Древнерусская государственность: генезис, этнокультурная среда, идеологические конструкты - Виктор Владимирович Пузанов

войне с персами середины 50-х гг. VI в. В этой кампании принимал участие и его сын, который носил распространенное греческое имя Леонтий и, вероятно, был христианином[487]. Можно предположить, что, попадая на византийскую службу, многие славяне фактически ассимилировались в следующем поколении. Особую роль в этом процессе играло принятие христианства[488].

Поведение Первуда, Акамира и им подобных, равно как и упомянутый случай с имуществом бежавших славян, свидетельствует о том, что в VII–VIII в. родоплеменная система у славян, поселившихся на территории империи и в зоне контакта с нею, находилась на стадии деструкции. Особо показателен эпизод, произошедший в 60-е гг. VIII в., связанный с похищением агентами императора архонта северов Славуна[489]. Г.Г. Литаврин справедливо отмечает, что без сообщников среди северов, находившихся в окружении Славуна, успех операции вряд ли был возможен[490]. Это свидетельствует о глубоком кризисе родоплеменного строя у северов.

Впрочем, происходившие изменения и в указанном регионе еще не везде были глубокими, тем более — необратимыми. В случае попадания того или иного объединения в зону традиционных отношений возможен был достаточно быстрый откат назад. Вероятно, это произошло с частью тех славянских племен, которые мигрировали в Восточную Европу и на северо-запад.

Несомненно, что и славяне оказали мощное воздействие на жизнь Византийской империи, как в плане этногенеза, так и в плане социально-экономического и политического развития. Основная масса славянского населения влилась в состав византийского крестьянства и, ассимилировавшись, оставила о былом славянстве память в названиях населенных пунктов и ряда орудий труда. Например, такие слова как плуг, коса, сенные вилы, борона, рыбная сеть в новогреческом языке происходят из славянского[491].

Конечно, иноэтничное воздействие на славян не ограничивалось аварским и византийским факторами. Например, на западную ветвь славянства существенное влияние оказали контакты с регионами так называемого "каролингского Запада" и северно-германскими народами[492]. Однако на развитии будущих восточнославянских племен до второй половины VIII в. это влияние, практически, не ощущалось. Несомненно, что несколькими веками ранее, в III–IV столетиях, была велика роль готов. К сожалению, за исключением известий Иордана, противоречивого археологического материала и данных лингвистики, о содержании этих контактов практически ничего не известно. Можно предполагать, исходя из туманной информации Иордана о столкновениях готов с венедами и антами[493], что соседство с межплеменным объединением готов и борьба с ним способствовали консолидации части праславянских племен. В свою очередь, это не могло не воздействовать на развитие военной организации, зарождение или укрепление института военных вождей, эволюцию социальной системы в целом. Вряд ли здесь можно строить сколько-нибудь далеко идущие концептуальные схемы, однако готское происхождение таких славянских слов как князь, пениази (деньги), купить, полк, шлем, меч — достаточно красноречиво. Все же эти данные мало информативны для темы настоящего исследования, к тому же, вероятно, восходят к стадии существования праславянского единства, вступавшего в эпоху переселений и, как следствие, распада.

Только с VIII в., с расширяющимся проникновением скандинавов в Восточную Европу, начинается прямое взаимодействие северно-германского и восточнославянского элементов. По мере успехов политогенеза у восточных славян, распространения христианства и оживления международных контактов, их отношения с романо-германским миром будут расширяться и, несмотря на взлеты и падения, играть все более заметную роль.

Большое значение в этногенезе славянства (особенно его восточной части), в складывании хозяйственного уклада, развитии материальной и духовной культуры, военного дела и общественных отношений имели контакты с иранскими племенами. По наиболее распространенному в современной литературе мнению, антская общность сформировалась в условиях славяно-иранского симбиоза, с включением, возможно, готского и тюркского элементов[494]. Однако конкретных сведений относящихся к додревнерусскому периоду, способных пролить свет на интересующие нас вопросы, нет.

* * *

Особого рассмотрения заслуживают отношения между различными славянскими племенами и объединениями. Не вызывает сомнения то, что славяне в VI–IX вв. осознавали свое этническое родство, принадлежность к единой общности[495]. Это обстоятельство определялось рядом факторов: лингвистическим, фольклорно-этнографическим, этнопсихологическим[496]. Дальнейшее укрепление общеславянского самосознания было связано с развитием славянской письменности и формированием старославянского литературного языка[497]. Сужение использования "кирилицы" и старославянского языка лишь определенным кругом славянских народов, углубление конфессиональных и историко-культурных различий, консолидация отдельных народностей разрушали единство славянского мира. Тем не менее, на протяжении эпохи средневековья славянские хронисты сохраняли и развивали традицию, признававшую общность происхождения всех славянских народов[498].

О развитом чувстве племенной общности у славян[499] наглядно свидетельствуют события 626 г., связанные с осадой аваро-славянскими полчищами Константинополя. После того, как хаган приказал перебить славян, уцелевших после проигранного морского сражения, остальные славяне "снялись и ушли". Хагану не оставалось ничего другого, как отступить от стен города[500]. Так бесславно закончилась эта военная акция, положившая начало закату могущества Аварского каганата.

Другой пример межплеменной солидарности славян. После казни византийцами князя ринхинов Первуда, вместе с его соплеменниками мстить ромеям пришли стримонцы и сагудаты, к которым впоследствии присоединились другувиты и, возможно, некоторые другие "варварские роды"[501].

Однако вышеназванное чувство этнической общности отступало на второй план, когда речь шла об интересах собственного племенного союза, племени, рода. Маврикий Стратег, занимавший императорский престол с 582 по 602 г. и хорошо осведомленный о ситуации в приграничных с Византией славянских объединениях, писал, что склавины и анты пребывают "в состоянии анархии и взаимной вражды". Соглашения же, заключенные с ними, ненадежны по причине господства различных мнений, вследствие чего "они либо не приходят к согласию, либо, даже если и соглашаются, то решенное тотчас же нарушают другие, поскольку все думают противоположное друг другу и ни один не желает уступить другому"[502]. Данное сообщение содержит, вероятно, двухуровневую информацию: состояние анархии в управлении племенными союзами, понимавшееся как отсутствие монархии[503]; противоречия между отдельными славянскими объединениями и группировками, в том числе и теми, которые находились в состоянии "дружбы"[504]. Несомненно, что существовали противоречия и между отдельными племенами, входившими в союз. Однако вряд ли решение, принятое на уровне союза племен, могло нарушаться отдельными, входившими в него племенами без угрозы разрушения такого межплеменного образования. Не исключено, впрочем, что у Маврикия речь идет о вражде антов и склавинов.

К сожалению, мы не знаем ни о характере и прочности племенных союзов того времени, ни о степени вовлечённости славянских племен в подобные объединения. В условиях массовых миграций того времени, сложности международной ситуации, слабости социально-экономических предпосылок интеграции и т. п., вполне возможно существование первичных племен, не интегрированных в более крупные объединения, либо входивших в иноэтничные образования и политические системы. Как бы то ни было, речь у Маврикия Стратега идет, прежде всего, о "межплеменных"