Брак по-тиквийски 2. Призрак Риаведи - Натали Р.

— Быстро привели себя в порядок, и в машину, — распорядилась она.

— Какая машина? — простонал Маэдо, прикладывая полотенце ко лбу. — Как мы поедем?

— На заднем сиденье. Впрочем, — она прищурилась, — могу погрузить вас в багажник, если через пять минут вы все еще не будете ничем отличаться от кореньев в банке.

Машина вырулила со двора. Тереза затормозила, вышла и надежно закрыла ворота на замок. Из глубины двора подмигнул красным глазом монстр. Нечего тут шастать всяким чужакам. А у Хэнка теперь есть ключ, ну и монстра он знает.

Внедорожник проехал по подмокшей колее, чудом не задевая склоненные с обеих сторон сырые ветви. Со двора номер 4 помахала Лика, кутающаяся в дождевик.

Машина вывернула на трассу, Тереза включила мигалку и сирену и втопила. Еще с Земли мечтала погонять на настоящей ментовской тачке с иллюминацией. Знать бы заранее, как сбываются мечты. Хорошо еще, не в отсеке для арестованных за частой решеткой. Там уютно расположились Ильтен и Маэдо с новой бутылкой, явно поставившие себе цель не выходить из общего наркоза до самого Ноккэма.

Она и есть Элеонора

Элеонора родилась на исходе зимы. Милая девчушка с тонкими серебристыми волосами и голубыми глазками — ни в Терезу, ни в Маэдо, ни даже в Ильтена, хотя он тут вообще ни при чем. Впрочем, врач неделикатных вопросов не задавал. Родился здоровый ребенок, да к тому же девочка, особая редкость — вот и расчудесно. Доктор осмотрел дитя, завел ему профиль в медицинской базе, спросил Ильтена:

— Имя уже придумали?

— Элеонора, — ответила Тереза. Ильтен молча кивнул: спорить с этим было бы глупо.

Элеонора улыбалась, глядя на мать, шевелила ручками. Демонстрировала, по выражению врача, все предпосылки к успешному развитию. Он потрепал новорожденную за щечку, пожелал всего наилучшего и откланялся.

— Дайте мне подержать, — хрипло вымолвил Маэдо, выдвигаясь с заднего плана.

Когда у Терезы начались схватки, Ильтен вызвал его во вторую очередь, сразу после врача. Не оставлять же в стороне одно из двух главных действующих лиц ритуала. Тот бросил все дела, примчался в разгар рабочего дня. Чашка недопитого чая в руке слегка дрожала; он поставил ее на прикроватную тумбочку. Спиртного они не пили. Не то чтобы не хотелось, но Тереза посулила оторвать гениталии тому, кто напьется, пока она рожает. Она и так была недовольна, что они повадились выпивать вместе. Понемногу, но регулярно. А что еще делать в ожидании ребенка?

Тереза передала ему Элеонору. Крошка снова заулыбалась. Без сомнения, она узнавала присутствующих. И, похоже, изо всех сил, доступных маленькому ребенку, выражала благодарность за возможность родиться. Чтобы после умереть…

Нет, взмолилась Тереза. Ну неужели совсем нельзя сделать так, чтобы она жила дальше? Поберечь в эту первую рискованную декаду от сквозняков и несварения, последить ночами за дыханием малышки… Может, такие дети умирают лишь потому, что родители внутренне с этим смиряются? Пренебрегают заботой, не уделяют должного внимания — все равно ведь умрет, мол. А надо просто постараться. Ведь может быть так? Тереза смотрела на Маэдо, с непередаваемо умильным выражением лица качающего на ладонях ее кровиночку, и понимала, что не сможет спокойно с ней расстаться. Ей она полностью посвятила последние две трети года, отказавшись от всего, что считала важным. Неужели теперь отпустит?

Приехав в город после ритуала, Тереза отошла от хандры и планировала вернуться к нормальной жизни. Возобновить свою небольшую практику ремонтника, снова ловить преступников вместе с Маэдо… Почему бы нет? Беременность — не болезнь. Уж ее-то сильному организму нагрузки нипочем. Декада дождей миновала, на небеса выкатилось светлое желтое солнце, и Терезу переполняла энергия. Но тут оба ее мужчины встали насмерть.

— Ни о какой работе не может быть и речи, — отрезал Ильтен. Прямо так, безапелляционно. — Замужней женщине вообще ни к чему работать, а беременной — категорически противопоказано.

— Почему это? — возмутилась она.

— Потому что это может повредить ребенку.

— Да засохни ты! Какой, скажи на милость, вред ребенку от того, что я буду чинить телефоны и телевизоры? Я же не с радиацией работаю и не с отравляющими веществами!

Ильтен изобразил пальцами знак, якобы отводящий беду.

— Только этого не хватало! С твоей работой и без всякой радиации опасностей полно. Вдруг ты обожжешься паяльником? Или тебя ударит электрический ток?

— Я, по-твоему, совсем кривая и страдающая параличом? Как можно обжечься паяльником, если соблюдать технику безопасности? Ты хоть раз видел, чтобы я обожглась?

— Не видел. Но это не значит, что такого не может произойти.

— Вот дерево упертое! — Она сердито топнула ногой. — Ты просто нашел повод держать меня в четырех стенах. Ты же всегда мечтал, чтобы я сидела дома и никуда без тебя не выходила — признайся, а? Только знаешь что? Это не твой ребенок! И можешь засунуть свое мнение поглубже, оно тут последнее!

Тереза грохнула об пол очередную чашку, и отскочивший осколок поранил ногу. Она раздраженно всплеснула руками: сейчас еще и к этому прицепится! Начнет капать на мозги, как опасно кидаться чашками. Не в силах этого вынести, она хлопнула дверью и прищемила палец. Да что ж такое! Зарычав от бешенства, она пнула дверь лифта, коварно попытавшуюся прихлопнуть ее на выходе, и стремительно зашагала к городскому управлению службы охраны безопасности. По пути дважды споткнулась, а в парке чуть не налетела глазом на ветку. Что за проклятье? Это все Ильтен накаркал!

Секретарь высшего командира Маэдо по привычке собрался было отчитать вломившегося посетителя: мол, шеф занят, на прием нужно записываться заранее. Но, едва взглянув на Терезу, резко передумал и нажал кнопку переговорника:

— Господин Маэдо, к вам ваш агент…

Не дожидаясь окончания доклада, она рванула дверную ручку. Вот сейчас нажалуется на Ильтена и напросится пожить недельку…

Маэдо поднялся с кресла. На лице его нарисовался форменный ужас.

— Зохен, что с тобой? На тебя напали? — Он тут же оказался рядом, бережно подхватил под руку, усадил в кресло для посетителей, словно немощную.

— Никто на меня не напал, — огрызнулась она.

— Тереза, у тебя на лице ссадина, нога в крови, палец то ли ушиблен, то ли сломан, — перечислил он. — Платье порвано…

Вот блин, где это ее угораздило? Должно быть, узкая пройма рукава лопнула, когда она споткнулась во второй раз и была вынуждена резко схватиться за столб.

— Я просто слишком быстро шла, — буркнула она.

Перед ней возникла чашка с чаем. Казенная, из темного стекла, ну да ладно. Она отпила.

— Тебе следует быть аккуратнее, — заметил он. — Ведь ты носишь дочку.