Похвала Глупости - Дезидерий Эразм Роттердамский

душу от удручающих забот и погружает ее в море наслаждений. Пожелание себе такого именно заблуждения высказывает Цицерон в одном из своих писем к Аттику, – именно где он говорит, что желал бы не ощущать и не сознавать окружающих бедствий. То же приблизительно ощущал и тот Аргивянин, про которого рассказывает Гораций: в припадке умопомешательства он целые дни проводил в пустом театре, смеясь и аплодируя, точно он видел на сцене интересное представление, меж тем как сцена была совершенно пуста. Нужно заметить, что, за исключением этой странности, он всюду выказывал себя совершенно нормальным человеком. «Приветливый с друзьями, – говорит Гораций, – ласковый с женой, он был мягок в обращении с рабами и не поднимал из-за всякого пустяка бури в стаканчике». Но вот родственникам удалось его вылечить от болезни. Когда он пришел в себя, то, вместо благодарности, друзья услышали от него упреки. «Право же, друзья мои, убили вы меня, – говорил он, – а не спасли. Вы лишили меня моего лучшего наслаждения, насильно лишив меня моего милого заблуждения». И он был прав. Не он, а они, в сущности, заблуждались; сами они более нуждались в нескольких приемах чемерицы, за то что сочли нужным прогнать разными микстурами, точно болезнь какую, столь счастливое и сладкое помешательство!..

Что такое помешательство? Благополучие помешанных. Обманутые мужья

До сих пор мы еще не решили, следует ли называть помешательством какой бы то ни было обман чувства или заблуждение ума. В самом деле, ведь не сочтут же за помешанного человека, который по близорукости примет мула за осла или по недостатку художественного вкуса придет в телячий восторг от бездарного стихотворения, как от какого-нибудь поэтического шедевра?.. Близким к помешательству можно счесть лишь того, кто не одному лишь обману чувств подвержен, но и выказывает явную и постоянную превратность суждения, – например, если кто при всяком блеянии осла принимал бы эти звуки за восхитительную симфонию или кто, родившись бедняком и безродным, считал бы себя за Крёза, царя лидийского. Если этот последний вид безумия имеет известную веселую сторону, то от него испытывают удовольствие не только сами помешанные, но и все окружающие, которые, впрочем, отнюдь не становятся от того сумасшедшими. Вообще же этот вид помешательства гораздо обычнее, чем это принято думать. Зачастую двое помешанных смеются друг над другом, к обоюдному своему удовольствию, и тот, кто громче смеется, оказывается сплошь да рядом более помешанным, чем другой. И чем более у человека точек помешательства, тем он счастливее: таково, по крайней мере, мое мнение. Следует только оставаться в том из двух выше упомянутых родов безумия, который находится в моем ведомстве. Этот род безумия до такой степени общераспространен, что вряд ли во всем человечестве найдется хоть один человек, который бы всегда был в здравом уме и который бы не страдал каким-либо видом помешательства. Да и где в действительности граница между человеком в здравом уме и помешанным? Если, видя перед собой тыкву, человек принимает ее за свою жену, его называют помешанным. Почему? Да просто-напросто потому, что подобный случай редок. Но если муж неверной жены клянется-божится, что она вернее Пенелопы, с чем и поздравляет себя при всяком удобном и неудобном случае, – счастливое заблуждение! – то никому и в голову не приходит называть такого человека помешанным. А почему? Да просто потому, что мужья в подобном положении встречаются на каждом шагу.

Охотники

К этому же сословию принадлежат и те, кто помешан на охоте. В сравнении с ней для них все трын-трава. Дикое завывание охотничьих рожков, смешанное с лаем собак, для их слуха слаще музыки. По крайней мере, так сами они уверяют. Им, сдается мне, даже вонь собачьего помета кажется восхитительным ароматом. А свежевать зверя – какое это наслаждение! Резать быков, баранов – это дело мясников, мужланов, сиволапых; совсем другое – резать дикого зверя: это привилегия благородного дворянина. Посмотрите, с какой ритуальной торжественностью принимается он за свежевание убитого зверя. Вот он снял шапку, склонил колена. В его руках особый, специально для такой операции предназначенный нож: пускать в дело первый попавшийся ножик было бы профанацией священнодействия… Посмотрите теперь, с какой церемонной методичностью производится сама операция: знайте, что каждое телодвижение его предусмотрено, как предусмотрен строгий порядок, в каком совершается операция над различными членами убитого зверя. Право, можно подумать, что совершается какое-то священнодействие!.. Толпа зрителей вокруг, молчаливая, сосредоточенная: смотрит-дивуется, – можно подумать, что дело идет о каком-то диковинном, невиданном зрелище, а не о самом обыденном, тысячу раз виденном каждым… А если кому из присутствующих посчастливится при этом отведать дичи, он уж чувствует себя поднявшимся на целую ступень в дворянском достоинстве… Правда, что эти страстные звероловы и звероеды и сами в конце концов едва ли не превращаются в зверей; но это отнюдь не мешает им думать, что они живут истинно по-царски.

Строители

Всего ближе к этой категории помешанных стоят люди, одержимые манией строительства. Сегодня они строят четырехугольное здание, завтра перестраивают его на круглое, потом круглое переделывают опять в четырехугольное и так далее. Строят и перестраивают до тех пор, пока в один прекрасный день строитель оказывается без дома и даже без средств для пропитания… А впрочем, разве важно, что потом случится? Зато как приятно прожито несколько лет!..

Изобретатели

Ближайшую к этим категорию помешанных представляют те, что погружены в поиски пятой стихии и каких-то там новых и таинственных знаний, при помощи которых они замышляют ни более ни менее как перевернуть вверх дном весь существующий порядок вещей. В сладкой надежде на свои великие открытия, они не щадят ни трудов, ни средств. Их беспокойный ум постоянно что-нибудь изобретает, для того лишь, правда, чтобы приятным образом себя морочить до той минуты, когда от всех его разорительных затей у злополучного изобретателя не останется даже, на что починить свой горн!.. И после этого, впрочем, не перестают ему грезиться сладкие сны. По мере сил своих он и других всячески старается склонить к подобному же благополучию. Наконец, когда сладостному самообману приходит конец, он находит себе избыточное утешение в том, что, как гласит известное изречение, «в великом уже одно желание – подвиг». Они все сваливают тогда на кратковременность жизни, совершенно недостаточную для осуществления великого дела.

Игроки

Не знаю, право, причислить ли к нашей компании также игроков. Впрочем, что глупее и смешнее зрелища, которое представляют иные игроки, до того помешавшиеся на игре, что от одного стука игральных костей у них моментально начинает усиленно биться сердце. Затем, когда в надежде