Последние магнаты. Тайная история - William D. Cohan

в их словах есть смысл", - сказал Мишель. "Поэтому нужно серьезно относиться к тому, что они говорят". Но для Мишеля действия Эдуарда были непостижимы и не поддавались никакой логике. "Это не имело смысла. Этого не могло случиться, даже если бы я согласился". Если бы Мишель согласился на требования Эдуарда, возражения партнеров были бы незамедлительными и существенными. А для такого логичного человека, как Мишель, каждый шаг которого был рассчитан на постепенные, а не радикальные изменения, поведение Эдуара было просто неприемлемым. "Мы не любим делать революции", - сказал он однажды в 1993 году. "Если вам приходится это делать, значит, вы потерпели неудачу. Мы предпочитаем эволюцию". Когда однажды в Париже его более молодой и недоверчивый партнер Жиль Этриллар спросил его об очевидном отсутствии воспоминаний о том, что Lazard простил долг клиента в 50 миллионов долларов, Мишель ответил: "Если бы я не был уверен, я бы смог что-нибудь вспомнить; а поскольку я ничего не могу вспомнить, я должен быть уверен". ("Блестяще", - отметил про себя свидетель этого показа.)

"Эдуард был очень нетерпелив, - продолжает Мишель, - и темпераментен, и я даже не уверена, что он это планировал, понимаете? Думаю, он подумал, что теряет позиции, что я немного разочаровываюсь в нем, и он сказал: "Ладно, я назову его блеф и скажу, что уйду, если ты этого не сделаешь". И я сказал: "Ты уйдешь". И на этом все закончилось. Эдуарда быстро вывели из двух главных операционных комитетов в Париже и Нью-Йорке. Он остался партнером фирмы, сосредоточившись на инвестициях в частные капиталы, пока прорабатывались детали его ухода, о котором много сплетничали. В Нью-Йорке партнерское соглашение Lazard позволяло Мишелю увольнять партнера по собственному усмотрению. В Париже теоретически было не так просто отстранить партнера; там партнерство должно было единогласно проголосовать за отстранение партнера. Однако в реальности Мишель всегда добивался своего в обоих местах. В Париже на смещение партнеров уходило больше времени, но "люди в основном уважали мои решения", - говорит он, хотя Эдуард сохранял свою долю в Lazard в Париже, что создавало проблемы для Мишеля в дальнейшем.

Хотя в компании отрицали, что произошло нечто подобное попытке государственного переворота, предпринятой Эдуардом, такую пикантную историю нельзя было долго сдерживать, особенно учитывая ее способность нарушить политическую динамику внутри фирмы - расчеты, которые и так были сбиты вероятным уходом Феликса, очевидным оттеснением Раттнера и Лумиса (который к тому времени находился далеко в самоизгнании в Сан-Франциско, где он восстановил офис Lazard, первое присутствие фирмы в городе за последние сто лет), и уходом Мессье. Уход Эдуарда должен был привести к образованию огромного вакуума власти. Подробности начали всерьез просачиваться в первые недели января 1997 года. Хотя один из партнеров, знакомый с враждой, охарактеризовал Эдуарда как обладателя "менталитета "убей или будь убит"", фирма по-прежнему официально открещивалась от этой истории, называя размолвку "раздутой". Наконец, 11 января 1997 года газета Financial Times опубликовала интервью с Мишелем, в котором он ближе всего подошел к признанию случившегося, сказав, что его позабавили сообщения прессы об этом. "Что застало меня врасплох, так это то, что во Франции было принято считать, что он явно и несомненно станет моим преемником", - сказал он. "Это показывает, насколько французы роялисты в душе", - добавил он, - "Мистер Стерн - человек со многими дарами, но он слишком публично размышлял о том, какой должна быть его карьера". По его словам, потрясения в успешном инвестиционном банке неизбежны. "Любой инвестиционный банк по необходимости полон людей, которые довольно сильно напряжены, потому что талант, необходимый для привлечения клиентов, состоит в равных частях из уверенности в себе и неуверенности в себе". Не признавая, что он вообще рассматривает возможность ухода, он все же сообщил, что думает о назначении нового управляющего комитета "из трех-четырех-пяти, не больше" партнеров Lazard для управления все более сплоченной глобальной фирмой.

В качестве дополнительного шага в этом направлении в 1996 году три дома договорились делить часть своей прибыли, хотя многие банкиры в Лондоне считали, что налоговые последствия такого соглашения будут для них наиболее болезненными. "Рано или поздно, - сказал Мишель, - Lazard станет Святой Троицей. Их будет трое, а он будет один". (Концепция Святой Троицы, отражающая католическое воспитание Мишеля, стала для него мантрой в течение следующих нескольких лет). Мишель признался, что у него есть план, как это будет работать. Так, Eurafrance, частная инвестиционная компания, контролируемая Мишелем и некоторыми его французскими партнерами, возможно, захочет обменять свою долю в Pearson в размере 360 миллионов долларов на доли Pearson в Lazard Partners и Нью-Йоркском и Парижском партнерствах, если новый генеральный директор Pearson, американка Марджори Скардино, решит продать долю Pearson в Lazard, о чем ходили слухи. Мишель, дольше всех остававшийся членом совета директоров Pearson, несомненно, должен был знать, что думает Скардино. Он всегда считал, что его доля в Pearson, накопленная за долгие годы перед лицом неоднократных попыток поглощения со стороны Руперта Мердока, станет страховкой от нежелательного исхода в тот день, когда Pearson решит продать свою долю в Lazard. И этот день, похоже, становился все более близким.

В то время как мельница слухов Lazard яростно вращалась, предполагая, что Феликс вскоре будет назначен послом во Франции, а разрыв между Мишелем и Эдуардом уже практически подтвердился, писательница Сюзанна Эндрюс нанесла новый удар. В пространном очерке, остроумно озаглавленном "Шпион зимой", опубликованном в мартовском номере журнала Vanity Fair за 1997 год, Мишель, "столь же очаровательный, сколь и вызывающий опасения", дал "беспрецедентное интервью" и рассказал о своих растущих проблемах. Также вновь был поднят вопрос о продолжающемся романе Мишеля с Марго Уолкер. По сути, Эндрюс обвинил Мишеля во многих затруднениях Lazard - среди них ссора с Эдуардом, ужасающая огласка о Феликсе и Стиве, а также желание Антуана Бернхайма покинуть парижскую фирму. "Мишель находится в очень затруднительном положении", - сказал Эндрюсу один "видный" неназванный банкир. "Он склонен все преуменьшать, но это очень серьезно, если он заботится о своем праве на наследство". Другой человек предложил аналогичную оценку: "Мишель всегда старается выглядеть наилучшим образом, но я думаю, что он очень обеспокоен тем, что Эдуард взорвал себя на стартовой площадке, что Мессье ушел, что Раттнер не привержен делу. Мишель совершил ошибку, позволив развиться этой культуре, в которой каждый каждый день вцепляется в горло каждому, но я думаю, что сегодня он пытается это исправить".

Эндрюс описал двух Мишелей: того, которого можно увидеть чаще всего, который неизменно любезно уделяет