Милли Водович - Настасья Ругани

зной, искристый, в пепельных облачках на белом небе, воплощающих надежду. Надежду на дожди, которые уже утолили Алабаму на западе и Теннесси к северу. Надежду на скорую встречу с братом. Надежду на прогулку с Дугласом по ночной свежести Бёрдтауна.

Сколько она уже не мерзла?

Милли пересекает лощеные газоны вокруг магазинчиков в самом центре города, не останавливаясь у любимой кондитерской. Однако вместо того, чтобы бежать к площади Сен-Бейтс, она сворачивает на аллею с высокими, украшенными колоннами зданиями. Палка в ее руке скользит по раскаленным прутьям заборов. Шум раздражает, окна открываются. В ответ на лай собак и их хозяев Милли кричит как дикарка и бежит еще быстрее. Вновь смотрит на стрелки – 10:37. Похороны Дейзи в одиннадцать. Ни секунды нельзя терять. Она быстро пробегает ведущую к кладбищу тихую улочку и на повороте нос к носу сталкивается с мистером Адамсом. Руки у него беспокойно двигаются, как будто он ведет сложный разговор сам с собой, но все же окликает ее:

– А вот и ты! Где ты была?

Из вежливости она едва-едва замедляется, продолжая бежать спиной вперед, лицом к нему.

– Я опаздываю, – извиняется она.

– Твою дивизию! Я не знаю, что делают после погребения. А ты знаешь. Говори, что?

Милли замирает прямо посреди дороги, уставясь на пиджак дядюшки Фестера из семейки Аддамс.

– После? Хотите сказать, после погребения Дейзи Вудвик?

– А то! Уже час как похоронили ее, даже больше! Будто не кладбище, а начальная школа какая-то…

Милли несется через перекресток, так что футболка липнет к груди, а машины взвизгивают тормозами и гудят, думая, что чуть не сбили заплутавшего зверя. «В газете не могли перепутать время», – думает она, вступая на безмолвный простор кладбища. Краем глаза она следит за могилой Алмаза, на отшибе. Но все равно, она встретит его там, на холме, во плоти. Рыщущий взгляд выхватывает силуэты наверху. Улыбка расплывается. Однако вместо брата там стоит трио в мрачных костюмах. Сван, Арчи и Дуглас передают друг другу сигарету, под удивительно свежим и пыльным ветерком. До Милли доносятся крупицы запаха кофе и мятой бумаги.

– Алмаз! – напевает она весело. – Где ты, Мамаз?

Только Дуглас подходит к ней. Якобы неодобрительное лицо не может скрыть желания тут же рвануть в Майами. И днем, и ночью он восторженно грезит этой мечтой. Эта поездка станет шансом всей его жизни. Он сдержит обещание. Радио будет играть так громко, что колеса задрожат. Карту они не возьмут. И никаких мобильников. Будут ехать, доверясь указателям и океану, который лично выйдет им навстречу. А потом будут рассказывать, как, ошибившись съездом, оказались на краю обрыва. Как жизнь сделалась чертовски прекрасна и проста, когда они глядели на огромную луну. Как почувствовали, что непобедимы, когда со всех сторон их настигло величие природы. «Мда, машины только нет», – думает Дуглас, почесывая голову под кепкой.

– Я думал, для паразитов отгорожен свой угол, – ворчит Арчи. – Чего она здесь забыла?

И сразу подходит, предчувствуя развлечение: берцы приволакивают скалоподобную фигуру, крутой утес, от которого прошибает холодный пот. Дуглас встает на пути как живой щит. Но Милли слишком счастлива, чтобы ей стало не по себе. Она вдыхает брата в каждом шорохе ветерка. Она быстро протискивается между Адамсами и подходит к Свану.

Он сидит, беззаботно привалившись спиной к могильной плите, и как будто спит. Милли присаживается рядом и шепчет:

– Алмаз еще здесь, правда?

Сван вздрагивает, не открывая глаз. Несмотря на желание остаться в пустоте, он во всех подробностях представляет то, что видел сегодня. Вот только видеть – еще не значит верить. Захоти он уверовать в эти навеянные грустью видения, он рассказал бы о толпах незнакомцев. Да, я видел Алмаза, сказал бы он ей. Видел, как мальчики и бумажные твари берутся за руки вместе с жителями Бёрдтауна. Я узнал некоторых с рисунков матери: Поплину и Сердцежора, зимних чудищ и птицу-град. Слышал, как детишки, пришедшие из другой эпохи, поют «Королеву Милли». Видел, как они кланяются, и Алмаз тоже: спины прямые, руки вперед, как будто собираются нырнуть. Я нагнулся вместе с ними и простоял в этом странном японском поклоне минут десять, пока отец, не выдержав стыда, не распрямил меня за ворот пиджака. А когда подошла моя очередь говорить что-то у гроба, я ничего не сказал. Ни слова этим доскам. Я сделал то, что отец всегда запрещал: я заплакал. Я рыдал в объятьях твари, похожей на букеты цветов. А потом я оказался один. Все это исчезло, и стало хуже всего: ты один, и ты псих. Так что нет, Сван никогда не расскажет того, что видел. Он не верит в эти странные видения. Наверное, он сам вообразил все это ради нее. Ведь она хотела, чтобы ее так помянули.

– Думаю, она довольна, – вырывается у него вслух.

– Кто? Твоя мама? Потому что они приходили? Алмаз тоже?

Сван открывает глаза, раздраженно прищуриваясь, и прикладывает палец к губам маленькой Водович. Чуя пробудившуюся опасность, Дуглас говорит Млике, что лучше ей вернуться. Но она не из тех, кто отступается. Второго шанса увидеть Алмаза не будет. Без тени испуга Милли кладет руки на гористые плечи Свана и расспрашивает его снова. И поскольку ей нужен ответ, она трясет эту громаду, начинающую терять терпение. В секунду крепкие пальцы сжимают хрупкие запястья, одно неуловимое движение – и девчушка летит на землю, бороздя локтями горячий гравий. Дуглас вздрагивает, но он привык. Если все будут хранить спокойствие, то дальше это не зайдет. Он стряхивает камешки, врезавшиеся в руки Млики, потом тянет ее на себя, помогая встать. Вопреки ожиданиям, она снова рвется в бой.

– Мой брат был здесь! Я чую! – кричит она в ярости. – Ты видел его! Скажи, что ты его видел!

– Видел? – удивляется Арчи с язвительной ухмылкой. – Погодите, она думает, что ее братишка в живых?

Он разражается хохотом, держась за живот, а Сван с Дугласом воинственно переглядываются.

– Алмаз был здесь, я знаю!

– Наоборот, думаю, ты многого не знаешь, – отвечает Арчи, сдавливая приступ смеха. – Ты не рассказывал ей, Дуг? Я думал, вы с ней как две сестрички.

– Кончай чушь молоть! – вскидывается его брат.

Арчи делает оскорбленное лицо. Присев, он то ходит гусиным шагом, то припрыгивает как лягушка. Он теперь так близко, что его кислое дыхание обдает Миллины колени. Однако она держит боевую стойку, ноги наготове, взгляд вперед. За Алмаза.

– Что? Эти два очконавта не рассказали тебе, как пришили твоего братишку?

– Заткнись! – вдруг вскакивает Сван, выходя из себя.

– Ну что вы за скоты! Она должна знать, что Бен Ладен сдал оружие. Разумеется, сдал! Видела