Хаос звезд - Кирстен Уайт

Я ныряю под верёвку и слышу эхо смеха за закрытыми двойными дверями, отчего на душе инстинктивно становится тепло.

Потом я понимаю, кому принадлежит смех.

— Амон-Ра, я убью его, — рычу я, пиная ногой дверь. Тайлер, даже не соизволила выглядеть так, будто ей стыдно за себя, она сидит на полу в углу, что-то громко зачитывая со своего телефона. Рио снова смеётся, даже не поднимая глаз с того места, где он пролистывает планы. Мои планы. Для моего зала.

Я отпускаю поток самых гнусных проклятий, которые только приходят мне в голову, с языка срываются хорватские выражения, что обычно случается в такие моменты.

— Руки прочь от моих бумаг! — Срываюсь я, когда, наконец, у меня заканчиваются обзывательства для него. С его губ сходит улыбка, а под оливковым загаром его лицо совершенно теряет цвет.

Глаза Тайлер округляются, но она всё равно выглядит так, словно её веселит происходящее.

— Это арабский?

— Нет, это волшебный язык. Что он здесь делает?

Рио качает головой, словно выходит из тумана.

— Я помогаю.

— Ты не… — мой рот замирает, как только я оглядываю стены зала. Установлены три четверти всех креплений, всё выполнено идеально, аккуратная, качественная работа. Когда я выходила два часа назад, то сделала только третью часть, а я работала с 3:30 ч утра.

О, нет.

— Но… Мишель говорила, что у них нет денег на помощников, — говорю я, запинаясь.

— А я бесплатно, — отвечает он со своей ослепительной улыбкой. — Очень ценится при поступлении в колледж.

— Как ты…? — Я кладу руку на одно из креплений.

— Я работал в мастеровой бригаде при театре со времен средней школы. Я построил десятки таких. Плюс, мой отец художник. Я в ладах с металлом, и мне не составляет особого труда делать всё это и электропроводку.

Электропроводка. Насчёт неё я переживала больше всего с самого начала. Мне никогда раньше не приходилось работать с проводкой, и хотя я знаю, как я хочу, чтобы это работало, я всё время надеюсь, что провода как-нибудь сами проведутся. Лампочки, сделанные на заказ, и оборудование стоят в коробках у стены в моей комнате в доме Сириуса. От одного взгляда на них мне уже становится плохо.

Если лампочки не будут идеальны, то всё оформление зала не станет иметь значения. Если я пролетаю с этим залом, то доказываю Мишель, да и себе, что крупные проекты мне не по зубам.

— Ты и вправду думаешь, что можешь сделать освещение?

— Я в этом уверен.

Я закрываю глаза и кладу руку на свой ноющий лоб. Я не хочу, чтобы он был здесь. Из-за него всё кажется странным и сложным, и я ненавижу то, что запоминаю его лицо, и могу точно вспомнить то, какие ощущения испытала, когда его рука скользнула в мою ладонь.

И самое ужасное то, что настоящей причиной, по которой я избегаю его звонков то, что теперь я его боюсь.

Часть меня хочет узнать, насколько плохо всё могло кончиться, если я позволю себе чувствовать то, что я хочу чувствовать, и увидеть, к чему может привести то соединение наших рук.

Я не могу делать это. Я не могу допускать новые потери. Я не могу хотеть что-либо, что не может длиться вечность, либо быть реальным.

Но этот зал реальный и, да завладей мной хаос, он мне нужен.

— Беру тебя в подчинение, — говорю я.

Рио вопросительно вскидывает тёмные брови.

— Всю следующую неделю ты забываешь про жизнь вне этого зала. Мне нужно твоё время, твоя голова, и особенно твой пикап. Будешь делать всё, что я тебе говорю, без вопросов. Это мой зал и ты здесь останешься так долго, сколько мне нужно. Понятно?

Рио кивает, улыбаясь от счастья, для которого нет причин.

— Хорошо, что Скотта здесь нет, — говорит Тайлер, продолжая строчить в телефоне. — После такой речи он точно запал бы на тебя.

— Ты, — я указываю на нее, и она поднимает взгляд на меня с усталым выражением. Я смягчаюсь и улыбаюсь ей. — Иди за едой для всех, потому что мы здесь сегодня надолго. Бери мою карточку и можешь не торопиться.

— Как скажете, сэр! — подпрыгивает Тайлер, отдавая честь. — Мне нравится, когда ты начинаешь командовать. Ты просто прелесть. — Роясь в моей сумке, она находит мой бумажник и убегает.

Я глубоко вздыхаю и берусь за следующее крепление. В мгновение ока Рио оказывается рядом со мной, помогая устанавливать его на нужное место. Он двигается уверенно и легко. Мы с Тайлер обращаемся с ними неумело, никто из нас особо не знает, как это делается правильно. Он держит неудобную по длине доску на месте, пока я навожу гвоздострел.

Он ждёт, когда я ловлю ритм, прежде чем говорить.

— Итак.

Дуф.

— Насчёт того вечера.

Дуф.

— У меня такое ощущение и, поправляй меня, если я ошибаюсь, потому что я не говорю на языке девушек, хоть и отчаянно пытаюсь его выучить, что ты была…

Дуф.

— … немного расстроена.

Дуф, дуф, дуф, дуф.

— По крайней мере, ты делаешь успехи с языком девушек, — отвечаю я сквозь зубы.

— Что я сделал?

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него. Он всё разрушил, вот что он сделал.

— Какую часть темы о том, что мы просто друзья, ты не понимаешь?

Его улыбка — просто шедевр, чистый и прекрасный, но что-то ещё поблёскивает в его синих-пресиних глазах.

— Друзья держатся за руки.

— А, да ладно?

— Всё время.

— Поэтому вы со Скоттом частенько за руки держитесь.

— Приходится завязывать с этим. У него потные ладони.

— С Тайлер?

— Слишком костлявые. Сразу вспоминаются кошмары из детства про танцующие скелеты.

— Может каким-то другим друзьям, кого я не знаю, ты регулярно сжимаешь пальцы, если это такое нормальное проявление дружбы?

— Нет, не особо.

— Значит, говоря о «друзьях» и «всё время», ты имеешь ввиду «никого» и «никогда».

— Я разве не упоминал, что английский не мой первый язык? Также как и с языком девушек, иногда я упускаю из виду детали.

— Тогда хорошо, что ты пишешь стихи.

Он смеётся, запрокидывая голову так, словно сила радости чересчур велика, чтобы шея могла её держать. Это прямо лавина смеха, тёплый ветер, проносившийся мимо меня, и я поздно осознаю, что улыбаюсь и смеюсь вместе с ним.

Потом его глаза встречаются с моими, и тёплый ветер пустыни резко улетает, оставляя после себя вакуум, и в зале не остаётся воздуха, между нами не остаётся воздуха. Я не могу отвести глаз.

Он наклоняется ближе и его притягательный взгляд переключается на мои губы, потом снова возвращается к моим глазам, связывая меня, маня меня, пугая меня.

— Айседора?

— Да? — Отвечаю я, но что-то не так с моим горлом, поэтому мой голос звучит, странно и хрипло. Я и не знала, что моё имя звучит так мелодично.

— Ты не можешь убрать от моей груди гвоздострел?

И вот он воздух, которого мне не хватает. Я благодарю идиотских Богов за свою тёмную кожу, так как лицо горит, и я направляю гвоздострел снова на рабочую область. Этот зал не получится сделать быстро.

— Как ты делаешь это? — Я спрашиваю Тайлер, не поднимая глаз от маникюра, который я ей делаю. Она остаётся у меня на ночь, чтобы мы могли пораньше завтра начать красить панели из фанеры. И потому что Тайлер убеждает меня в том, что нам обеим нужен девичник или она сойдёт с ума. Я так устала, что у меня закрываются глаза.

— Как я делаю что?

— Как ты можешь любить Скотта?

— Ого, так сильно ненавидишь моего парня?

Я смотрю на неё в панике, что обижаю её, но она по-прежнему улыбается.

— Нет, нет, я не это имею ввиду. Скотт клёвый. Я в смысле, как ты… как ты позволяешь себе любить кого-то, когда знаешь, что это закончится? Ты не чувствуешь себя плохо постоянно от этого?

Не переживаешь? Что будешь делать, когда потеряешь его? Даже если вы не расстанетесь, вы умрёте. Не важно, как это произойдёт.

Она берёт кисточку с лаком из моих рук и закручивает её во флакончик.

— Айседора, дорогая, это самая грустная история их тех, что я слышала. Мне нелегко это говорить, потому что моя мама работает терапевтом, и она сводит меня с ума своими лекциями, а как ты относишься к терапии?

Я качаю головой, избегая её взгляда.

— Я не страдаю депрессией. Я просто… всегда думала, что я живу в мире, в котором всё длится вечность, понимаешь? И это оказалось не так. А я не хочу чего-то, что не длится вечность, потому что это кажется таким пустым. Не хочу, чтобы меня снова использовали.

Она облокачивается на край кровати и обнимает меня за плечо, прижимая ближе к себе.

— Не знаю про вечность. Меня это не беспокоит. И, может, мы со Скоттом поженимся и заведём пятьдесят детей, состаримся и сморщимся вместе. Или может, мы разобьёмся и сгорим в огне, или расстанемся, и если это случится — это будет разрушительно, но я счастлива от того, что у меня есть сейчас. И я могу жить в этом счастливом состоянии и чувствовать себя спокойно в нём, зная, что, даже если что-то изменится, у меня всегда будет это. Понимаешь?