Город отголосков. Новая история Рима, его пап и жителей - Джессика Вернберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Простые римляне жили в окружении античных развалин, но эта новая римская культура была, без сомнения, элитарной. Пока гости Просперо Колонна наслаждались за ужином поэзией Горация, римские низы днем слышали крики разносчиков, ночью – завывание диких зверей. Ученый из Кастилии Паленсиа жаловался на античные развалины Рима, но гораздо сильнее его ужасала городская чернь. На его взгляд, ее больше интересовали городские виноторговцы, чем античный бог винопития Бахус: эти люди «не знали и знать не хотели о Древнем Риме» [83]. Паленсиа, несомненно, был отчасти снобом. Но безразличие обыкновенных римлян не должно было никого удивлять. Большинство проводило дни в добывании хлеба насущного в запущенных проулках, многие из которых не были достойны называться улицами. Некоторые крупные артерии уже обретали новую жизнь в новомодном ренессансном стиле, но другие районы города оставались настоящей деревней. Когда папская курия покинула Рим, отдельные его уголки заросли сорняками, там завелись дикие животные. Многие их тех, кто обитал на Римском форуме, не могли испытывать того благоговения, с которым относились к древним развалинам такие гуманисты, как Чириако д’Анкона. Для них это было всего лишь Campo Vaccino, пастбище, где коровы ломали себе ноги среди руин.
При всех различиях между мирами элиты и римских масс действия папы и его курии не могли не сказываться на жизни простых людей. Само присутствие папы в Риме меняло демографию города. Ко времени прибытия в Рим Мартина V там оставалось всего 20 тысяч жителей. К первым десятилетиям XVI века численность населения, то колеблясь, то возрастая, достигла 50–85 тысяч человек [84]. Притягательность Рима как места для жизни, расцвет ремесел и торговли находились в прямой связи с его характером папского города. Там, где находились папы, возникали возможности, на что указывали и политические игры кардиналов. Наблюдался эффект просачивания социальных благ сверху вниз: папы, кардиналы и епископы пользовались услугами профессиональных слуг, художников, ремесленников, проституток, постепенно возвращавшихся в город [85]. Близкие отношения между римским обществом и папством влияли на соотношение полов. Папская курия, эта сугубо мужская иерархия, нуждалась в сугубо мужской обслуге: к началу 1600-х годов мужчин в Риме было вдвое больше, чем женщин [86].
Возвращение пап, кроме всего прочего, наполнило город паломниками из чужих земель, а также подхалимами и прихлебателями всех мастей. Один из таких персонажей надеялся на более теплый прием у римлян и сетовал, что те «в ответ на любые вопросы только злятся» [87]. Быть может, римляне и встречали в штыки надоедливые вопросы и порой не желали указывать направление, но паломников они привечали еще со времен поздней Античности. Начиная с первых Юбилейных годов в XIV веке туристы-богомольцы стали ключевой часть римской экономики. Когда папа Николай V провозгласил в 1450 году новый Святой год, в городе распахнули свои двери для паломников более тысячи постоялых дворов [88]. Много таких заведений выросло вокруг базилик, другие размножились близ менее значительных римских мест поклонения. Джон Капгрейв, английский монах-августинец, пришедший в город на Юбилей 1450 года, обратил внимание на «паломнический постоялый двор» прямо в «милой церквушке» Санта-Мария-ин-Пальмис, где Петр, как гласит предание, встретил воскресшего Иисуса и спросил его: «Камо грядеши?» [89]. На постоялых дворах всех размеров наблюдался острый дефицит коек. В Юбилейный год 1450 года, как говорили, население Рима увеличилось до сотен тысяч, причем количество людей каждый день удваивалось. В последующие годы паломников встречали в Риме с распростертыми объятиями, приветствовали их уже у городских ворот под звон колоколов, под музыку специально нанятых исполнителей, провожавших их до постоялых дворов [90].
Некоторые паломники обращали внимание на остатки древнего, языческого Рима, но большинство взирало на город сугубо по-христиански. Благодаря таким охотникам за реликвиями, как мать Константина, императрица Елена, паломники могли пройти в Риме буквально по следам Христа. В Латеранской базилике они могли дотронуться до кусков мраморного стола, с которого Иуда схватил серебреники, полученные за предательство Христа [91]. Не покидая Латеранский комплекс, можно было побывать на лестнице, по которой поднимался сам Иисус. Верующие проползали на коленях путь Спасителя до покоев Понтия Пилата, римского прокуратора Иудеи, где Иисус был приговорен к поруганию и к мученической смерти на кресте. Куски этого орудия пытки хранились совсем близко от лестницы, Scala Sancta. Паломники со всего света проживали в Риме божественную и человеческую драму, пронизывающую христианство. По прошествии 1400 лет место погребения Петра на Ватиканском холме по-прежнему служило центром всеобщего притяжения. Агостино Дати, дипломат из Сиены, при виде толп в 1450 году отмечал, что люди «из самых удаленных уголков мира» сошлись «почтить главу вселенской Церкви и могилу князя апостолов» [92].
Наследники Петра, папы, делали все для повышения притягательности города, предлагая людям отпущение грехов. Отпущения, предоставляемые папой, а то и епископами, представляли собой списание многих лет в чистилище. Для всех христиан того времен и для нынешних католиков чистилище – место, куда любой, за исключением святых и тягчайших грешников, почти наверняка отправлялся после смерти. Ранние христиане, такие как Августин, заложили основу доктрины чистилища, четче оформившейся как слово, идея и место в конце XII века [93]. Чистилище описывается как промежуточное испытание, стадия очищения души от совершенных в земной жизни грехов. При жизни человек мог каяться в своих прегрешениях священнику, посреднику для божественного прощения и отпущения грехов. Согласно христианскому богословию пребывание в чистилище – это возможность очиститься до конца, избавиться от забытых и лишь частично раскаянных грехов, после чего мужчины, женщины, дети получают право попасть в рай. Как фаза посмертной жизни муки чистилища претерпеваются после смерти, но индульгенции предполагали, что часть этих очистительных трудов можно проделать еще при жизни. То были труды паломников – раскаяние, причащение и молитвы по всему Риму. В 1450 году папа Николай провозгласил, что «все, даже повинные в серьезном грехе, – если они истинно покаются и исповедаются – получат самое полное прощение», если исповедуются священнику и «переступят порог церквей Петра, Павла, Латерано и Санта-Мария-Маджоре» [94].
В Риме XV века традиции паломничества явно здравствовали. Но этого часто нельзя было сказать о местах паломничества. Притягиваемые величественными пригородными церквами Константиновой эпохи, паломники тянулись из центра города к таким соборам, как Сан-Лоренцо-фуори-ле-Мура. Эта церковь, возведенная Константином, впоследствии получила колокольню, портик и роскошные полы в стиле косматеско. Впрочем, в XV веке вокруг нее все еще расстилались пустыри [95]. Сельский колорит был присущ и более крупным церквям; даже Латеранский дворец давно утратил былой статус главной папской резиденции. Понтифики кое-как ликвидировали ущерб, причиненный зданию двумя пожарами, но потом махнули на него рукой. Многие церкви поменьше они даже не соизволяли ремонтировать. Пройдясь по улицам близ Санта-Мария-Маджоре, паломник-августинец Капгрейв описал церковь Сан-Витале как «заброшенные развалины» [96]. Церковь Сан-Чириако тоже была «заброшенной и запертой» [97]. Большинство паломников влекла в Рим вера, обещания отпущения грехов и искреннее желание заручиться местом в раю, но даже они не могли оставить без внимания разруху, с которой сталкивались на каждом шагу.
* * *
Шел уже XVI век, но даже базилика Святого Петра частично разрушилась. Когда Мартин Лютер, монах-августинец из Германии, побывал в ней в 1510 году, ее главный алтарь был открыт всем ветрам и дождям,
