Имя Кати - Павел Николаевич Губарев

Анна вытянула руку из-под одеяла, чтобы посмотреть на часы. Впрочем, куда она торопится? Никуда. Или ей захотелось уже быстрее вернуться домой? Просто её бесит его выражение лица. Честный он. Печальный он. Толку от его честности! Один раз она чуть было не вышла замуж за такого же вот. Тоже с чипом в голове. Тогда это было в диковинку ещё. И легально. Да и чипы вставляли не такие мощные. Всего лишь расширение памяти. Отлично помогало в работе. Никита работал архитектором. Анна же ещё только перекладывала бумажки в каком-то мелком инвестфонде. Он приглашал её ужинать. Она соглашалась. Он всегда рассказывал что-то интересное. Она слушала. Он был романтик. Ей это нравилось. Потом… в какой-то момент… Почему телевизор показывает этот канал? Она вроде бы включала новости, но играет музыка. Он был романтиком. Ей это нравилось. Потом, в какой-то момент, он стал слишком романтиком. Всё предлагал ей уволиться и куда-то поехать. Зачем?

Он рассказывал о работе. Было интересно. Что делает здание? Оно стоит. Вроде бы нет ничего более постоянного, чем дом. Бетонная, крепкая штука. На самом деле… Действительно, канал сам по себе переключился. Ладно, не страшно. Главное, чтобы вместо холодной воды не пошла внезапно горячая. Этот отель действительно свихнулся. Хорошо, что ей недолго здесь торчать.

На самом деле здание — как он говорил? — больше похоже на вихрь, чем на коробку. Потоки людей вливаются в двери и выливаются из дверей. Возносятся на лифтах, засасываются в кинотеатры и выталкиваются по окончанию сеансов, как кровь из сердца. Воздух втягивается вентиляцией, вода засасывается из водопровода. Еда заезжает в фургонах и уходит с канализацией.

Откройте кран так, чтобы вода закрутилась в умывальнике и прибывала с той же скоростью, с которой убывает. Есть ли вода в умывальнике? Вроде как есть, но в то же время утекает. Так и здания — вроде и стоят недвижимые, но при этом всё время меняются. Так же, как и люди. С каждым кусочком еды, с каждым вдохом, с каждой слезинкой, с каждой отслоившейся чешуйкой кожи, с каждым глотком воды, с каждым бокалом вина, с каждой таблеткой.

Кстати. Она ведь давно забыла Никиту. Возможно, действительно таблетки помогли. Выстроили плотину между памятью и сознанием. Но теперь плотина рушится из-за этой сволочи Кея. Ну сволочи же они — чипованные. Хотя она сама не понимает толком, что происходит с человеком, которому микросхема впилась зубчиками в затылок.

Анна развернула бумажку, которую ей дал Сокращённо Кей. На бумажке была написана фамилия Никиты.

Ну хорошо, Никита. Что с ним такого? Никита рассказывал, как это — проектировать огромное здание, когда у тебя в голове чип. Сколько вещей ты обычно можешь удерживать в рабочей памяти? Пять-семь. А с чипом — весь проект полностью. Никакой чертёж, никакая трёхмерная модель этого не заменит. Он весь у тебя в голове.

Ну или ты в нём.

Крути его как хочешь, продумывай. Фантазируй. Меняй вот здесь — и тут же чувствуй, как это отразится вот там. Броди по коридорам, летай по вентиляции. Убирай квадратные окна, ставь круглые, смотри на них вблизи, издалека, с высоты птичьего полёта или прижимаясь носом к стеклу — и всё это не открывая глаз, не касаясь ни единой клавиши.

Результат был выше всех похвал. Это было время великих архитектурных сооружений.

Два здания, в которых располагалась фирма Анны, были как раз из таких. С виду — обычные офисные стекляшки. Но изнутри… Анна и подумать не могла, что архитектура может так сильно действовать на душу. Коллеги-англичане прозвали эти здания-близнецы «парой старых туфель». An old pair of shoes. В русском языке не было такого выражения, но Анна хорошо понимала ощущение уюта, которое закрепилось в поговорке, дошедшей до нас из времён, когда кожаную обувь приходилось долго и больно разнашивать, чтобы ботинки принимали твою форму и обнимали тебя всякий раз, когда ты их надевал. Настолько уютными были эти здания.

Анна их терпеть не могла.

Коридоры обнимали её. Окна и дверные проёмы приветствовали её, как старого друга. Но Анна помнила, что кто-то отдал душу за эти дома.

Стив Джобс изобрёл велосипед для мозга. Чип в голове — это гоночная машина, библиотека и строительный кран для мозга. Неокортекс теперь больше не внутри черепа. Ты лижешь аксонами полупроводники, щупаешь байты, посылаешь сигналы, принимаешь сигналы. Читаешь строки, перебираешь мысленным взором массивы чисел, жонглируешь в памяти векторной графикой. Ты всезнающий врач, всезамечающий следователь и всевидящий архитектор. Пронырливый бизнесмен, писатель от бога и политик от дьявола.

Но разве кроме зданий ничего в мире не изменилось? Конечно, нет.

Когда появились первые нейрокиборги, любимый публицист Анны сказал, что мир приготовился к самой увлекательной шахматной партии в истории человечества. Разумелось, что это война: модифицированные люди поработят обычных. Ну или хотя бы зажмут в углу доски. Но чёрные фигуры не захотели прыгать с клетки на клетку, а попытались раствориться среди белых. Белых сковал страх.

Любое новое изобретение сперва вызывает страх. Будь то «Прибытие поезда». Будь то имплант в мозг.

Шахматная партия увязла в топтаниях, топтания перемежались редкими скандалами. Может ли нейрокиборг получить Нобелевскую премию? Поскандалили и решили, что может. Может ли киборг заседать в сенате США? Поскандалили и решили, что может, но лучше не надо. Это только то, что всплыло на поверхность из бульканья новостей, теорий и догадок. Слоны подходили к ладьям, всматривались в их глаза, искали бугорки на затылках и спрашивали — а не из этих ли он? Ладьи уходили от вопросов. Или просто уходили с публичного поля.

Шахматную доску накрыли простынёй, и дальнейшая возня мало кого интересовала, кроме диванных параноиков. Если бы Анна не сталкивалась по работе с начинающими предпринимателями (а многие начинали с того, что модифицировали себя), вообще забыла бы про то, что человечество — если верить хорошо подвешенным языкам — вышло на новый этап развития.

Вышло и вышло. Пока что это «Сицилианская защита» под простынёй, догадки и предсказания. В итоге единственными зримыми и заметными следами присутствия электрических сверхлюдей остались здания, созданные модифицированными архитекторами. Такими как Никита.

Потому что они были не политики и даже не врачи. Строишь себе здание — строй. Делать это запуганное общество позволяло. Ну что ж, делай. Убирай квадратные окна, ставь круглые, смотри на них вблизи, издалека, с высоты птичьего полёта, прижимаясь носом к стеклу — и всё это не открывая