Милли Водович - Настасья Ругани

нее шрамы на морщинистых ладонях. Рассказ ее всегда кончается одинаково: «Эти проклятые цветы меня посекли!»

Спустя годы, во время праздника урожая, полиция вновь обследовала всю узкую тропинку, а затем и обочины Уолтонского проезда. Впустую. Ничего не нашли, ни кедов в пестрых блестках, ни сестер МакМилан, ни старшую дочь Гонзалесов. Дети исчезли, как и многие до них, и каждый раз – на кустах те же белые и острые цветы.

Милли не думает о смерти, косясь на узкий проход. Там она видит лишь возможность спастись. Лучше потеряться в кустах, чем попасться. Отступив еще на три шажка, она находит ногой идеальный камень. Маленький, круглый, он перекатывается под ногой, толкая к бегству все тело.

Одним прыжком Милли соскакивает с дороги и что есть сил мчится к глотающей детей тропе. Она несется по тесному коридору, а ветки хлещут ее голые ноги, цепляясь за футболку сучками. Она благоразумно не оглядывается. Это не то, что с Тареком. Арчи гонится по пятам. Каменный человек чертовски быстро бегает. Его ноги будто пикируют на нее как хищные птицы. Если она не придумает какую-нибудь хитрость, причем срочно, он скоро ее схватит. Она слышит, как он осыпает проклятиями ее и «эту чертову темноту».

В кромешной тьме Милли ориентируется по запаху. Кислый сок ядовитых растений и зловонная дрема змей указывают ей путь. Травы все коварнее царапают ноги. Она с трудом вырывается из ежевичных колючек. Икры ее твердеют от страха, потому что Арчи все ближе. «Грязная малявка!» – кричит он, запыхавшись. Она чует его тень в каком-нибудь метре: тень пахнет потом и жасмином. Рот противно причмокивает, ключи и мелочь звенят в кармане. Кусты сдирают с Милли кожу, а она молится, чтобы где-нибудь в этой давящей ночи прятался дикий зверь. Страж леса. Да кто угодно. Обещаю, я буду любить тебя, уважать, жить с тобой, пусть даже в вонючем логове под Красными Равнинами. Пощады, пощады, пощады.

Милли бежит быстро, как только может, и вдруг врезается в липкую стену. Она кричит, вся в живой, пугающей смоле. Клейкая рука обхватывает ее лицо и тело. Дерево, думает она, меня несет огромное дерево. Или ее уже погребают? Ноги отрываются от земли. Рассекают воздух. Милли летит. Но ничего не видит, потому что лицо ее вжато в грязную и мокрую шерсть. Зверь? Она задыхается, во рту полно мха и грязи. Милли отбивается, молотит ногами. Но от гнилостного запаха, который бьет в нос, у нее горит горло. Она уверена: ее обхватил мертвец. И теперь медленно тащит во мрак. Убийственная медлительность, когда ищешь хотя бы глоток воздуха. Он хоронит меня! Ноздри не находят кислорода, он исчез. Из глаз текут слезы от кислого зловония, с которым эта масса движется. Воздуха так мало, что Милли перестает бороться. Она уже не слышит далекой ругани Арчи.

Легкие вдруг вспыхивают. Мир взрывается и искрится перед закрытыми глазами. Боль гасит остатки света, и темнота укрывает ее неподвижное тело. Ее бросают на землю, голова ударяется о смолистый камень, спина лежит в теплой затхлой воде.

– Что ты наделал? – кричит женский голос.

– Она сама дышать перестала, – раздается в ответ нечеловеческий, освежеванный звук.

Милли бьют судороги, тело чувствует удары, а губы – ветер. Приглушенный шум. Но ужасно от нее далеко. Стоит потянуться к нему, и расстояние до него растягивается, как резиновое. Вдруг все расстояния сжались одним щелчком. Высвободились запахи. Перед глазами пестрит бриллиантами и искрами. Милли задыхается, скулит и жадно глотает воздух с запахом гнили. Еще не опомнившись, она втягивает его и выталкивает наружу. Воздух воспламеняет трахею, и она поднимает голову. Увидев под звездами Сердцежора, она делает такой глубокий вдох, что дыхание выравнивается. Она смотрит в желтые глаза, мирно зарытые во всклокоченную шерсть, которую она приняла за мох. Чудовище – ни мертвец, ни дерево, хоть местами и покрыто облепленной мухами омертвелой плотью и длинной шерстью, торчащей как ветки. Он точно сошел с рисунков Дейзи Вудвик: ужасающий. Но Милли предпочитает взмыленное чудовище мерзким взглядам Арчи.

– Нужно спешить, – раздается шуршащий голос.

Он, мрачный, шершавый, принадлежит Поплине Льюис. Из-за курчавых, вьющихся вокруг круглого лица волос она напоминает солнце. Прелестную сумрачную звезду, совсем не сочетающуюся с огромным рюкзаком: бесформенным и кровоточащим.

– Спешить? – повторяет ошеломленная Милли.

Поплина осторожно стряхивает двух опарышей с плеча девочки, которая с трудом поднимается. Но, заметив кишащих на ней тварей, Милли начинает бодро отряхиваться. На черной земле, на стволах деревьев, всюду мечутся и копошатся насекомые.

– Где я? – кашляет она, наконец встав.

Поплина издает сиплый звук, совсем как черноволосый ребенок.

– Не узнаешь ручей? – хрипит чудовище.

В открывшейся пасти видны страшные зубы и красноватая слюна. Милли оглядывает знакомые плакучие ивы, их свисающие ветви, дрожащие от бабочек. Внизу тысячи муравьев бегут по склону, где поскальзывался Алмаз в тот злополучный вечер, памятный мочой и револьвером.

– Тебе придется быть гораздо осторожнее, если хочешь выжить, – предупреждает Поплина.

Милли не понимает.

– Вы же убили Алмаза, – бормочет она, отпихивая заползающих на кеды гусениц.

– Нет, это она убила! – возмущается Сердцежор.

– Ты? – спрашивает Милли, тыча пальцем в Поплину Льюис.

У Поплины то же выражение, что было у могилы в день похорон. Но то, что Милли приняла за радость, на самом деле – потухшая улыбка. Печаль. Только печаль.

– Нет, я… или скорее мы – собираем, – говорит она.

– И ты следующая, – прибавляет Сердцежор.

Милли вспоминает божьих коровок на подоконнике, бабочек на бейсбольной площадке и под фонарем.

– Я умру?

Поплина с чудовищем кивают.

– Как?

– Она не позволяет нам говорить.

– Она? Кто она? Бог?

Поплина смеется. «Хуже», – хочется ей ответить. Но ей нельзя. Не она хозяйка истории. Иначе никогда бы не вырвала сердце у того ребенка, ставшего взрослым и благоразумным. А обручилась бы с ним в один прекрасный, как жемчужина, день.

– Ты должна изменить конец, – умоляет Поплина.

– Как? Какой конец?

Но они исчезли так же, как появились. Куда они делись?

– Скажите, вы заодно с опоссумом? С Дейзи?

Милли втягивает воздух. Ни зверька, ни чудовища, ни смерти. Природа снова пахнет землей.

Тишина тиха как никогда.

– Я что, спала? Вы были здесь. Почему теперь прячетесь? Поплина! – зовет Милли. – Сердцежор!

– С кем ты разговариваешь? – спрашивает знакомый голос.

Дуглас прикуривает сигарету и ласково улыбается Милли. И тут же груз страха и непонимания уносится прочь. Милли бежит к нему и крепко сжимает. Делая больно там, где Тарек вырезал ее прозвище, над пупком. Рана пульсирует. Как будто узнает их связь.

– Млика, – говорит он, смущаясь.

Она обнимает его крепче. В одной руке у