Наследники Шамаша. Рассвет над пеплом - Alexandra Catherine
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А они что думали? — фыркнул Ивен Аим. — Что у нас луна квадратная? Или красного цвета?..
Каждый день казался невообразимо долгим, ибо каждый из путников с нетерпением ждал, когда же они смогут спуститься в долину, из которой можно было рукой подать до Карнеоласа, до людей, до дома. Карнеоласцы оживились, но атийцы не могли ликовать, пока был мрачен герцог. А герцог за эти дни изменился до неузнаваемости — его прямая уверенная походка стала сутулой и нервной, глаза, всегда смотревшие ясно, нынче были затуманены горькими мыслями и безудержным желанием поскорее добраться до своей семьи, до Атии и переосмыслить всё, что произошло.
Разведчики Карнеоласа, рыскавшие близ Авалара уже не первый месяц, встретили путников с изумлением, переросшим в радость. С любопытством разглядывая фавнов, карнеоласцы поведали, что король не получил никакой вести об их скором возвращении, поэтому никто не был послан к ним на встречу.
Когда герцог узнал о том, что Атия подверглась жестокому нападению демонов, Гаральд Алистер едва не взвыл. Но услышав о том, что нападение было отбито его супругой и — сердце его дрогнуло от счастья — сыном, который, как оказалось, сбежал из Нодрима вместе с войском, чтобы помочь своей матери, Гаральд тихо засмеялся.
Чудесная новость обрушилась на герцога до того оглушающим облегчением, что он устало, будто старик, опустился на ближайший камень, запустив руку в отросшие поседевшие волосы. Лорен и Акил тотчас начали успокаивающе хлопать его по спине.
— Где они теперь? — выдохнул герцог.
— С королевскими войсками. В дне пути отсюда. Несколько дней назад кунабульцы напали на несколько отдалённых карнеоласских деревень, герцогиня отбила нападение. Но теперь они продолжают наступать…
Герцог был неудержим. Он приказал некоторым атийцам и карнеоласцам сопровождать фавнов и подыскать для них безопасное место, сам же вскочил на коня и ринулся на северо-восток, на помощь жене и сыну.
Акме сдерживала натиск Кунабулы, оголтело напиравшей на границы Карнеолас, стремившейся достать своего давнего врага. Войска короля стойко держались на месте, но даже их силы стало не хватать, и ряды их начали накреняться. Гаспара так и не удалось запереть в Атии. Он грозился сжечь всех охранников, которых мать выставит перед ним, стоял на страже в самом дальнем кольце, ожидая возможности уничтожить любого демона, который ступит на территорию Карнеоласа и которого не сможет удержать герцогиня Атии.
Юноша отчаянно хотел на передовую. Но он внял отчаянию матери, теперь же ему приходилось ждать того, что не произойдёт, — оборона не будет сломана. Он нетерпеливо наблюдал за голубым сиянием материнского огня, который так призывно звал на помощь его огонь, куда более быстрый и резвый. Он размышлял о том, что, возможно, с годами станет сильнее неё, и его прозовут самым сильным из Рианоров. Он сможет уберечь Атию от любой беды, и не найдётся никого в Архее, кто бы смог открыто противостоять ему.
И как только он с восторгом подумал о подобном всесилии, где-то на севере вспыхнуло пламя — ало-золотое, озверело летевшее сквозь туман, с рыком и ненавистью вгрызавшееся в демонов. Новое волнующее чувство всколыхнуло сердце Гаспара. Ему почудилось, что сердце его дёрнули, растянули до невероятных размеров и влили в него новую кровь. Руки его задрожали от нетерпения и жара, сила его рвалась навстречу силе матери и этой неведомой новой силе. Воины встревожились и приготовились противостоять неизвестному, но огонь накинулся на кунабульцев и начал уничтожать их одного за другим.
Не обращая внимания на волны голубого пламени, золотой огонь кружился, одним всполохом покосив целые ряды демонов. Слишком быстро погибали враги, слишком быстро он переходил от одного к другому, и сомнений остаться уже не могло — когда исход битвы был предрешён, Гаспар кинулся навстречу золотому огню.
Увидев флаг Атии, выплывший из тумана и золотого огня, Акме застыла. Следом за знаменем выходили атийцы, карнеоласцы, отправленные в Заземелье вместе с её мужем и братом. И среди них она увидела своего племянника Акила. Он мчался ей навстречу.
— Акил! — хрипло выдохнула Акме.
Он уже не обращал внимания на демонов, которых добивали воины. Акме увидела брата и мужа…
Через несколько минут она уже обнимала племянника, Лорена и Гаральда, измученного, поседевшего. Она не могла поверить в то, что снова видела их любимые лица, пусть уставшие, но сиявшие радостью. Тревоги прошедших дней нынче били Акме и разрывали ей нутро. Она сходила с ума и тряслась, беспорядочно бросаясь то к одному, то к другому. Герцогиня Атии, всегда мрачная, но непоколебимо спокойная, рыдала навзрыд, не заботясь о том, что подумают о ней все те воины, которые видели её. Её семья вернулась из ада. Герцог обнимал вернувшегося сына…
Но что-то было не так. Она видела любимые лица, видела атийцев, Нидара Сура, Руфина Кицвилана, Сагрию, Цесперия, посланника Ансаро, она видела аваларцев. Она видела сотни людей.
— Атанаис? Ишмерай? — позвала она ясным голосом, оглядываясь, и с каждым мгновением к сердцу её подступал ужас.
Она увидела, что это имена дочерей будто ткнули герцога ножом в сердце, что яркое солнце лиц начало тускнеть.
— Ишмерай! — вновь позвала Акме, и взгляд её начал искать дочерей лихорадочнее.
— Акме… — вздохнул Лорен, осознав, что герцог сейчас едва ли сможет говорить.
— Атанаис! — голос матери, потерявшей своих детей, звенел всё сильнее. — Ишмерай!
Она почувствовала себя потерянной девочкой. Она звала на помощь, а все эти сотни людей, собравшиеся вокруг, не могли ей помочь.
— Где Ишмерай и Атанаис?! — выдохнула она, поглядев на Гаральда, стараясь не рыдать, но судороги сжимали её горло.
Но Гаральд страшно молчал. Он подошёл к ней, чтобы обнять её, но Акме было это недостаточно. Ей был нужен ясный ответ: где её дочери, красивые, яркие, весёлые девочки? Самые родные и любимые.
— Нет! — твёрдо, почти зло воскликнула она, когда Гаральд начал обнимать её. — Почему ты молчишь?! — напряжение последних дней и невыносимый страх за всю семью вырывался истерикой. — Отойди от меня и скажи, привёз ли ты моих дочерей?! — отчаянно воскликнула она, начиная осознавать, что зовёт в пустоту.
— Я не привёз их, — страшным шёпотом
