Древнерусская государственность: генезис, этнокультурная среда, идеологические конструкты - Виктор Владимирович Пузанов

на последующее развитие восточной ветви славянства (по крайней мере, определенной части племен, связавших свою последующую судьбу с Восточной Европой). На примере этих контактов наиболее ярко проявляются основные принципы взаимоотношений древних славян с иноэтничными образованиями и представителями других этносов и, в известной мере, степень готовности местной культурной традиции к восприятию внешних социокультурных импульсов.

Во второй половине VI — первой трети VII в. ключевыми для славян, по-видимому, являлись отношения с аварами. Часть славянских племенных объединений оказались в подчинении у Аварского каганата. Степень зависимости была различной. Отдельные, наиболее удаленные племена, наверное, отделывались сравнительно легко: уплатой дани и периодическим участием в аварских военных экспедициях. Другим повезло меньше. "Хроника Фредегара" сообщает, что авары "каждый год приходили зимовать к славянам, брали жен и дочерей их к себе на ложе; сверх других притеснений славяне платили" им дань[417]. Память об этом жила долго среди потомков тех, кто испытал на себе прелести такого "межэтнического симбиоза". Спустя несколько столетий автор "Повести временных лет", (знавший, несомненно, византийские источники[418]), писал по мотивам народных преданий о том, как обры (авары) "воеваху на Словенех, и примучиша Дулебы, сущая Словены, и насилье творяху женамъ Дулепьскимъ: аще поехати будяше Обърину, не дадяше въпрячи коня ни вола, но веляше въпрячи 3 ли, 4 ли, 5 ли женъ в телегу и повести Обърена, и тако мучаху Дулебы"[419].

При всех, казалось бы, параллелях двух известий, общее между ними одно — изображение славянских женщин как жертв аварского насилия. Видимо, именно эта сторона господства представлялась наиболее оскорбительной и тяжелой для народной памяти. Не исключено, что в русской летописи факт вынужденного сожительства славянских женщин с аварами трансформировался в сюжет с запряганием в телегу. С одной стороны, тем самым затушевывалась особо позорная для народной гордости сторона ига, с другой — сюжет с запряганием людей является одним из наиболее распространенных в народных представлениях об издевательствах победителей над побежденными[420].

Кроме того, известия "Хроники Фредегара", судя по всему, имеют под собой историческую основу. Как показывают исследования, до 20-х гг. VII в. зимовки у покоренных народов после весенне-летне-осеннего периода кочевания являлись составной частью хозяйственно-культурного уклада аваров[421].

По приказу кагана славяне должны были участвовать в военных действиях на стороне аваров. В зависимости от ситуации и вооружения, они могли использоваться в качестве морского десанта, просто гребцов на судах, строителей переправ, обслуги при осадных орудиях и т. п. Обыкновенно славяне составляли первую линию боевого порядка аваров и начинали сражение. В случае успеха, авары "подходили, чтобы захватить добычу"[422]. Если бой для славян складывался неудачно, авары их поддерживали собственным натиском, благодаря чему первые "вновь обретали силы"[423]. Поражение на поле брани могло закончиться для выживших славянских воинов казнью, как это произошло, по информации "Пасхальной хроники", во время осады Константинополя летом 626 г. После того как славянский флот был уничтожен византийцами, немногие из спасшихся вплавь "были убиты по… приказу" хагана[424]. О жестокости хагана к своим славянским подданным, о том, что аварское господство держалось на силе страха, свидетельствуют и другие известия. Например, Феофилакт Симокатта отмечает, что во время одного из походов славяне строили переправу по приказу хагана, повинуясь страху[425]. Нередко славяне, исполняя волю хагана, воевали самостоятельно.

Тяжесть ига выражалась и в том, что власть хагана была деспотической, а славяне, как мы помним, весьма дорожили своей свободой. "Свободные, они никоим образом не склонны ни стать рабами, ни повиноваться, особенно в собственной земле" — писал Маврикий Стратег[426]. Особого внимания здесь заслуживает "повиноваться". Вполне возможно, что самое подчинение императору и королям, свойственное ряду соседних с ними народов, славяне считали недостойным, сродни рабству. В этой связи представляет интерес средневековая "Чешская хроника" Козьмы Пражского. Восхваляя древнюю свободу, он пересказывает легенду о Либуше, в которой повествуется о добровольном избрании чехами князя.

Введение института княжеской власти здесь равноценно добровольному порабощению[427]. Характерно, что Либуше пытается вразумить людей: "О народ, ты несчастен и жалок, ты жить не умеешь свободно, вы добровольно отказываетесь от той свободы, которую ни один добрый человек не отдаст иначе, как со своей жизнью, и перед неизбежным рабством добровольно склоняете шею"[428]. Не только в народных преданиях, но и в душе самого Козьмы Пражского видна борьба двух идеологий: эпохи родоплеменного строя и феодального общества. Автор тоскует, как бы сказали древние греки, по "золотому веку"[429], воздает должное первому князю — Пржемыслу и сожалеет об утерянной свободе, под которой понимается жизнь без княжеской власти[430].

Может быть этим обстоятельством, отчасти, объясняется и традиция преданий о добровольном избрании князя. Помимо чехов такие предания бытовали у поляков (Лешек и Земовит) и у русских (Рюрик с братьями)[431].

Конечно, славянские племенные объединения имели своих князей. Но отношения между последними и народом еще не вкладывались в схему господство-подчинение[432], а княжеская власть даже отдаленно не напоминала деспотическую власть аварского хагана. Кроме того, по языческим воззрениям, славяне, покорившись аварам, оставались их рабами не только в мире живых, но и в мире мертвых. Это обстоятельство особенно угнетающе должно было действовать на народное сознание.

Отдельные славянские племена являлись союзниками аваров в борьбе с той же Византией. Отношение к ним было иным. Имеются смутные известия, что хаган привлекал старейшин племен к участию в походе щедрыми дарами. При этом они, приняв их, могли вежливо ему отказать[433]. Важным побудительным мотивом участия в аварских походах для славян, несомненно, была добыча, хотя распределялась она аварами. Когда, например, славяне, захватив г. Анхиал, "нашли там пурпурные одеяния", посвященные Анастасией, супругой императора Тиверия, местной церкви, аварский хаган "забрал и надел" их, "говоря: "Желает этого царь ромеев или не желает, но вот, царство отдано мне!"[434]. Следовательно, согласно аварским представлениям, императорская одежда символизировала императорскую власть. Одевшись в нее, каган как бы перенимал власть императора.

Кроме того, славянские племена часто сами нуждались в военной поддержке каганата для противостояния противнику. На каких условиях хаган оказывал помощь, видно на примере описания одной из осад Фессалоники. Потерпев очередную неудачу, славяне, "собрав множество даров", отправили с ними послов к хагану. Ему обещали "дать еще больше денег, сверх того, что они предполагают" захватить при взятии города, "если (хаган) для этой (цели) окажет им помощь в войне"[435]. Славяне нуждались в поддержке хагана, на наш взгляд, и потому, что испытывали острый дефицит в тяжелом вооружении и кавалерии.

Отмечая