Хищники - Анатолий Безуглов

Директор оборвал свой монолог и посмотрел на следователя, словно ища поддержки или сочувствия. Но она имела насчет Груздева собственное мнение, которое не хотела обсуждать с Гаем. И перевела разговор на другое…

Вскоре гости разошлись. Ольга Арчиловна отправилась с Меженцевым в «академгородок». Профессор был настроен лирически, напевал песню Вертинского «В бананово-лимонном Сингапуре…». А когда до дома оставалось метров двести, он неожиданно сказал:

– Не помню, у кого-то из писателей есть отличная мысль: когда говорят о своих достоинствах – тебя обкрадывают, а когда о недостатках – обогащают… Замечайте, Ольга Арчиловна, и побольше говорите…

– Вы о чем? – удивилась следователь, силясь припомнить, говорила ли она с Меженцевым о недостатках в заповеднике.

– О Кудряшове… Выговор, я считаю, в данном конкретном случае вполне справедливо. Хотя я лично отношусь к разного рода взысканиям и порицаниям весьма скептически. И был рад недавно ознакомиться с интереснейшим исследованием по этому поводу… Представляете, социологи и психологи установили, что внимание к рабочим и благоприятная атмосфера могут поднять производительность труда на 300 процентов! То есть в три раза! И каким образом? Оказывается, даже простое одобрение приводит к улучшению работы почти на девяносто процентов, в то время как порицание улучшает работу только на двенадцать процентов… Сравните, а? Кто-то очень хорошо сказал: человека надо хвалить в день не менее семи-восьми раз. Конечно, если он заслуживает. А не то что этот Кудряшов-пьяница…

«Так вот, значит, о чем они говорили с Гаем в другой комнате,– подумала Ольга Арчиловна.– О пьянке у Кудряшова…»

Некоторое время шли молча. Дагуровой вдруг припомнилось, как, будучи студенткой, она с отцом ездила летом в Карелию. Его приятель – а он занимал видный пост зампредседателя Совета Министров Карельской АССР – пригласил их в лесничество. В поездке их сопровождал егерь, совсем еще молодой парень. Конечно, не обошлось без угощения на берегу озера, которыми так богат этот край. Были и грибы, и уха, и наливочка из лесной ягоды. А вот жаркого из уток – ими как раз и славилось хозяйство – гостям не предложили. И когда отец Ольги Арчиловны шутливо напомнил об этом, егерь сказал, что это возможно только через месяц, когда начнется охотничий сезон.

Об этом случае она теперь и рассказала Меженцеву.

– Так оно и должно быть,– заключил профессор.– Всегда и везде.

– Везде – это правильно,– заметила следователь. И ей очень захотелось поговорить о том, что она не высказала Гаю. А невысказанное так и просилось на язык.– Ну, когда терпят лесника-пьяницу – понять можно: не хватает людей. А вот лесника-браконьера!…

– Что вы имеете в виду? – хмуро спросил Алексей Варфоломеевич, остановившись.– Где это такие порядки?

– Вот именно,– усмехнулась Ольга Арчиловна,– порядки… Начальнику главка из Москвы – косулю, председателю облпотребсоюза – глухарей, а гостям рангом пониже – рябчиков… Так, кажется, здесь принято?

Меженцев уставился на Дагурову. Она даже в темноте различила, как рассержено его лицо.

– Нонсенс! – почти выкрикнул профессор. И, спохватившись, добавил тише: – Извините, но это же фантазия… Кто?… Откуда вам известно?

Ольга Арчиловна передала Меженцеву то, о чем ей рассказал после посещения Кудряшова участковый инспектор. И тут же пожалела. Алексей Варфоломеевич был вне себя от гнева.

– Рябчика! Да тут никто не имеет права цветок сорвать! Травинку! Для того и заповедник, чтобы сохранить всю экосистему!… Почему мне никто не доложил?

Он хотел сейчас же вернуться к директору. Ольга Арчиловна еле отговорила, пояснив, что идти теперь же к Федору Лукичу неудобно: только что сидели за столом – и вдруг… А выяснить все можно и завтра.

Профессор внял ее доводам, однако не успокоился:

– Я не против отдыха! Пусть дышат воздухом – пожалуйста! На то и природа – возвращает бодрость, снимает стресс… Но превращать Кедровый в какое-то хозяйственное, коммерческое, прямо не знаю, как назвать, предприятие!… Для добывания каких-то полушубков, фондов!… Тогда я зачем? Наука тут при чем? – бушевал профессор.– Нет, это не заповедник! Какой там выговор! Гнать Кудряшова взашей! Чтобы духу его не было!…

В эту ночь Ольга Арчиловна заснула с трудом. Голова распухла от мыслей. Слова, отдельные фразы, слышанные прежде, превращались в образы, то зыбкие, то неправдоподобно яркие. И сон перемежался с явью. То ей представлялся Кудряшов, пьяно бормочущий какие-то слова, то вдруг она снова сидела с Мариной в доме Гая, а вокруг были разложены наряды Чижика, которые девушка брала с собой в Москву. И вдруг следователь увидела словно живого Авдонина. Как он отдает своей матери тысячу рублей, а три тысячи кладет в свой бумажник. А кто-то с неясным ликом и фигурой следит за ним. Шаги незнакомца, тяжелые, неторопливые, были слышны настолько реально, что Дагурова проснулась и долго смотрела в темноту, прислушиваясь к тому, что творилось в доме.

А в «академгородке» действительно кто-то ходил. Скорее всего профессор, потому что Ольга Арчиловна различила негромкий стук двери возле выхода…

Буря, невольно поднятая Дагуровой накануне, с утра, как видно, набирала силу. Это Ольга Арчиловна поняла, когда вышла на кухню выпить молока. Через неплотно прикрытую дверь комнаты Меженцева доносились голоса профессора и Гая. Алексей Варфоломеевич то и дело переходил на крик. Федор Лукич тоже говорил громко, но его тон отличался большей рассудительностью и спокойствием.

– Не давал я такие указания Кудряшову,– отчетливо расслышала следователь слова, произнесенные Гаем.– Не мог, Алексей Варфоломеевич! Может быть, ему бутылка была нужна!…

Профессор разразился пространной тирадой, из которой Дагурова уловила, что на то Федор Лукич и поставлен, чтобы проверять работу подчиненных.

– Без доверия нельзя,– чеканно произнес Гай.– И разорваться не могу! Я и директор, и строитель, и снабженец! Плюс ко всему еще и главный лесничий! Между прочим, зарплата одна…

Ольге Арчиловне стало неловко – получалось, что она подслушивала. Она поспешила в свою комнату.

Вскоре хлопнула входная дверь, и следователь увидела, как профессор и Гай прошли мимо ее окна. В «академгородке» стало тихо. Дагурова была одна. Веселых наверняка сейчас в распадке ищет с работниками милиции и добровольцами из района пулю из осетровского карабина.

У нее оставалось еще немного времени до прихода вызванных на допрос гостей лесника с первого обхода, и Ольга Арчиловна решила проверить кое-какие мысли, возникшие ночью.

Говорят, Менделееву приснилось решение проблемы, над которой он бился денно и нощно. Так появилась на свет периодическая таблица химических элементов. Может, и ее ночные видения подскажут разгадку в убийстве Авдонина…

«А что, если Эдгар Евгеньевич, идя вечером в воскресенье по тайге, случайно столкнулся с браконьером?– размышляла Ольга Арчиловна.– Как должен поступить честный, болеющий за дело человек? Попытаться задержать нарушителя… Авдонин отнимает у него добычу (мешок) и спешит к участковому или к лесникам, чтобы помогли задержать злоумышленника. Тот следит за Авдониным. В это время Эдгар Евгеньевич слышит крик Осетрова и принимает его за браконьера. Дальше – как рассказывал Нил. Между ним и Осетровым возникает перестрелка (оба уверены, что имеют дело с преступником), а настоящий злоумышленник, воспользовавшись сложившейся ситуацией, стреляет в Авдонина. И когда Осетров убегает с места происшествия, тот забирает мешок у убитого, прихватывает карабин и бумажник. Затем бросает ружье и пустое портмоне, захватив только деньги…»

Следователь записала в блокнот новую версию. А вернее, дополнение к ранее выдвинутой: что убийца принял Авдонина за Нила Осетрова. И мотивом для убийства послужила месть, сведение счетов. Может быть, это было как-то связано еще с отцом Осетрова. Дагурова внесла в план оперативно-следственных мероприятий очередное задание для капитана Резвых: «Выяснить все о личности и судьбе убийцы отца Нила. Есть ли у него тут дружки, родственники?»

В десятом часу пришел Кудряшов. С красно-лиловым лицом, по которому нетрудно было догадаться, что лесник страдал тяжелым похмельем.

– У вас же повестка на одиннадцать,– удивилась Дагурова.– А где Груздев?

Кудряшов сказал, что гости уехали. Еще вчера вечером.

– Как уехали? – возмутилась Ольга Арчиловна, хотя возмущение надо было выказывать тому, кто уехал.

– Взяли и уехали… Выходит, приспичило…– Кудряшов вздохнул.– А что тут делать? Бежать надо… Всем!

Следователь сначала не поняла его странных слов. А о Груздеве подумала: «Отчего сбежал? Испугался? Или считает, что большой начальник, можно наплевать на следователя?»

– Хорошо… Раз уж пришли, прошу,– показала она на стул.