Ловец Чудес - Рита Хоффман

вы здоровы? – в его голосе появилось беспокойство.

– Я бы не посмел явиться сюда, будучи заразным, сэр, – поспешно добавил я.

Мы вошли в столовую и расселись вокруг прямоугольного стола, убранного белоснежной скатертью. В центре прислуга соорудила занятную композицию из подсвечника и свежих цветов. Электрический свет выключили, оставив только свечи. Мне стало не по себе.

Элиза проскользнула следом за нами и села рядом с братом. Их схожесть поразила меня – два златовласых ангела, сошедшие с картин Габриэля Ферье. Теодор старше, но выглядит настолько миловидным, что они вполне сойдут за близнецов. Девушка склонилась к его уху и что-то прошептала. Он расплылся в улыбке и нежно провел пальцами по ее руке.

По моему предплечью прокатилась волна дрожи, будто Теодор прикоснулся ко мне.

– Как ваша работа, мистер Аддамс?

– Прошу вас, называйте меня Арчи, – взмолился я. – Мне казалось, что мы с вами договаривались об этом.

– Если бы вы посещали нас чаще, мне было бы проще привыкнуть к вам, – голос виконта прозвучал обиженно.

Я удивленно уставился на него, но тут же опомнился и опустил взгляд.

– Ему нужно зарабатывать на жизнь, отец, – вмешался Теодор. – Он не мог нянчиться со мной.

– Если дело в деньгах…

– Отец!

– Ему за тебя неловко, – тихо сказала Элиза.

– Но почему? Мой тяжелобольной сын хочет провести остаток своих дней в компании друга – разве я не могу позволить себе оплатить расходы мистера… Арчи?

– Ты собрался купить его дружбу? – вспылил Теодор. – Прошу тебя, отец, это оскорбительно!

Я не смел поднять глаз от тарелки. Жгучий стыд залил щеки, мне стало до слез обидно. Арчибальд Барлоу всерьез считает, что наша дружба с Теодором зиждется на моем желании приобщиться к высшему обществу? Это просто отвратительно.

– У меня действительно было много работы, – тихо сказал я. – К тому же Теодор не сказал мне о том, что он болен. Знай я об этом, примчался бы немедля.

– Не сказал? – теперь в голосе виконта сквозило недоверие. – Теодор, это правда?

– Это правда, отец, – вмешалась Элиза. – Арчи узнал об этом от меня.

Повисла неловкая пауза. Я бездумно ковырял рыбу, Теодор покраснел до корней волос, а дыхание его отца напоминало пыхтение загнанного коня.

– Прошу прощения, – нехотя сказал виконт. – Я… Мне не стоило говорить всего этого.

– Забудем, – ответил я.

Аппетит пропал окончательно. Сосущая пустота внутри превратилась в черную дыру, темная жажда усилилась многократно, но я все еще мог ее контролировать. Однако биение сердец семейства Барлоу медленно сводило меня с ума.

– Вы не голодны? – как бы между прочим спросил мистер Барлоу.

– К сожалению, – искренне ответил я.

Ужин закончился быстро: Элиза сослалась на дела, виконт последовал ее примеру и вскоре тоже удалился. Теодор упорно не смотрел на меня, делал вид, что полностью поглощен трапезой, но я слышал, как колотилось его сердце. Он волновался.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил я.

– Намного лучше. – Он наконец оторвался от растерзанного куска рыбы и посмотрел на меня. К своему ужасу, я увидел надежду в его золотисто-зеленых глазах. – Прогуляемся?

Я кивнул, поднялся и помог ему выбраться из-за стола. Он навалился на меня и виновато сказал:

– Боль вернулась, прости.

– Я могу вынести тебя в сад.

– И окончательно уничтожить мою гордость? Думаю, я справлюсь.

Мы вышли из дома через заднюю дверь и остановились на крыльце. Теодор неловко спустился и поманил меня за собой. Мы прошли вглубь цветущего сада, за которым трепетно ухаживала леди Барлоу, и остановились у небольшого озера, скрытого ивами.

– Арчи, – Теодор повернулся ко мне и сжал трость с такой силой, что побелели пальцы, – что произошло вчера ночью?

Вот оно. Он пришел в себя и требует ответов, которых у меня нет.

– Давай просто забудем, – попросил я.

– Как ты можешь просить об этом? Мне намного лучше! Я смог встать с постели впервые за последнюю неделю. Твоя… Твоя кровь! Это было невероятно.

Я прищурился, пытаясь разглядеть в глазах друга насмешку, но увидел лишь одержимость, неуемную радость и облегчение.

– Я не могу исцелить тебя, Теодор. Все это неправильно.

– Арчи, я вырос в доме виконта. В библиотеке отца хранятся не только скучные записи математиков и политиков. Однажды я читал леденящие кровь истории о тех, кто бродит в ночи. – Его глаза блеснули, отражая лунный свет. – Ты стал одним из них, верно? Твои руки такие холодные, а глаза…

– Хватит.

– Арчи, прошу тебя, признайся! – Он схватил меня за руки. – Ты уже показал мне свою силу, есть ли смысл продолжать скрываться?!

– Я хотел облегчить твою боль! Отпусти меня…

– Нет, не отпущу!

Теодор подтянул меня к себе и попытался заглянуть в лицо, но я отвернулся, не желая видеть фанатичный блеск его глаз.

– Ты можешь помочь мне, – прошептал он. – Прошу тебя, Арчи.

– Ты сошел с ума?! – прошипел я и вырвал руки из его вспотевших пальцев. – Я проклят!

– И бессмертен! – парировал он. – Стоял ли ты на пороге смерти, Арчи?! Чувствовал ли, как силы покидают тебя, как твое сердце слабеет?! Разве я заслуживаю всего этого?

– Теодор…

– Заслуживаю?! – Он отвернулся и в сердцах пнул камень. Тот с легким всплеском упал в воду. – Твоя кровь помогла мне, но болезнь никуда не делась. Я чувствую ее всем существом. Она там, Арчи, в моих костях, пожирает их, стачивает, причиняет невыносимую боль. Я умру в агонии, одурманенный морфием. Мне всего двадцать четыре! Разве… Разве я не заслуживаю жизни? Разве я не был тебе верным другом, не был хорошим человеком?

– Ты лучший человек из всех, кого я знаю, – честно ответил я.

– Тогда почему ты отвергаешь меня?

– Потому что это проклятие. Тебе придется убивать людей, Теодор! – крикнул я и тут же прикусил язык.

– Ты уже убивал?

– Нет.

– Видишь! Значит, есть другой способ…

Я схватил его за грудки, притянул к себе и показал ему клыки, медленно вытесняющие глазные резцы с их места.

– Другого способа нет, – прорычал я ему в лицо. – Рано или поздно я убью кого-то, чтобы выжить. А потом буду убивать снова и снова, чтобы заглушить голод, чтобы заставить замолчать тьму, которая клубится внутри. Я умер, Теодор! Мое сердце не бьется, мое тело…

– Но ты жив, – упрямо повторил Теодор.

– Это лишь подобие жизни.

– Тогда почему ты не убьешь себя?

– Потому что… мне страшно, – признался я и отпустил его.

– И мне тоже! – Он схватился за эти слова, словно утопающий за соломинку. – Ты как никто понимаешь меня. Прошу тебя, Арчи, в страшных историях, которые я читал втайне от няньки, говорилось, что вампиры могут обращать людей. Умоляю, давай попробуем, я…

– Ты не знаешь, о чем просишь.

– А ты хочешь, чтобы я умер.

– Это не так! – рявкнул я.

– Тогда почему отказываешься помочь мне?!

Казалось, моя голова вот-вот лопнет. Я принялся вышагивать туда-сюда, чтобы хоть немного успокоиться. Никогда еще мне не приходилось принимать таких сложных решений.

Если я откажу, Теодор умрет. Я люблю его, люблю как брата, как родственную душу, и именно поэтому не могу обречь его на вечные страдания! Ему придется убивать, придется делать больно людям, он больше не будет тем человеком, которым был при жизни. Он изменится. И пусть это малодушно, но я не хочу, чтобы он ненавидел меня целую вечность.

– Ты поможешь мне? – снова спросил Теодор.

– Нет, – ответил я.

– Я ненавижу тебя, Арчи Аддамс. Ты убил меня. Ты, а не болезнь.

Он прохромал мимо, намеренно врезавшись в меня плечом. Я не обернулся, чтобы посмотреть ему вслед, так и стоял, уставившись на безразличное пятно луны, зависшее в небе. Возможно, я пожалею об этом решении. День, когда Теодора не станет, превратится в мою личную трагедию, но я не могу причинить ему вред. Нет, только не это.

Я покинул поместье и побрел вдоль дороги, надеясь, что долгая прогулка поможет избавиться от тяжелых мыслей. Нужно было дать Теодору крови, чтобы он не мучился от боли, уговорить его принять ее, стерпеть все удары и проклятия. Ему страшно, Смерть занесла косу над его головой, а я безрассудно втянул его в мистический кошмар – дал ему кровь, но не для того, чтобы облегчить боль, а чтобы не видеть, как он страдает.

Чем быстрее я покину Лондон, тем меньше вероятность, что моя душа сдастся, сломается под грузом вины и я помчусь в поместье Барлоу, чтобы обратить несчастного Теодора в себе подобного. От одной мысли, что мой друг окажется заложником кровавой жажды, меня бросило в дрожь. Его не испугала моя сущность, но лишь потому, что больной готов поверить во что угодно, лишь бы победить смертельный недуг.

Страх смерти преследует нас всю жизнь, и чем старше мы становимся, тем отчетливее ощущаем