Эмиль Верхарн Стихотворения, Зори; Морис Метерлинк Пьесы - Эмиль Верхарн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Маленькие легенды
{15}
Пилигрим
Перевод Вс. Рождественского
Мешая с ядом сладкий медИ с грубой руганью — моленья,Минуя вереска поля, селенья,В путь дальний пилигрим бредет.Шагает тяжело песками без конца:Засунули ему в сабо куски свинца.
Бредет и морщится, но не роняет вздоха:Чтоб бог к его мольбам внимательнее стал,Колючек он в штаны понапихалИ в рукава — чертополоха.
Его отправил в путь больной,Что там, на ферме, изнывает,Чье сердце в страхе замирает,Когда в безмолвной тьме ночнойСобаки лают под луной.И день и ночь больной все ждет,Что исцеленье от невзгодМадонна Монтегю ему пошлет.
Когда из дома вышел пилигрим,Легко над нимДышало утро свежестью живою;Кричал петух с обычной хрипотою;Котел, лежащий на дворе,Как будто «Здравствуй!» говорил заре;Служанки медленно зевали,Еще не отряхнув остатки сна,На чердаках своих, где листья трепеталиУ залитого золотом окна.Пересекая первый городок,Увидел пилигримНа площади веселье буйных танцев,Орущих парней, пьяных в дым,С цветами на фуражках, — новобранцев.Они тащили девок в свой кружок,Их оглушая песней непристойной.Он рядом сел — и важный и спокойный —И кружку осушил одним глотком.
Пробило полдень в городке другом.У церкви свадьба в круг влилась народный.Шли парни в блузах, в новых башмаках,Ведя степенно кумушек дородных.В «Зеленом кролике» уселись на скамьяхИспытанные пьяницы в жилетах,Увидев пира верные приметы,И все орали страннику, чтоб онЗа них молился, и со всех сторонЕму тянули кружки в знак почтенья.Он к ним подсел и осушил глотокЗа их души спасенье.
А проходя последний городок,Он повстречался с шумною кермессой.Кружились буйно пары на свободе,Гудели скрипки под листвы навесом,Плясали старики по прежней модеИли курили с наслажденьемИз трубок, чистых, словно воскресенье.Когда глазел он на веселый пляс,Один сказал ему: «Сядь с нами!Ты, друг, христианин. Пей пиво! Мы ведь самиК мадонне Монтегю{16} ходили — и не раз».
И странник в добрый часВсю кружку выпил, удержав дыханье,И дальше поплелся, шатаясь, по поляне.
А вечер пепел свой уж сеял над страною.Вдали вставал собор с высокою иглою —То было Монтегю в тениПод звездным куполом. ОгниТо там, то тут светились по жилищам.И пилигрим прошел кладбищем,А чтобы шаткий шаг прохожих не смутил,Скользнув в часовню, дверь он притворил.Перед мадонной, в кружево одетой,С глазами восковыми, — без концаВисели ракушки, пластинки и сердца —Дар исцеленных, амулеты.
Она ему внимает благосклонно.«О добрая мадонна!Быть может, и нетверд мой шаг,И вижу смутно я сквозь мрак,Как лик твой блещет красотою,Но мне ль сравниться мудростью с тобою?Ты свой святой не покидаешь дом,А я вот выпил — каюсь в том.Но мой хозяин так горюет:Сын умирает у него,Он кровью кашляет, не ест он ничегоИ терпит лихорадку злую.Вот видишь ли, мы у его постелиВ молитвах многие уж провели недели.За эти месяцы он на глазах иссох.Как спички — руки. Да, совсем он плох.Когда он молится, то всех берет нас жалость.А чуть забылся сном,Нам кажется он мертвецомВ той комнате, куда недавно рожь ссыпалась.От матери емуАрпанов{17} пятьдесят досталось бы надела.Отец его как старый дуб замшелый…Внемли, владычица, моленью моему!Я правду говорю. Спаси нас в скорби тяжкой!Сама пощупай — сохранилЯ, хоть и брел сюда почти лишенный сил,Свинец в моих сабо, репейник под рубашкой».
Когда же вышел пилигрим,То повстречался с нимПривратник, что пришел закрыть в часовне двери.Луна взошла. Голубоватый верескПростерся бледной пеленою,Куда лишь взор хватал, под полною луною.
Обратным он пошел путемДомой к себе, дорог не выбирая.Был слышен Angelus[2]. Равнины ширь немаяЛовила мерный звон в спокойствии ночном.И хмель прошел. Хотя был слышен гам,Вой скрипки, песен рев по ближним городкамИ топот ног в сабо под деревом густым, —Он шел и был глухимК призывам празднества, летящим издалека.В царапинах, в крови, не слыша рук и ног,Во рву на листьях он прилегСоснуть хоть малость. ОдинокоПоля вкушали мирный сон.Заря уже зажглась, когда увидел онТу ферму, где его больной ждал в нетерпенье.
Старик, пасущий около селеньяТрех индюков и четырех овец,Воскликнул: «Он здоров! Свершилось наконец!Святая дева тронулась мольбою».А мельник помахал рукоюВ знак дружбы из чердачного окна.Сбежались люди. Площадь вся полна.По улице, где кумушки болтали,Паломника сопровождалиМальчишки шумною гурьбой.
Его увидя, зарыдал больной.Паломник молвил: «Сделал все, что надо.И коль мадонна вам не бросит взгляда,То тут причина в ком-нибудь из вас!»Несут ему и мяса и колбас,В большую кружку до краев льют пиво.А он: «Я угощался там на диво.Я пил, но из сабо не вынимал свинца,Чертополох донес я до конца.Не беспокойтесь же! Держу я крепко слово.Удача мне во всем. Могу спасти любогоИ даже в Рим пойду, чтоб были вы здоровы!»
Смех загремел кругом.Больной поправился. И ожил дом.Был праздник, воскресенье.Паломник вытряхнул колючие растенья,Служанка унесла их. А старикДесятка два денье{18} ему отсыпал вмиг.
Статуэтка
Перевод Вс. Рождественского
Слывя средь кегель самой редкой,Завидной целью игроков,В наряде радужных цветовОна была старинной статуэткойВремен богов.
Никто не знал — Венерой иль ДианойОна возникла в древности туманной,В какой пещере или храмеБыла она добыта морякамиИ как, все повидавшая на свете,Во Фландрию дошла через столетья.
Один из прихожан рассказывал: «Бывало,При прежнем-то кюре у насОна часовню нашу украшала,Была одета в бархат и атлас,Как дева пресвятая,И мать моя, мольбы ей воссылая,Жгла свечи перед ней не раз».
Другой клялся, что статуэтку этуЕго отец у маршала достал.
Она давно уж странствует по свету,И к нам был путь ее немалИз Рима иль Испании далекой…Ее в те годы каждый видеть могНа перекрестке четырех дорогВ пустых полях, под липой одинокой.
И доброю она была и чтимой,В окрестных деревнях любимой.Больным умела помогатьЕе святая благодать.
Нуждались все в ее чудесном даре,Расслабленным она давала исцеленье,И если б не викарий,Который на язычество гоненьеВел все упорней год от года,Свет имени святого б не исчез —Ведь с ним немало связано чудесВ истории прихода!
И в реку брошена была онаГлухою полночью на вечное забвенье.Но, поднимая встречное теченье,Ее к плотине вынесла волна,И там она у берега осталась,Где в кегли Фландрия с Брабантом состязалась.Хотя из дерева она была,Но дерево то тверже, чем скала,И вазу контуры ее напоминали
С гирляндой роз на пьедестале.Лишь игрокам она обязана спасеньем.Торжественно поставили ониЕе средь кегель. Было воскресенье,Весенний Духов день. Тогда в деревнеНастали солнечные дни.Жужжали пчелы. Девушки в харчевнеВ чепцах крахмальных, глаженных красиво,Носили на подносе кружки пива,И хлопали прилежно всё кругомТому, кто первый пред толпоюФигуру эту с древнею резьбоюСбивал шаром.
Почет был и другимИз игроков, что вслед за нимСвоею меткостью блисталиИ кеглю главную пять раз подряд сбивали.Но первый, что нанесУдар по цели,Вдруг побледнел: в полях горелиЕго амбары, и навозПодсушенный объяло пламя,Зловеще отраженное прудами.
Потом,Шесть дней спустя, один из игроков,Что метко бил и выпить был здоров,Вернувшись ночью в дом,Глазам своим не веря,Нашел дочь, замертво лежащую у двери.
Сначала он не понял ничего,Но уж егоТянуть не стало больше в воскресеньеВ харчевню «Белый крест» для развлеченья.
И, наконец,Весьма почтенный старшина-купец,Что снял все кегли под один удар,Увидел, что его амбарОбрушил возведенные леса,Убив в саду и пастуха и пса.
И страх с тех пор во все сердца проник.Страх рос, он стал велик.И как-то разХозяйка «Белого креста» однаПошла в сарай в вечерний час,Где дров сухих набрать была должна.
И вот во тьме, вокруг стоящей,Возник пред нейБессмертной статуэтки взор горящий.
Деревня в ужасе. Кюре скорейСпешит заклясть молитвою своейВсе кегли от врага людского рода.И не было б покоя для прихода,Когда б тот странный дерева кусокВ плаще из бархата, с каймой узора,Не помещен был в прежний уголокУ алтаря святого Христофора!
Смещен был слишком уж суровыйВикарий и назначен новый.Обычаи времен былыхВновь ожили. Все свято чтили их.И вновь Венера — может быть, Диана —Творила неустанноБольшие чудеса по милости своей,И ноготь на ноге у нейБыл стерт лобзаньями — за много лет —Людей, произносивших здесь обет,Чтоб уберечь себя от зол и бед.
Буйные силы
