Воспоминания (1865–1904) - Владимир Джунковский

Я нашел имение г. Маврокордато в полном разорении. Первое, что мне бросилось в глаза, это сожженный и разрушенный до основания дом и рядом сожженная церковь. Следов кощунства в церкви не было видно, так как от пожара уцелело только четыре стены. Обойдя эти обгорелые остатки, я направился к хозяйственным постройкам – здесь следов пожара не было видно, но все решительно было разграблено. В амбаре, находившемся недалеко от дома, все двери были выломаны и он был совершенно пуст, – в полу в одном из отдельных зданий оказалось отверстие, видно было, что лица, грабившие дом, искали деньги, но вместо них нашли одни сельскохозяйственные книги, которые изорванные и валялись тут же. Далее шли громадные склады вина – вина в бочках не оказалось, а сильный винный запах и лужи вина на земле свидетельствовали о том, что бочки были умышленно раскрыты или поломаны. Конюшни и скотный двор уцелели, но были пусты, я заметил в них всего штук 5 волов и одну корову, принадлежали они г-ну Маврокордато или же были приведены войсками кавалерийской дивизии Сулеймана-паши, занимавшего в то время местечко «Каралар», узнать я не мог. По всему скотному двору видны были раскиданные внутренности скота и несколько убитых кабанов и свиней.

Все остальные постройки если не сгорели, то свидетельствовали о следах грабежей. Все, что было годное к чему-нибудь, очевидно, было унесено, все остальное изломано и перековеркано. Единственное, что, по-видимому, уцелело, это большой паровик-самоход для молотьбы хлеба. Ни одной души во всем имении я не нашел, кроме солдат кавалерийской дивизии. Я сделал визит Сулейману-паше, от него я мог только узнать, что он прибыл с своей дивизией шесть дней тому назад и нашел все в таком виде, в котором оно находилось при моем посещении. Сулейман-паша мне сказал, что получил депешу от Эдхема-паши, чтобы охранить имение Каралар от разграбления, но исполнить этого он не мог, так как всё было разграблено до его прихода, о чем он и телеграфировал Эдхем-паше. <…>[445]

В четверг 10-го июля мы оставили Бешикташ, провожаемые местным турецким начальством и всей прислугой, которой я раздал на чай из сумм Красного Креста 900 франков. Его величество султан оказал нам еще последнее внимание, предоставив нам свои базар-каяки,[446] чтобы отвезти нас от пристани в Долма Бахче на пароход Русского общества «Королева Ольга».

В 10 часов утра отряд наш вступил на пароход «Королева Ольга» – на тот самый, который почти три месяца назад привез нас из Одессы в Константинополь. Врачи и сестры были очень рады возвращению в Россию, одно только сокрушало нас – мы должны были оставить в больнице больную тифом старшую сестру отряда Л. К. Пиварович; к счастью, ей было тогда уже лучше, и мы надеялись, что она скоро сможет вернуться в Россию.

Офицеры «Донца», во главе с командиром, турецкие врачи и многие другие лица прибыли на пароход с пожеланием нам счастливого пути.

В 11 часов утра наш пароход поднял якорь и по выходе из Золотого Рога стал входить в Босфор. Послышалось громкое «ура!», на которое мы отвечали. Это команда «Донца» приветствовала нас, когда мы поравнялись с ним.

Мы прекрасно дошли до Одессы, с нами возвращался в Россию и отряд Красного Креста, работавший в Афинах, во главе со своим уполномоченным доктором Тилле. Мы с радостью встретили наших собратьев, с которыми и совершили весь путь от Константинополя до Одессы. По этому поводу я послал депешу королеве эллинов и получил от ее величества в Одессе очень милостивый ответ.

В Одессе мы оставались до вечера. Касперовская община сестер милосердия вновь гостеприимно приютила наших сестер, пока я делал распоряжения для нашего дальнейшего следования. Тут мы расстались с главным нашим врачом И. П. Лангом. Никому и в голову не приходило, что в нем уже сидела зараза тифа и что мы прощаемся с ним навсегда.

За несколько дней до отъезда из Константинополя он почувствовал недомогание, но так как состояние его вообще не представляло никаких опасений и никаких признаков тифа заметно не было, он и выехал вместе с нами из Одессы, где жил его отец, у которого он и остался. К несчастью, болезнь оказалась тифом и бедный Иван Петрович не вынес его, проболев у своего отца четыре недели, скончался, к великому нашему горю.

В Одессе удалось отправить весь груз с почтовым поездом прямым сообщением, а самим выехать с курьерским в 9 часов вечера. Нам предоставили отдельный вагон 2-го класса, так что мы ехали с большим удобством. В Киеве я воспользовался свободным временем и с врачами и сестрами посетил Владимирский собор и Лавру, где мы приложились к чудодейственной иконе и осмотрели Ближние пещеры.

На другой день, 18-го июля, в воскресенье, мы с волнением и необыкновенно радостным чувством возвращения на родину подъезжали к Москве. Это было около 4-х часов дня.

На вокзале в Москве нас ожидала трогательная встреча – вся община, во главе с попечительницей Е. П. Ивановой, трудами которой был снаряжен отряд, члены местного управления Красного Креста во главе с генералом Даниловым, мои друзья Корнилов, Гадон и, наконец, мой брат.

Все были трогательны, я так был счастлив увидеть брата, но мне было больно, что сестры моей не было, она была заграницей с детьми Павла Александровича. Я не мог удержать слез, здороваясь, обнимая всех. Все поразились моим видом, правда, я был неимоверно худ, потерял больше пуда весу. По предположению врачей, я перенес паратиф на ногах.

На вокзале мне подали депешу великой княгини Елизаветы Федоровны, которую я и прочел членам отряда.

Телеграмма гласила: «Сердечно приветствую отряд радуюсь вас лично благодарить от всей души завтра в Москве и прочитать вам милостивую телеграмму императрицы Марии Федоровны. Елизавета.»

С вокзала мы проехали в экипажах к часовне Иверской Божьей матери. У Иверской была целая толпа народа, приветствовавшая отряд. Молебен был очень трогательный. Когда священник стал читать благодарственную молитву, все стали на колени, и мы горячо благодарили Бога за благополучное возвращение.

После молебна я простился с врачами и сестрами и поехал к себе на квартиру в генерал-губернаторском доме с моим братом, говорили мы без умолку, а в 6 часов я поехал с ним, Гадоном и Корниловым обедать в «Эрмитаж», а оттуда, простившись с братом, поехал с Гадоном в Ильинское.

С большим волнением я вышел из вагона в Одинцове и сел в коляску, высланную за мной из Ильинского. Встреча с их высочествами была более чем трогательная. Великий князь не дождался меня и пошел ко мне навстречу по дороге без шапки, встретил меня на дороге версты за 1 1/2 от Ильинского. Он обнимал меня, разглядывал, был мил страшно, говорил, что так боялся за меня, что очень рад, что я вернулся здоровым. Он сел ко мне в коляску, Гадон пересел на козлы, и мы быстро доехали до Ильинского. На верхней площадке лестницы дворца меня встретила великая княгиня тоже как близкого родного, тут же были Степанов и княжна Лобанова. Великая княгиня повела меня к себе на балкон, расспрашивала обо всем с таким заботливым вниманием и участием, затем подали чай, и мы долго не расходились, так как странно казалось сидеть в Ильинском за чайным столом и вместе с тем было хорошо, радостно… Легли поздно. На другой день я встал рано, оделся в парадную форму и отправился к великому князю явиться по случаю получения ордена Св. Станислава на шею. Я получил этот орден к 5-му июля.