Питерские монстры - Вера Сорока

«Извини, дела. Никак не могу. Мб на следующей неделе».

Вдруг автобус свернул на мост. Кто-то из пассажиров вяло возмутился, но очень скоро замолчал и продолжил смотреть в окно.

Павлик заставил себя оторваться от окна и увидел красные лапы водителя. Они рванули руль резко вправо, и автобус на несколько секунд завис над рекой.

«Там, под шестой волной, спрятано плохое золото», – безразлично подумал Павлик и вместе с автобусом рухнул в воду.

Павлик не пытался выплыть – ему было все равно. Омская птица вытащила его из воды и разожгла костер на берегу.

– Вспоминай все самое хорошее, что у тебя было! – крикнул ему Вингедум. – Живо!

– У меня был телевизор. И пульт в полиэтиленовом пакете, который приятно шуршал.

Вингедум больно щелкнула Павлика по носу.

– Настоящее вспоминай!

Павлик посмотрел на огонь, но ничего не вспоминалось.

– У меня была работа, – нехотя начал Павлик. – Стабильная. И скидочная карта.

Омская птица недобро заурчал. Павлик надолго прикрыл глаза.

– У меня был целый магазин неизданных книг. – Павлик начал согреваться. – И Макс, и нимфа, и Алиса. И Самовар даже был.

Омская птица облегченно выдохнул и присел рядом.

– Ты почему таблетку не съел, балбес?

– Я против препаратов, я за натуральное, – сказал Павлик, приходя в себя. – А вообще, не успел просто.

– Натуральный ты дурак. – Птица сверкнула глазами. – Ладно, идем, пока она снова не прицепилась.

– А, вот еще что! – Омская птица сорвал с пальто Павлика третью пуговицу и бросил в реку.

Река вспенилась грязными пластиковыми бутылками.

Вингедум и Павлик стояли на плохо освещенной платформе. Огромная красная птица была на целую голову выше Павлика. На ее хохолок намоталась паутина с потолка.

– Она нас не поймает? – Павлик постоянно оглядывался.

– Нет, – уверенно сказала омская птица. – Пока мы в пути, мы ни живы, ни мертвы. Ничего она нам не сделает. А потом прицепится к кому-нибудь другому.

Подошел поезд. Павлик сделал шаг к дверям, но на его плечо легла красная лапа.

– Туда нельзя. Оттуда даже я не смогу вытащить.

Павлик отошел. На всякий случай на два шага.

– И что же, ее нельзя убить?

– Никак нельзя. Она порождение физики этого линейного мира. Пока живы люди, которые этот мир придумывают, жива и она.

Несколько поездов прошло мимо, а в следующий Вингедум и Павлик сели.

– Мне нужно забрать книгу, – сказал Павлик. – Очень домой хочется.

– Так мы и едем домой. Только ко мне. Я на окраине живу, там спокойно.

– Ехать, наверное, далеко?

– Это всегда по-разному.

Эпизод 18,

в котором можно узнать, какое мороженое любит смерть

Утром Макс и скрипач вышли в парк. Макс крошил хлеб и отгонял голубей – нужны были только воробьи. Когда слетелось достаточно, скрипач громко и четко сказал, что они хотят видеть воробьиную девочку.

Ничего не произошло – воробьи дрались за хлеб, купались в пыли и прыгали по скамейкам. Девочки не было.

– Подождем, – сказал Макс, садясь рядом со скрипачом. – Вы совсем ничему не удивляетесь, – заметил он. – Это очень удивительно.

– Меня так бабушка научила. Говорила, что, если происходит что-то странное, не стоит тратить время на пощипывание себя, иначе пропустишь все самое интересное.

– Очень правильный подход, – сказал Макс. – Если все это не на самом деле, то не стоит переживать из-за собственной неправильной реакции.

– Точно, – сказал скрипач, щелкая застежками футляра.

– А бабушка никогда не предупреждала вас об опасности?

– Нет. Наверное, она думала, что все это не по правде. И не удивлялась.

К ним подошла воробьиная девочка.

– Вы меня звали? Давайте играть.

Из маленького кармашка на платье она достала мелок и стала чертить классики. В другом кармашке у нее были желуди.

– Играй, скрипач, – сказала она, – пусть будет музыка!

Скрипач играл самые известные произведения о смерти, а воробьиная девочка и Максим играли в классики.

Макс один раз попал камешком в лаву, воробьиная девочка рассмеялась и принялась постоянно повторять стишок:

Станешь воробушком –

вечным солнышком,

мыться в пруду,

пока не приду.

И не приберу.

А как приберу,

станешь воробушком –

вечным солнышком,

мыться в пруду,

пока не приду.

И не приберу.

А как приберу,

станешь воробушком…

Она повторяла и повторяла его раз за разом, так что Максу стало не по себе.

Внезапно воробьиная девочка замолчала и нахмурилась.

– Все это не та музыка. Ты ничего не понял, – раздраженно сказала она.

Скрипач прекратил играть. Стало очень тихо, а потом воробьиная девочка засмеялась и защелкала маленьким клювом от удовольствия.

– Купите мне мороженое, и я дам подсказку.

– Мороженое тоже нужно угадывать? – спросил Макс.

Он начал уставать от загадок.

– Нет, мороженое должно быть пломбиром в вафельном стаканчике. Это же так просто.

Максим ушел за мороженым. Когда он вернулся, воробьиная девочка сидела на коленях у скрипача и рассматривала его нос.

– Все мертвые где-то теряют свои носы, – сказала она. – Поэтому у меня клюв. Он не потеряется.

– А что с подсказкой? – напомнил Максим.

– Вы ищете в библиотеке, а должны искать на кладбище. Там все ответы.

Воробьиная девочка увидела белку и погналась за ней, уронив мороженое. Она легко поймала белку, свернула ей шею и положила в свой маленький кармашек.

– Давайте поиграем в смертельные болезни, – предложила она. – Чума, тебе на «А».

– Ангина, – ответил Макс.

– Это не смертельно.

– Ангина с осложнениями?

– Мне кажется, ты меня дуришь. – Воробьиная девочка обиделась. – Вот что, – заявила она, – та самая музыка должна быть сыграна в месте нашей встречи. Завтра, на рассвете. Иначе я передумаю расторгать договор.

Воробьиная девочка проскакала по классикам, превратилась в воробья и улетела.

– Заметил, она постоянно что-то ест?

– Выходит, она все-таки голодная смерть, – сказал Макс. – Ну, есть идеи?

– Похоже, нужно ехать на кладбище, пока еще ходят автобусы. Разбираться будем на месте.

Эпизод 19,

в котором Алиса признается в любви

Алиса очнулась на общей кухне. Смерть в шелковом халатике с павлинами пила чай из чашки с отколотым краем.

– Тебе бы пожить с нами, уррнака, – сказала она, – научиться смирению.

– Как можно смириться с такими, как ты?

– Зря ты думаешь, что я плохая. Ты – это просто ты, а я – это просто я. И я умею ждать.

Алиса потерла ушибленную голову. Стало еще больнее. Она встала, опираясь о стул, и села напротив смерти.

– Мне нужно разорвать договор, по которому ее внука съедает город.

– Пока Софья Семеновна полумертва, я ничем не смогу тебе помочь. – Смерть в халатике с павлинами сделала маленький глоток. – Да и не хочу, если честно.

– Иди ты к черту со своим смирением. – Алиса резко встала, в глазах потемнело.

– Софья Семеновна останется со мной. Договор превыше всего.

– Договор был не с тобой, а с воробьиной девочкой.

– Софья Семеновна пожелала жить. Только вот сроки не уточнила. Воробьиная девочка получила ее внука, а я – ее бесконечную жизнь. Все честно.

Алиса подошла к раковине с грязной посудой, достала чашку с трещиной и помыла под холодной струей.

– Мне нужно поговорить с ней. Пять минут ничего не решат. У тебя миллиарды таких минут. И у нее тоже.

– Иди. – Павлины на халатике чуть качнулись. – Пять минут. Но если останешься дольше, будешь жить с нами вечно.

Алиса вошла в комнату Софьи Семеновны. Убрала со стула пачки макарон и муки с большими копошащимися точками внутри. Села напротив.

– Поешь, деточка, – слабым голосом сказала Софья Семеновна, – а то с голодухи не уснешь.

– Софья Семеновна, вы еще хотите жить?

– Нет, милая. Я уже давно не хочу ни есть, ни жить. – Она макнула очередную сушку в чай и стала сосать беззубым ртом.

Алиса сидела напротив, пила чай и больше ничего не спрашивала. Потом взяла Софью Семеновну за руку и обняла.

– Денис вас очень любит.

За Алисой захлопнулась тяжелая дверь. Старуха села на колени молодой уродливой женщине и медленно начала проваливаться в нее, пока не осталась только трость.

Эпизод 20,

в котором омская птица варит пельмени и становится лучше

Омская птица и Павлик вышли из двери, нарисованной на стене, и пошли к девятиэтажкам.