно объясняется отказ автора от тех или иных тем в его поэзии. Каждая строфа репрезентирует жанр или тематику потенциального «гимна»: «Могу ль воспеть Творца миров?» — духовная ода, «Могу ль слагать хвалы царям?» — ода торжественная и т. д. Последняя строка каждой строфы содержит утверждение, что «гимном» является нечто другое, не имеющее отношения к литературе: «Покорность страждущих есть гимн Творцу миров»; «Народа счастие есть лучший гимн царям»; «Семейны радости есть гимн в хвалу родства» и т. д. Венди Росслин отмечала по поводу этого стихотворения, что
фактически в нем переосмысливается высокий жанр гимна. Этим объясняется использование пятистрочной строфы. В пятой строке Бунина противопоставляет собственную ситуацию и более конвенциональную, привычную для этого жанра. Пятая строка длиннее, чем все остальные, что довольно необычно, поскольку конец строфы обычно обозначался более короткой строкой. <…> Метрическая дифференциация строк, содержащих вопрос, и следующих, содержащих ответ, создает эффект контраста в третьей и четвертой строфе, а последняя строфа, таким образом, становится кульминацией стихотворения[335].
В стихотворении создан образ автора, за которым угадываются биографические черты самой поэтессы («Отвсюду бедством утесненна»; «Я знаю скорбь лишь сиротства»; «С напастью утвердя союз, Хлад душ я ведать осужденна»), и можно предположить, что Бунина стремится здесь дополнить авторский образ, уже представленный в посвящениях литераторам, показать другую сторону своей личности, трагичную. Вероятно, именно для этого она использует оригинальную строфу, за которой не закреплена какая-либо определенная семантика, но которая ассоциируется с духовной поэзией, напоминает псалмические формы. Бунина создает образ бедной, обездоленной стихотворицы, а, по замечанию исследователя, подобная трактовка образа поэта не была традиционной для рубежа XVIII–XIX веков[336] [337].
Последовательно используя оригинальную строфу, Бунина говорит о себе как о художнике, мастере, способном создавать формально сложные стихотворения (ведь неопытность, которую она постулирует в «Неопытной музе», — лишь дань литературному этикету), что коррелирует с отказом писать на заданные темы (гимны).