Наследники Шамаша. Рассвет над пеплом - Alexandra Catherine
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нет, он не мог взять эту девушку с собой. Все в Архее будет ей чуждо. Она разочаруется и, хуже всего, едва ли сможет вернуться домой. Пусть остаётся в своей родной Гесперре и выходит замуж за сэлата Рафаэля или любого другого мужчину.
Приняв твёрдое решение, Марк почувствовал, как на сердце полегчало. Он поднял голову к бескрайнему небу, которое провожало тёплую осень и приветствовало холода. Ветер налетел на него и приятным холодком пробежался по лицу. Марк поёжился. Он окреп, будто немного прибавил в росте и в весе мышц. Руки и спина стали более рельефными руками. На лице появилась аккуратно выбритая бородка и усы. Он привлекал внимание девушек. Они обращали на него внимание и приветливо улыбались. А те, что посмелее, подходили ближе и заглядывали в глаза. Бог благословил Баркиду на красивых девушек.
Марк разбежался, залез на ограду, сорвал два поздних цветка, ловко спрыгнул с ограды, подошёл к одной из девушек, заложил цветок ей за ухо и, услышав смущённый смех, с красивой яркой улыбкой пошёл дальше.
Несмотря на осеннее увядание, настроение было превосходным. И дело было не в отъезде Сакрума. Правитель Шамшира уехал на целых три недели на север страны по делам, забрав Басила, Одола, Малвара и других помощников. За Марком и Атанаис остались приглядывать Аамон и Рабинара.
Марк ворвался в дом игривым ветром, кинулся наверх, к Рабинаре, которая уже начала вставать с постели, и застал её в длинной ночной рубахе с длинными распущенными темно-золотыми волосами. Девушка босиком стояла на прохладном полу у распахнутого окна и слушала ароматы моря. Марк, улыбнувшись, постучал в открытую дверь.
Рабинара обернулась и не смутилась оттого что Марк видел её в таком неприбранном виде. Она внимательно поглядела на него и тихо спросила:
— Почему это ты так светишься?
— Хорошее настроение, — ответил он, подошёл к ней и заложил ей за ухо поздний цветок.
Девушка ошарашено заморгала, поглядела в зеркало, которое появилось у неё на столе совсем недавно, смущённо фыркнула и вдруг улыбнулась так, как он не видел никогда — широко, радостно, смущённо.
— Так улыбайся теперь всегда, — сказал он, на мгновение сжал её руку и вышел из комнаты.
Ноябрьские холода обрушились повальными простудами и осложнениями. До своего отъезда Сакрум снял ещё один большой дом неподалёку и забрал в него как можно больше женщин и детей. Заболевших было столько, что Сакрум снова разрешил Атанаис помогать Аамону в врачебном кабинете. Но вскоре пожалел о своём решении.
В один из дней Атанаис вернулась хмурая, бледная, измученная. Она вошла в дом, поднялась на второй этаж и, не раздеваясь, улеглась в кровать. К ужину она не спустилась. Поздно вечером к ней поднялась Рабинара.
— Атанаис, — позвала та. — Ты не ужинала, пойдём.
Девушка не ответила. Тогда шамширка подошла к ней ближе, дотронулась сначала до её плеча, потом до лба. Атанаис горела огнём и тяжело дышала.
— Чёрт бы тебя побрал… — прорычала Рабинара и побежала за Аамоном.
Тот влил в заболевшую целительницу столько снадобий, что желудок девушки не выдержал, и её вывернуло наизнанку. Аамон, Рабинара и Марк дежурили у её кровати всю ночь по очереди. Жар спадал ненадолго, затем опять поднимался, и Атанаис начинала метаться в кровати, тихо охая от сковавшей тело ломоты.
— Держись, дорогая, — шептал Марк, поглаживая её по лицу, когда никто не видел. — Мы купим для этого чудовища корабли и вернёмся в Архей. А там ты снова увидишь Атию. Её заснеженные горы, заливные луга. Умоляю тебя, держись. Ты же такая сильная.
— Иногда мне кажется, что я никогда не увижу ни дом, ни мать, ни отца… — хрипло прошептала она, морщась от боли. — Я так тоскую по ним. Так тоскую по Ишмерай и Гаспару.
— Я тоже тоскую по Ишмерай. Но я верю, что ещё увижу её.
— Иногда мне снится, что она умерла, что Атия в огне.
— Всё это только кошмары, отражение наших страхов. Не более. Отдыхай, Атанаис. Лекарство Аамона должно подействовать.
— Спой мне, Марк… — прошептала Атанаис, тяжело закрывая глаза. — Ту песню, которую ты пел недавно.
И Марк пел, тихо и таинственно, улыбаясь, поглаживая её по лицу. А у самого сердце сжималось от страха. Эта болезнь забирала тех, кто слаб здоровьем. Атанаис сильна, но жар такой высокий!.. Она вылечила уже стольких, но о себе не подумала.
— Пожалуйста, не оставляй меня, — едва слышно умолял он. — Я держусь здесь только ради тебя. Только из-за тебя и Ишмерай служу Сакруму, этому врагу Карнеоласа.
Когда улучшений не последовало после четырёх дней лечения, руки Аамона затряслись.
— Чем же они тебя заразили, девонька? — прошипел он в ужасе. — Если ты не выкарабкаешься, Сакрум всем нам отрубит головы. И развесит в саду.
— Не отрубит, — криво усмехнулась Атанаис, которую трясло от сильной лихорадки. — Он не будет жертвовать своими Братьями ради меня. Найдёт тебе новую помощницу.
— Может, оно и так, — вздохнул лекарь. — Но, боюсь, что в тебе он видит совсем не помощницу. Ещё ни к одной чужачке он не относился так внимательно, как к тебе. Не удивлюсь, если он прервёт поездку и примчится сюда раньше срока. Послание ему уже направили.
По ночам, когда жар поднимался особенно высоко, её навещали видения: в комнату входил мёртвый окровавленный Марцелл, садился рядом с её кроватью и утешал её.
— Потерпи, девонька… — шептал он с залитой кровью грудью. — Там нет для тебя места. Там не любят тех, кто
