Розы без шипов. Женщины в литературном процессе России начала XIX века - Мария Нестеренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дамон у Буниной задумал повторить путь великого поэта, но уже само намерение выглядит смешным, поскольку цель его — слава. У Державина наоборот: памятник является следствием уже совершенных деяний, поэтому введение державинского парафраза в «Видении» порождает комический эффект. Конечно, Бунина не отождествляла себя с Дамоном, но сознавала, что литературный этикет требует смирения перед великими современниками, и именно над этой ситуацией иронизировала в «Видении Дамона». Подзаголовок «перевод», видимо, позволял избежать прямолинейных толкований.
В конце концов неудачливый подражатель отрекся от идеи соперничества с великим поэтом:
Дамон пред ним пал ниц лицем, И в то ж счастливое мгновенье Престав о славе помышлять, Благому гению, рассудку в угожденье, Клялся стихов вовеки не писать[314].Тема соревнования слабого поэта с сильным будет продолжена в стихотворении «Ивану Ивановичу Дмитриеву, при посвящении ему следующих I сказки и III басен».
Не забыла Бунина и о другой стороне личности Державина. В авторском примечании к «Разговору между Аполлоном и музою бедного стихотворца» (1809) она пояснила: «Его превосходительство Гавриил Романович Державин оказал в моем присутствии немаловажное пособие одному бедному стихотворцу, что самое было поводом к начертанию следующего разговора»[315]. В этом стихотворении Аполлон наставляет музу обратиться к Державину, который «амброзией питает» и «хламидой согревает»[316]. О каком «бедном стихотворце» пишет Бунина, установить невозможно, но склонность Державина к филантропии была известна. После смерти своего близкого друга Н. А. Львова и его жены М. А. Дьяковой поэт приютил у себя трех их дочерей — Веру, Елизавету и Прасковью. В «Записках современника» Жихарев свидетельствует о «благодеянии» старушке, которой Державин платил пенсион и сам его приносил, поскольку она была уже не в состоянии приходить за ним[317], и т. д. Бунина посвятила Державину-благотворителю отдельное стихотворение. У нее он выступает и как покровитель поэзии, и как филантроп, поддерживающий бедняка.
Другим важным адресатом стихов Буниной является И. И. Дмитриев. Стихотворное послание «Ивану Ивановичу Дмитриеву, при посвящении ему следующих I сказки и III басен» (1809, впервые опубликовано в «Неопытной музе») вместе с названными четырьмя сочинениями образует центральную, самую заметную часть в блоке посвящений поэтам.
Знакомство Буниной и Дмитриева состоялось, видимо, около 1805 года — если верно предположение, что его «Стихи на получение от неизвестной особы вышитого по канве гения», напечатанные в «Вестнике Европы», адресованы именно Буниной. К. Я. Грот считал, что их связывали даже более близкие отношения:
Очень вероятно, что Бунина была влюблена или неравнодушна к Дмитриеву (она вообще была натура увлекающаяся, даже страстная), но, несомненно, прежде всего она была горячая почитательница его поэтического творчества и после его отставки послала ему однажды (анонимно) в дар вышитого на канве гения. На этот случай Дмитриев, наверно, догадываясь, от кого дар, написал известное шестистишие[318].
Косвенным подтверждением мнению Грота может служить письмо Г. Р. Державина к Дмитриеву от 10 ноября 1808 года:
С Анной Петровной мы иногда видимся и беседуем о вас; и как она застенчива и скромна, то всякий раз при имени вашем заикается и дрожит: это, я думаю, оттого что столь нежного и приятного стихотворца, как вы, иначе невозможно вспомнить…[319]
Прямых подтверждений тому, что Бунина испытывала к Дмитриеву романтические чувства, нет, однако то, что она считала его одним из крупнейших современных поэтов, не подлежит сомнению. Бунина почитала Дмитриева своим учителем в баснописании, что явствует из посвящения ему в сборнике. Басенная пара «соловей — стрекоза» в тексте очевидно проецируется на отношения адресата и адресантки:
«Умолкни, соловей! спорхни с высокой ивы, — Сказала стрекоза, стреко́ча под травой, Певцу, гремящему у ней над головой, — Умолкни — перерви раскаты, переливы: Послушай песенок моих, Я у тебя перенимала их»[320].Как и в случае с «Сумерками», обращенными к Державину, стихотворное посвящение Дмитриеву содержит отсылки к его поэтике. Прежде всего, Бунина выбрала жанровую рамку басни: хотя стихотворение не имеет жанрового подзаголовка, но его сюжет — по сути басенный. Дмитриев, как отмечал Г. П. Макогоненко, умел «создавать маленькие драматические сценки, в которых проявляют себя характеры действующих лиц»[321], и это выделяло его среди других современных баснописцев. Бунина в своем посвящении прибегла к приему, который принес успех Дмитриеву, причем сценка, построенная на нем, задавала лестное для адресата распределение ролей: стрекоза, дерзнувшая соревноваться в пении с соловьем, умолкает при звуках его песни и признает его безусловное первенство. Конечно, басенная аллегория прочитывалась ясно: «соловьем» был прославленный баснописец, а «стрекозой» — поэтесса, представляющая свои первые опыты в этом жанре. Бунина, как предписывал литературный этикет, склонялась в почтительном поклоне перед учителем; как и во многих других стихотворениях, она представляла себя неопытной, робкой ученицей, использовала общие этикетные формулы, принятые при обращении «младшего» поэта к «старшему».
Образы соловья и стрекозы в посвящении восходят к литературной традиции. Рассуждая о басне «Осел и соловей» Крылова (басня была написана в 1811 году, несколько позднее басни Буниной), В. Э. Вацуро заметил, что в ней Крылов «включился в целую
