Сто лет одного мифа - Евгений Натанович Рудницкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако в такую счастливую случайность что-то плохо верится. В своей книге Фриделинда излагает историю его ранения и спасения несколько иначе, воспроизводя ее по памяти со слов матери: «Вместе с четырьмя товарищами его взял в плен польский патруль. Все они были ранены осколками ручной гранаты, но, поскольку польские войска отступали, раненые не получали почти никакой медицинской помощи. Польский врач сделал все, что было в его силах, однако медикаменты были уже на исходе. В течение нескольких дней они находились под немецким огнем… Вместе с остальными ранеными, которых рассадили по шести машинам, с белой рубашкой, которую им дали в качестве флага парламентариев, он добирался до немецких позиций. Встретивший их немецкий командир начал было кричать на Вольфи, что это безумие – поступать таким образом; но, поняв, что произошло, он приказал доставить моего брата с двумя ранеными товарищами самолетом в лазарет в Лигнице». В то время раненых было еще не очень много, и им уделяли больше внимания, чем впоследствии. Первое время при Вольфганге постоянно находилась мать, а когда опасность миновала и раны стали заживать, она организовала для сына в больнице постоянное дежурство. Дважды его навещал сам Гитлер, который подарил ему цветы и отдал распоряжение своему личному врачу Карлу Брандту вести постоянное наблюдение за раненым и докладывать о ходе выздоровления. Обо всем этом Винифред написала дочери в Швейцарию, и та послала брату бандероль с шоколадом, но отвечать матери на письма не стала.
После того как Вольфганг начал вставать с постели и получил возможность самостоятельно передвигаться, он приступил к реализации разработанного Титьеном для него и Виланда (но отвергнутого старшим братом) плана подготовки к будущей деятельности в качестве соруководителей фестивалей. В своих воспоминаниях он писал: «Я планировал получить образование по двум специальностям. Прежде всего я хотел на практике познакомиться с работой безупречно функционирующего театра с обширным репертуаром. В какой-то мере я чувствовал себя так, словно меня окунули в холодную воду, боялся, что у меня с самого начала ничего не получится и после нескольких неудач мне придется сдаться. Я выполнял обязанности помощника ведущего спектаклей, и мое продвижение по службе зависело от самого ведущего, то есть я должен был заботиться о том, чтобы репетиции и спектакли шли в установленном порядке». Кроме того, ему было необходимо приобрести кое-какие музыкальные знания (это и была «вторая специальность»), однако из-за полученного ранения он уже не мог ни учиться игре на фортепиано, ни постигать искусство дирижирования: «Все же я хотел овладеть основами музыкальной теории – учением о гармонии и контрапункте – и научиться анализировать музыкальную литературу разных жанров. Хайнц Титьен порекомендовал мне заниматься с коррепетитором Берлинской государственной оперы на Унтер-ден-Линден Рольфом Эренрайхом, который кроме своей основной работы сочинял музыку. Под его квалифицированным руководством мне удалось овладеть основными музыкально-теоретическими знаниями. Однако обучение проходило не только в тихом учебном кабинете: поскольку оно имело практическую направленность, я принимал участие как в классных, так и в сценических репетициях на сцене. Участие в сценических репетициях имело для меня наибольшее значение. Я, например, наблюдал работу Марии Чеботари над партией Саломеи (самая удачная и любимая партия этой певицы) – от самой первой читки, последующих режиссерских, оркестровых и основных репетиций до генеральной репетиции, премьеры и дальнейших спектаклей текущего репертуара, – и у меня сохранились об этом незабываемые воспоминания».
К началу своей работы в Берлинской государственной опере он еще застал там взятого Гитлером из Вены (можно сказать, в качестве приза за присоединение Австрии) Клеменса Крауса; Вольфганг также восхищался искусством концертировавшего в Берлине с Прусской государственной капеллой Герберта фон Караяна. К тому времени молодой и амбициозный генералмузикдиректор Аахена, успевший громко заявить о себе в Берлине благодаря превосходному исполнению Тристана, уже втянулся в бесконечный процесс противостояния и соперничества с Фуртвенглером, и Вольфганг стал свидетелем этого захватывающего в своем роде спектакля. По его словам, «это был бесценный опыт». Таким образом, Берлинская государственная опера стала для младшего сына Винифред одновременно театральным училищем и высшей музыкальной школой. Кроме того, он постоянно расширял свой кругозор, изучая специальную литературу: «Я упорно занимался самообразованием, посвятив почти весь свой досуг чтению необходимой для будущей работы литературы по истории музыки. Это было необычайно насыщенное время».
Инвалидность Вольфганга давала ему определенные преимущества. Ему не было необходимости следовать конкретному учебному плану, он мог заниматься тем, что интересовало его в первую очередь, перенимать опыт лучших режиссеров и театральных администраторов и понемногу изучать все тонкости театрального ремесла. В результате пути братьев окончательно разошлись. Уже в 1940 году Вольфганг предложил Виланду, ссылаясь при этом на мнение Титьена, разделить сферы влияния: «Он считает, что я лучше тебя подхожу для режиссуры (ты говорил мне, что придерживаешься того же мнения): итак, ты займешь место мамы, то есть станешь руководителем фестивалей, а также сценографом, тогда как я займу место Титьена, то есть буду художественным руководителем или режиссером». Однако жизнь расставила все по своим местам. Если готовивший себя к художественной деятельности Виланд стал одним из самых знаменитых оперных режиссеров и сценографов своего времени, то Вольфганг прославился прежде всего в качестве интенданта-долгожителя. Он также поставил множество опер, проявив при этом чудеса изобретательности в смысле технического оснащения постановок, но не был режиссером такого же высокого класса, как его брат.
* * *
Наконец к Рождеству в Ванфрид пришло письмо от Фриделинды. В обоснование своего нежелания возвращаться на родину она ссылалась на коварство обманувшего их и весь немецкий народ фюрера, которое стало совершенно очевидным после того, как Советский Союз оккупировал восточную часть Польши, и таким образом прояснилась суть сделки между Гитлером и Сталиным: «Я не вижу причины бросаться в объятия этому национал-коммунистическому сообществу и любовно его одобрять. Люди, предавшие страну России после
