Ловец Чудес - Рита Хоффман

– Боюсь, что сын виконта не приучен ждать. Прости мне мое нетерпение.

Едва он повесил трубку, как я возненавидел себя. Хотел даже перезвонить ему, извиниться, признаться во всем, но вовремя остановился.

Теодор – мой лучший друг, единственный настоящий человек в построенной на лжи истории. Если я расскажу ему об Ордене, то подвергну опасности, а если покажу, во что меня превратила кровавая чума, он в ужасе закроет свой прекрасный лик руками и отвернется, не желая видеть моего чудовищного оскала. Если наша дружба прекратится, это разобьет мне сердце. Даже превратившись в вампира, я остался трусом.

Все эти дни я старательно гнал от себя мысли о смерти. Если не считать постоянного голода, существование вампира не слишком отличалось от моих обычных будней. Однако назойливый голос в голове то и дело напоминал, что я мертв. Я мог перестать дышать и даже не заметить этого, в уборную мне пришлось наведаться всего два раза – и то только когда я вспомнил об этой досадной необходимости. И сердце. Мое небьющееся сердце пугало сильнее всего.

– Ты все еще нездоров?

Я спохватился, резко вдохнул и спросил:

– Это так заметно?

– Бледность, прямо скажем, пугающая. – Куратор откинулся на спинку кресла и прищурился. – Обратись к докторам Ордена, у нас их целый штат.

– У меня есть врач.

«Который едва не сошел с ума, не обнаружив моего сердцебиения».

– Наш конфликт исчерпан? Не хотелось бы терять такого хорошего Ловца. – Куратор гадко улыбается.

Наверное, ему казалось, что он источает жизнелюбие и поддержку, тогда как на самом деле его сухое лицо напоминало морду змеи за мгновение до того, как она сделает смертельный выпад.

– К тому же, – Куратор не дал мне ответить, – у нас есть задание для тебя.

– Я бы хотел отдохнуть. Если Орден не против, – поспешно добавил я. – Мне нужно вылечиться.

«И убраться подальше».

– Арчи, – глаза Куратора превратились в два куска льда, – я не дурак. Если ты решил покинуть Орден, я должен напомнить тебе, что это, – он замялся, – не так просто.

«Не так просто» можно смело заменить на «невозможно». Орден не отпускает Ловца, даже если он находится при смерти, парализован или лишился рассудка. Орден слишком боится, что его тайны станут достоянием общественности. В некоторых случаях, если руководство не находит общий язык с Ловцом, тот пропадает. И никто не ищет его.

– Вы сами сказали, что я плохо выгляжу. Последнее задание могло закончиться трагедией: я потерял сознание прямо в доме Коха.

Никогда еще я не ходил по такому тонкому льду. Мое поведение вызовет подозрения, но куда хуже будет, если Орден даст мне задание, которое я не смогу выполнить из-за того, что солнце испепелит меня на месте. Единственное, что я могу сделать, – попытаться отсрочить начало охоты на себя и попробовать сбежать, пока Орден считает, что я прохожу лечение. Конечно, за мной будут следить, но даже с Пауками на хвосте у меня будет шанс спастись.

– Хорошо, – нехотя согласился Куратор. – Сколько времени тебе нужно? Два дня? Неделя?

– Надеюсь, недели будет достаточно.

– Я тоже на это надеюсь, – с нажимом произнес старик. – А про Коха можешь забыть. Охотники вцепились в Дитя и…

– Вы ведь знаете, что артефакт проклят, – резко перебил его я. – Неужели такую вещь можно продавать?

– Вижу досадное влияние Ганца. – Куратор закатил глаза. – Что он наговорил тебе? Снова обвинил Орден во всех смертных грехах? Это манипуляция, Арчи. Охотники сами хотят продать вещицу, просто ждут подходящего покупателя.

– Хотите сказать, что за все эти годы никто не предложил им достойную цену?

– Видимо, никто. – Губы Куратора превратились в тонкую нить. – Что-то еще? У меня много работы: нужно подыскать тебе замену.

– Нет. – Я встал. – Спасибо за то, что уделили мне время, Куратор.

– Буду ждать тебя здесь в следующую среду. Здоровым.

Едва роскошь кабинета скрылась за тяжелой дверью, я позволил себе выругаться.

Скользкая старая крыса! Он будто видел меня насквозь. Его взгляд оставил на коже что-то вроде улиточной слизи, я ощущал ее всем своим существом. Как скоро за мной закрепят Пауков? Наверное, старик прямо сейчас звонит им по внутреннему телефону.

Проигнорировав лифт, я молниеносно спустился по лестнице и, поправив растрепавшиеся волосы, вышел в опустевший холл. Охранники проводили меня тяжелыми взглядами, от которых по спине побежали мурашки. Стало казаться, будто все в этом здании знают, кем я стал, и теперь затаились, ожидая лучшего момента, чтобы меня схватить.

Паранойя. Если я не научусь ее контролировать, то рано или поздно сойду с ума.

Я спрятал руки в карманы и слился с толпой спешащих домой работяг и праздношатающегося сброда. Никогда прежде мне не нужно было общество людей, чтобы ощущать себя человеком, но теперь все изменилось – меня магнитом тянуло в людные места. Какофония бьющихся вразнобой сердец приятно кружила голову, запах тел пьянил не хуже виски. Женщины в моих глазах стали еще прекраснее, мужчины тоже вызывали страстное желание, но иного рода. Впиваться в их плоть, вскрывать острыми зубами шеи и наслаждаться горячим потоком жизни, несущимся по артериям.

Я зябко поежился, представив свое лицо, залитое темной кровью. Эти видения преследовали меня и во снах, и наяву, я не мог отделаться от них. Голод неумолимо иссушал мое тело, делал его слабым и хрупким. Мне все труднее было просыпаться по вечерам, я больше не мог долго бежать, обгоняя автомобили.

Я мучился от голода и не знал, что с этим делать.

Могу ли я напасть на человека? Хватит ли мне мужества? Не лучше ли сделать это сейчас, пока я могу себя контролировать? Бедняга может остаться в живых, если я заставлю его забыть о нападении. Есть ли у меня такая сила? В книге неизвестного Охотника я нашел много ереси, но он был уверен в том, что вампиры способны влиять на разум людей.

Если же я продолжу тянуть, моя первая жертва умрет. В приступе безумия я наверняка выпью ее досуха, а может, сделаю что-то еще более ужасное.

Что будет, когда полиция найдет тело? Я стану новым Джеком-потрошителем?

О Господи.

Повинуясь внезапному порыву, я свернул в темный переулок и воспользовался своим новым даром – помчался со скоростью, недоступной простому человеку. Силы мои иссякали, но у меня не было никакого желания ловить кеб и трястись в нем добрых двадцать минут.

Я ворвался на Хайгейтское кладбище словно вихрь и едва успел затормозить, чтобы не врезаться в фигуру печального ангела. Поправив одежду и волосы, я медленно пошел вперед, наслаждаясь тишиной и прохладой.

Дебора себе не изменила – я нашел ее сидящей на мраморной скамье под сенью огромного плакучего дерева. Она увлеченно читала что-то, время от времени отрываясь от книги и оглядываясь по сторонам. Ждет кого-то? Жаркая волна ревности захлестнула меня. Я сделал шаг к ней, но тут же одернул себя и снова спрятался в тени. Если она уже нашла себе кого-то, если ее сердце так ветрено…

Мне стоило большого труда взять себя в руки. В конце концов, я умер. Пусть она не знает об этом, но какое будущее я могу предложить ей? Она всего лишь человек.

Дни, которые я провел в затворничестве, примирили меня с мыслью о том, во что я превратился. Мне помогло и то, что существование вампиров, джиннов и прочих темных существ давно стало для меня очевидным. Думаю, не будь я Ловцом, мой разум не выдержал бы. Но если я решу рассказать кому-то правду о себе, он может сломаться, не просто отвернуться и прогнать меня, а утратить рассудок. Совсем недавно я был уверен, что у нас с Деборой что-то получится, что мы могли бы попытаться. Но теперь…

Я вышел из тени, бесшумно приблизился к ней и увидел: ворот ее рубашки расстегнут чуть сильнее, чем позволяют приличия. Под тонкой светлой кожей билась жилка.

– Арчи!

Я улыбнулся и поклонился на шутовской манер.

– Что ты здесь делаешь? – Радость на ее лице сменилась настороженностью. – Ты все еще бледен. Что сказал доктор?

– Что у меня редкое заболевание крови, – спокойно ответил я, подходя ближе. – Ты наверняка о нем не слышала.

– Назови его, – потребовала Дебора.

– Порфириновая болезнь, – с чувством произнес я, делая вид, что ужасно огорчен этим фактом.

– Ты прав, я не слышала о ней. – Ее взгляд смягчился. – Садись рядом, расскажи мне,