Наследники Шамаша. Рассвет над пеплом - Alexandra Catherine

связывало более двадцати лет, — и зло, и горько взвыл Гаральд Алистер, единственный мужчина, которого она любила. — Как ты, моя жена?…

— Атия твоя жена и твоё единственное счастье. Не семья была твоим счастьем, а твоё герцогство. Так оставайся с ним, защищая его, ибо оно тебе дороже всего на свете!

— Уходи… — дрожащим голосом выдохнул Гаральд. — Ты потеряла рассудок от горя. Тебе надо отдохнуть. Завтра утром мы поговорим…

— Я не приду к тебе утром, — зло выдавила Акме, догадываясь, что она теряет себя, не в силах заглушить ту слепящую ярость, которая накрыла её сердце голубым огнём. — Я более никогда к тебе не приду. Я отказываюсь от титула Атийской герцогини. Слишком много сил я положила на защиту этого герцогства.

С этими словами она с редкостным остервенением сняла со своего пальца обручальное кольцо — самое любимое, никогда ею не снимаемое, — и швырнула под ноги оглушенному Гаральду Алистеру, которого клялась любить до конца своих дней.

Она выскочила из палатки, с трудом ориентируясь во тьме.

Она шла будто пьяная, отталкивая попавших под её руку людей, захлёбываясь злобными и горестными рыданиями, не слыша ничего, чувствуя, как клокочет в ней чёрная кровь, как жар давит ей на голову, как Кунабула шепчет ужасы. Пора было прислушаться и бросить все свои силы на Иркаллу.

Прибежав в свой шатер, она упала на колени и закричала, тщетно желая освободить сердце от горя, которого она ещё никогда в своей жизни знала.

Глава 23. Плита

Сад и дом Вильхельмины Райнблумэ утопали в снегу. В саду появились красивые снежные фигуры, а вход был украшен остролистом. В доме же всё мерцало и переливалось. Начинали приезжать гости, и Ишмерай обрадовалась, что приехала далеко не первая.

— Альжбета! — воскликнула Вильхельмина, подойдя к ней.

Хозяйка дома была одета в красивое светлое платье. Ишмерай облачилась в ярко — красный наряд, подаренный Вайнхольдами на день рождения. Волосы Ишмерай переплели золотистыми лентами, тщательно завили ей пряди и пустили их по спине.

— Какая ты красавица! — одобрила Вильхельмина. — Тебе даже не нужны румяна, ты сияешь.

Ишмерай пробормотала слова благодарности и выразила восхищение её нарядом и украшениями дома. Альжбета Камош действительно сияла, каждую минуту вспоминая объятия и поцелуи Александра.

— Благодарю тебя, дорогая! Иди в гостиную, помузицируй, чтобы гости не скучали. Мы не сядем за стол, пока не приедет он.

«Кого она имеет в виду под «он»? — подумала Ишмерай, и сердце её загудело от злости. — Бернхарда или Александра?»

Ишмерай вошла в гостиную, сделала реверанс перед уже собравшимися гостями. Кто-то из них знал Альжбету Камош и поторопился поздороваться с ней и обменяться несколькими вежливыми фразами. Кто-то из гостей, лишь наслышанный о подруге-учительнице столь богатой особы, холодно кивнул.

Ишмерай, привыкшая к подобному обращению, однако никогда подобного не забывавшая, горделиво прошествовала мимо и села у большого окна, любимого в этом доме, даже и не думая исполнять просьбу или приказание своей подруги играть на клавесине и петь, развлекая её друзей.

Обычно на подобных вечерах ей хотелось исчезнуть и посидеть в библиотеке с книгой в руках, но сегодня ей хотелось остаться и подождать Александра. Ей хотелось поглядеть, как он будет вести себя с Вильхельминой, во что будет одет и какое у него будет настроение.

«Как он будет себя вести со мной? — подумала Ишмерай и усмехнулась. — Не обратит на меня внимание. Как обычно… Даже несмотря на то, что он вчера говорил и делал… Как жаль, что я не могу надеть его чудесные изумрудные серьги…»

Тихо сидя у окна, Ишмерай внимательно прислушивалась к тому, что обсуждали гости. Все, как один говорили о судебных процессах, о загадочных побегах, о злодее, который их отпускает, даруя им жизнь. И сердце девушки все больше наполнялось холодом от мысли, что сделают с Алекандром, если его поймают по обвинению в этом преступлении…

— Миррина Камош… — рядом с ней присел молодой человек, всегда любезный и даже приветливый.

Эрнст Фёгель, сын местного богача, человека взбалмошного и нетерпимого ко всему иноземному и непонятному. По слухам, отец этого милейшего человека не пропускал ни одного сожжения. Эрнст был высок, строен и белокур, будто ангел. Казалось, в этих светло-серых глазах никогда не зажигался гнев.

— Дер Фёгель! — лучезарно улыбнулась Ишмерай, прекрасно зная, как её улыбка может влиять на мужчин. — Приветствую вас. С Рождеством!

— С Рождеством! — радостно ответил тот. — Вы долго не приходили на вечера к госпоже Райнблуме. Я начал думать, что вы захворали. Я беспокоился о вас.

— Не стоило беспокоиться, — заверила его Ишмерай, поглядев ему прямо в глаза, приподняв свои красивые брови, взмахнув длинными густыми ресницами. — Я просто не могла приехать.

— Вы сегодня так прекрасны… — тихо проговорил он. — Быть может, вы хотите выпить вина? Или пунша?

— «Глювайн», прошу Вас. Он такой горячий и приятный на вкус.

Эрнст быстро принес ей «Глювайн», тёплое вино с ароматными специями, внимательно наблюдая за каждым её движением. Ишмерай стало неловко под этим пристальным взглядом.

— Вы споете нам сегодня, сударыня Камош?.. Любой праздник без вашего голоса — не праздник…

— Прошу вас, Дер Фёгель, не говорите так о Рождестве! — тихо воскликнула Ишмерай.

— Простите, но вы всё же споете?..

«Вы мне уже наскучили, — мысленно вздохнула Ишмерай. — Я не хочу сегодня петь, я вовсе более не желаю петь. Разве что Александр попросит…»

И тут же услышала оживленный голос Вильхельмины. Хозяйка дома весело и с удовольствием кого-то приветствовала. И Ишмерай прекрасно знала, кого.

В следующую минуту в гостиную, уже наполненную гостями, вошла Вильхельмина и её самые важные гости — Адлар Бернхард и Элиас Садеган.

Элиас Садеган всегда был неотразим, но даже теперь он превзошёл самого себя. Александр, часто носивший чёрное, предпочитал, чтобы в элементе его костюма иногда присутствовало что-то синее — либо по причине того, что ему нравился этот цвет, либо под цвет глаз своей любовницы, либо под свой цвет глаз. Теперь же на нём был тёмно-зелёный колет с высоким стоячим воротником, с длинными рукавами и вышитыми на нём