Ловец Чудес - Рита Хоффман

от этих слов за милю разило ядом.

– Да, – будто не заметив этого, откликнулся Филипп. – Надеюсь, ты воспользовался моим подарком.

Теодор ненавидит меня, а Дебора, должно быть, смертельно обижена. Да, я определенно воспользовался подаренным мне временем.

– Что со мной будет? – Я отошел от двери, чтобы не чувствовать удушливого запаха чеснока.

– Понятия не имею.

– Хозяин не делился с тобой планами?

– Он мне не хозяин, – резко сказал Филипп. – Он просто Коллекционер.

Признаться, все это время я думал, что это две крайности одной сущности.

– Так ты никогда не задумывался об этом? – снова спросил громила. – О том, что случается с Чудесами после того, как ты передаешь их в руки Коллекционеров?

– Нет. – Я пожал плечами. – Это не моего ума дело.

– Очень удобно, – хмыкнул Филипп. – Надеюсь, ты увидишь.

– Увижу что? – не понял я.

– Трофеи. Их головы, насаженные на подставки.

К горлу подкатила тошнота. Я попытался разглядеть в холодных глазах Филиппа хотя бы намек на шутку, но громила был серьезен как никогда. На его грубо высеченных скулах ходили желваки, а взгляд пригвоздил меня к месту, словно я – бабочка, а он – острие булавки.

– Зачем собирать коллекцию мертвых существ? – дрожащим голосом спросил я.

– Затем, что живыми они доставляют слишком много проблем. Затем, что, исполнив три желания, джинн становится бесполезен и даже опасен. Затем, что голову лошади с рогом в центре лба можно повесить над камином, а живого единорога нужно кормить и держать подальше от солнечного света. Прямо как тебя, – добавил он после непродолжительной паузы.

– Я не какой-то там единорог! – Я сжал кулаки. – Не просто Чудо! Со мной нельзя…

– Оставь это Коллекционеру, – повторил Филипп. – Меня это не интересует.

Мы стояли и смотрели друг на друга. Свеча в руках громилы оплыла, воск капал на половицы. Я слышал, как за окном свистит ветер.

– Ты ведь был добр ко мне.

– Не опускайся до попыток заключить со мной сделку, – грубо прервал меня Филипп. – Завтра ночью мы отвезем тебя к заказчику, и ты перестанешь быть моей головной болью.

– Но ты тоже Чудо! – крикнул я в отчаянной попытке разжалобить его.

– Помнишь, в Карпатах ты сказал, что легко согласился бы принять участие в охоте на эльфов? – неожиданно спросил Филипп.

– Да, но…

– Среди Коллекционеров ходит легенда, что ребенок, рожденный от союза человека и эльфа, подарит отцу бессмертие.

– Зачем ты говоришь мне об этом?

– Они насилуют их женщин, – голос Филиппа превратился в шорох утекающего сквозь пальцы песка, – а потом вырезают чудовищного гомункула из чрева матери и съедают его сердце. Еще никто после этого не стал бессмертным. Но они продолжают пытаться.

Громыхая тяжелыми ботинками, Филипп ушел. Обессиленный, я сел на край постели и уставился в непроницаемую темноту дверного проема. Этот разговор оказался, наверное, самым сложным в моей короткой жизни. Единственное, чего я не сделал, – не упал к ногам Филиппа, умоляя его пощадить меня.

Голем! Он действительно создан из глины и крови! Меня передернуло. Ложь, все ложь, каждое его слово, даже рассказ о том, что он когда-то работал поваром. А я-то считал себя хорошим лжецом! Наивный глупец. Только подумайте: меня обвел вокруг пальца кусок глины!

Из горла вырвался истерический смешок. Я запустил пальцы в кудри и склонился к коленям в надежде, что тошнота, вызванная голодом, пройдет. Но она только усилилась.

Наставник говорил мне, что судьба Чудес – это не наша забота. Что мы всего лишь звено, соединяющее Коллекционера и Чудо, которое ему нужно. Мне нравилось в это верить, нравилось ощущать себя непогрешимым, тогда как по моей вине погибло, должно быть, огромное количество этих странных существ. Чудо. Обезличивающее, ничего не значащее слово, за которым скрываются разрушенные жизни и муки.

Боже, неужели кто-то действительно пытался зачать ребенка с эльфом? И без того ужасная история стала еще омерзительнее, когда я вспомнил, что представители этой расы похожи на детей – рост взрослого эльфа редко превышает четыре фута[7].

Тошнота накатила с новой силой. Я забрался под одеяло и закрыл глаза.

До самого рассвета я ворочался и пытался придумать план побега. Мне не хватит сил сломать кирпичную кладку на окне – я слишком давно не ел. Против Филиппа у меня тоже нет шансов, но те двое, которые везли меня сюда, – однозначно люди. Если представится возможность, я должен буду удрать от них. Возможно, придется их убить. Но если они снова воспользуются чесночным порошком, я обречен. Меня доставят Коллекционеру, и он в лучшем случае сделает из меня чучело. В худшем… Не желаю думать об этом.

Филипп разбудил меня на закате – солнце еще не скрылось, и чувствовал я себя отвратительно. Он поставил передо мной корзинку и кивком указал на нее.

– Что там? – спросил я.

– Ужин, – ответил он.

Я прислушался и смог услышать испуганное биение нескольких крошечных сердец.

– Это мыши?

– Они самые. – Филипп откинул крышку и заглянул в корзину. – Шесть белых мышей.

– Они ведь совсем крошечные, – пробормотал я, принимая из его рук извивающееся горячее тельце.

– Можешь пожалеть их и отпустить, но на воле они не выживут. Как и ты, если не поешь, – добавил громила.

Может, меня и считают бессердечным лжецом и отъявленным негодяем, но животных я люблю. Единственные, кого мне никогда не было жаль, – голуби и крысы, разносчики заразы, они не приносят в этот мир ничего хорошего.

Голод все же взял надо мной верх – я вонзил клыки в мышиную плоть и постарался не думать о том, что мог попасть, например, в кишку, наполненную фекалиями. С крупными животными все намного проще.

– Ну как? – участливо осведомился Филипп.

– Отвратительно, – честно ответил я.

Когда я закончил, громила унес корзинку, а затем вернулся, позвякивая блестящими наручниками.

– Давай руки, – велел он.

Я попятился. От металла исходила угроза. «Это серебро», – понял я.

– Думал, я настолько глуп, чтобы сперва накормить тебя, а потом вывести из обложенной чесноком комнаты? – Филипп покачал головой. – Руки, Морган.

– Ты ведь знаешь, что это не мое имя. – Я смиренно протянул ему ладони.

– Мы слишком скоро расстанемся, чтобы я утруждал себя запоминанием дюжины твоих псевдонимов.

Наручники обожгли кожу, я зашипел от боли. Ко мне будто приложили раскаленное клеймо. Кандалы громила закрепил над брюками, за что я наверняка должен был быть ему благодарен.

– Пойдем. – Филипп потянул меня за цепь. – Давай, Морган, не заставляй меня волочить тебя по полу.

– Я не могу выйти из комнаты, – напомнил я, останавливаясь перед дверью.

– Точно, совсем забыл.

Филипп расставил руки, сжал кулаки и с разбегу вошел в дверной проем. Я закашлялся и замахал руками, разгоняя густое облако белой пыли. От кулаков Филиппа в стенах остались внушительные дыры, дверные косяки теперь валялись на полу, а вокруг рассыпались увядшие цветы чеснока.

– Ну и силища, – пробормотал я.

– Теперь ты понимаешь, что тебе лучше вести себя хорошо?

Не удостоив его ответом, я вышел из комнаты и направился прямо к лестнице. Цепь на кандалах звякала при каждом шаге и ужасно раздражала меня. Запястья опухли и покраснели.

Один из помощников Филиппа открыл передо мной дверь и с опаской покосился на идущего за мной громилу.

– Машина готова? – осведомился он.

– Да. Дик уже за рулем.

Мы вышли из дома, и я понял, что все это время мы находились в Ист-Энде[8]. Я был здесь лишь однажды, и меня глубоко поразила бедность, царящая в этом месте.

Филипп толкнул меня в спину, я начал оборачиваться, чтобы высказать ему свое недовольство, как вдруг услышал оглушительный хлопок. Громила рванул вперед, увлекая меня за собой. Мы спрятались за кузовом автомобиля, раздался еще один выстрел, а сразу за ним вопль боли.

– Что происходит?! – зашипел я.

– Твои братья по Ордену нашли нас. – Филипп ловко извлек шестизарядный револьвер, выглянул из-за автомобиля и выстрелил. – Черт, они достали нашего водителя!

Я с ужасом наблюдал, как Филипп пытается отстреливаться, и все сильнее вжимался в бок автомобиля, надеясь слиться с ним. Снова раздался крик, я услышал, как кто-то упал на землю.

– Нас пытаются окружить! – Я дернул Филиппа за рукав. – Я слышу их сердца!

– Их много? – громила посмотрел на меня с нарастающей тревогой.

– Больше десяти.

Он выругался на иврите.

– Освободи меня! – потребовал я. – Филипп, не отдавай меня им!

Мне показалось, что он думал целую вечность, прежде чем достать из кармана ключи от наручников. Я облизнул пересохшие губы.

– Я делаю это только потому, что не могу позволить Ордену добраться до тебя, – сказал Филипп.

Я кивнул.

– Если я выйду из этой передряги живым, я продолжу охотиться на тебя. – Он вставил ключ в крошечную замочную скважину. – Беги, малыш. И постарайся выжить.

Едва серебряные оковы открылись, я со скоростью ветра