Древнерусская государственность: генезис, этнокультурная среда, идеологические конструкты - Виктор Владимирович Пузанов

всего, здесь имели место иные мотивы. В князе нуждалось родное племя, а длительное его отсутствие грозило благополучию последнего. Пока Первуд находился в плену, соплеменники не могли предпринять какие-либо решительные действия и нарушить мир с византийцами. Его же появление на родине привело бы к немедленному военному демаршу в адрес империи, что хорошо понимали сами ромеи[368]. Поэтому, в ситуации, когда стоял выбор между интересами и безопасностью соплеменников, с одной стороны, и помогавших ему чужеземцев — с другой, выбор князя был естественен. Несмотря даже на то, что его связывали с последними оказываемая помощь, кров и пища (вещи святые для язычника). Здесь, может быть, можно даже усматривать конфликт между Первудом-гостем, обязанным толмачу и его семье, связанным с ними священными узами дружбы и "родства по пище, питью и крову" (преступившие его карались богами), и Первудом-князем, от которого в существенной степени зависело благополучие сородичей. Интересы личные, в любом случае, должны были уступить интересам общины. Правда, личные интересы князя не могли не затрагивать общественных, ведь недостойное его поведение не только бросало тень на род и "племя", но и грозило им гибелью. Соплеменники же, судя по всему, восприняли действия князя как должное, а после его казни, вместе с союзниками, пришли мстить грекам.

* * *

Описанный выше стереотип поведения мог сложиться в обществе, где внешний мир — враждебен, а война — перманентное явление. Борьба за выживание рода, за сохранение своей территории и захват новых пространств была жесткой. Византийцы первыми из народов, владеющих письменностью, столкнувшиеся с новым противником, единодушны в описании ужасного зла и бедствий, приносимых славянскими вторжениями в пределы империи. Естественно, что без преувеличения не обходилось. Чего только стоит, например, упоминавшееся известие Прокопия Кесарийского о "более чем… 200 000 погубленных и порабощенных… ромеев" "при каждом вторжении" авар, склавинов, антов[369]. Тем не менее, последствия таких вторжений действительно были ужасными, а с врагами не церемонились. В источниках фигурируют, как правило, стандартные штампы при описании действий противника, славян в том числе: "творили ужасное зло"[370], "заполнили все дороги трупами"[371], многих убили[372], все разграбили[373], поработили бессчетное множество[374], "захватили много городов и крепостей:… опустошали и жгли, и захватывали в плен"[375], "непрерывно убивали и брали в плен"[376], "грабили, захватывали и убивали"[377] и т. п.

Латинские источники более сдержаны. Например, "Хроника Фредегара", отметившая, что славяне Само разоряли и "сильно неистовствовали"[378], пожалуй наиболее эмоциональна в этом плане. Это понятно — Западная Европа не подвергалась таким мощным вторжениям со стороны славян, как Византия. Западноевропейские общества сами еще, в той или иной мере, оставались "варварскими" по природе, поступки славян им были понятнее и мало чем отличались от привычных им стереотипов поведения. Более эмоциональной информация хроник станет позднее, когда немецкая и датская экспансия на славянские земли и насильственная христианизация обострят взаимное ожесточение противников до предела.

Наряду со стандартными штампами, отдельные византийские авторы донесли до нас подробные, красочные и яркие описания конкретных событий, в которых отношение славян к врагам проступает во всей красе. Особенно ценен в этой связи рассказ Прокопия Кесарийского о вторжении 3-х тысячного войска славян в Иллирик (Далмацию) и Фракию, в ходе которого был штурмом взят приморский город Топир. Разделившись на два отряда, славяне разгромили ромейские войска в Иллирике и Фракии. Вначале оба отряда "не щадили никакого возраста, но… убивали поголовно всех", "так что вся земля, составляющая Иллирик и Фракию, наполнилась трупами, по большей части не погребенными[379]. Убивали же они тех, кто им попадался, не мечом, не копьем и не каким-либо другим привычным способом, но, очень крепко вбив в землю колья и сделав их весьма острыми, с большой силой насаживали на них несчастных, направляя острие кола между ягодицами и вгоняя вплоть до внутренностей человека… Кроме того, вкопав в землю… четыре толстых столба, привязывая к ним руки и ноги пленных, а потом непрерывно колотя их дубинами по голове, варвары эти убивали (людей) наподобие собак, змей или другого какого животного. А иных они, запирая в сараях вместе с быками и овцами, которых не могли угнать в родные места, безо всякой жалости сжигали". Один из отрядов столкнулся с отборной ромейской конницей во главе с телохранителем императора Асвадом, и разгромил ее "безо всякого труда". Большинство кавалеристов было перебито, а взятого в плен Асвада сожгли в костре, предварительно нарезав из его спины ремней. В конце похода, оба отряда, "как будто опьянев от потоков крови, решили взять в плен некоторых…". Так, захватив штурмом Топир, славяне "всех мужчин, числом до 15 тысяч[380]… тут же убили, все богатства разграбили, а детей и женщин обратили в рабство"[381].

Исследователи указывают, что Прокопий в данном случае пользовался устной информацией, поэтому преувеличения были неизбежны. Кроме того, не одобряя политику Юстиниана, он мог сознательно сгущать краски. Тем не менее согласимся, что для очевидца все письменные и устные преувеличения бледнеют перед одним мигом кровавой действительности. Описанные же способы расправы с пленными встречаются и в более позднюю эпоху и вряд ли придуманы автором[382].

Нередко славянские отряды, обремененные большой добычей, на обратном пути перехватывались византийскими подразделениями. В такой ситуации славяне вначале уничтожали способных носить оружие мужчин, для того, видимо, чтобы они не могли оказать сопротивления и помочь нападавшим, а если ход сражения складывался в пользу противника — вырезали и остальных[383]. Правда, это не всегда получалось[384]. Бывали случаи, когда во время боевых действий пленникам не только удавалось бежать, но и прихватить с собой часть награбленной славянами добычи[385].

В описанных случаях не следует усматривать какие-то особенные черты, свойственные только славянам или варварам в целом. Войны того времени характеризовались жестокостью по отношению к противнику, безжалостностью — к побежденным. Те же "цивилизованные" византийцы не отличались в подобных случаях гуманностью. Например, действия византийской армии при нападении на территорию славян нацеливались на максимальное нанесение урона живой силе противника, захват пленных и добычи. Как следует из источников[386], была отработана совершенная система грабежа и переправки награбленного в Византию. При внезапных нападениях на славинии полководцам рекомендовалось "не захватывать живыми тех из врагов", которые могут оказать сопротивление, "но убивать всех встречных и продвигаться дальше. И не задерживаться ради них… а "ловить" благоприятное время"[387].

Во время персидской войны, византийский отряд, проникший ночью в поселение мисимиян (союзников персов),