Камушки - Тамур Мал

добросовестной натурой — Гриша получал искреннее удовольствие от работы, откровенно любуясь девушкой. Время пролетело так быстро, что оба не желали расставаться и томиться до следующего воскресения. Отпуская разрумянившуюся девушку домой отогреваться горячим чаем, Гриша не удержался и воскликнул: «Ах, Пушистик, какая ты всё-таки красивая!» — чем ввёл ту в страшное смущение, ибо до сих пор она подозревала совершенно противоположное, а услышала первые по-настоящему восторженные слова, обращённые к её внешности. Впрочем, вернувшись в свою комнату, дабы переодеться, девушка пришла к выводу, что весьма обольстилась, т. к. слова Гриши обозначали не что иное, как обычную радость художника от созерцания гармоничной цветовой гаммы. Подобный вывод позволил ей при следующей встрече не смутиться до степени потери речи. На самом деле Глаша не обладала настолько низким мнением о своей внешности, но чувство красоты казалось девушке прерогативнее даже некоторых душевных качеств, даром Божиим, которым лично она не отмечена. Видев в своей жизни не так уж мало, как ей представлялось, красивых женщин и девушек, признаками подобного дара считала те внешние проявления, которые у неё отсутствовали: высокий рост, благородная бледность кожи, огромные глаза с длинными ресницами, осанка балерины, тонкий нос и узкое лицо. Вышеупомянутым объясняется и то, что она простила Грише его связи с прелестницами: и Аделаиду, которую видела собственными глазами, и ту неизвестную девушку с толстой косой из N, которую её мама описала как настоящую русскую красавицу. Гриша — художник: как он мог не любоваться подобными дарами? Иное ей в голову не приходило. Она — не его песня, тот поцелуй — случайность, вызванный минутным желанием пошутить над маленькой круглолицей девчонкой с доверчивым милым выражением. Он, конечно, уже забыл о давнишнем приключении. Некоторым юношам, Глаша видела и понимала, она всё-таки нравится: и в школе соседу по парте, её несостоявшемуся ухажёру Виталию, да и в больнице иные пациенты практически объяснялись ей если не в любви, то в симпатиях, но подобное — ерунда, просто дань молодости и сердечной отзывчивости. Как хорошо сложилось у мамы с папой, как им повезло друг с другом! Тоне тоже повезло, они с Саввой — прекрасная пара. То, что Тоня ничуть не выше её, не бледнее, да и поокруглее будет — не вселяло в её душу никаких сомнений, настолько сестра казалась Глаше взрослой, доброй и умной, в общем, Тоней с большой буквы.

В следующие воскресение, после позирования, Гриша и Глаша вместе пошли пить чай в дом — день случился ветреный и оба чуть продрогли, да и, честно говоря, трудно расставаться. За чаем молодой человек выразил желание ещё одно воскресение писать Глашу, если никто не возражает.

— Гриша, но ведь в следующее воскресение у Глаши день рождения, мы хотели устроить небольшой пикничок на природе, у малого озера, там так мило и довольно сухо — это обсуждали после Пасхи, ты не забыл?

Нет, Гриша не забыл, но неужели… всё столь быстро…

— Мы, — продолжала Татьяна Андреевна, — хотим пригласить весь её курс и друзей из деревни — пусть молодёжь повеселится. Ты, Гриша, умеешь жарить шашлыки?

— Было дело, приходилось.

— Так, может, возьмёшь на себя попечение о шашлыках?

Гриша согласился. Позирование решили перенести на утро субботы — Глаша предполагала отпроситься на этот день с дежурства.

20

В Сучково имелось два озера: Большое и Малое — их так и называли. У Большого даже сделали «пляж», там же ошивались рыбаки, и народ понастроил бани вокруг. Малое располагалось глубже в лесу, от Сучково добираться неудобно и долго, а от усадьбы шла хорошая тропа. Поэтому гостей довезли (некоторые сами дошли) до усадьбы, и уже оттуда кто пешком, кто на телеге — до Малого озера; для купания оно не слишком годилось, а для пикника — отлично, особенно если комаров попугать. Тимофей Макарович, Гриша и две девушки-активистки приехали на «Форде» заранее, чтобы всё подготовить. Программа намечалась обширная: шашлыки, чай на костре, катание на лошадях и лодках, волейбол и бадминтон, песни, вечерний костёр.

Пока Гриша насаживал шашлыки (жена Петровича мариновала мясо по собственному рецепту без уксуса) и готовил костёр, Тимофей Макарович и Петрович поставили навес над столом, сложили дрова для большого вечернего огня. Девушки выгружали продукты, расстилали на траве большие скатерти, расставляли на них посуду и украшения. Тимофей Макарович накачал большую резиновую лодку. Ещё накануне они втроём с Петровичем и Гришей сколотили настоящий плот, который дожидался в камышах своих первых озеропроходцев. Лошадей чуть попозже обещали пригнать из Грачкино. День выдался почти совсем по-летнему тёплый. Вскоре стал стягиваться народ. Из группы медучилища приехали девять девушек во главе со старостой и ещё один сокурсник. Деревенских собралось всего пятеро: одна девушка помладше Глаши, одна замужняя и бывшая одноклассница Варя, два друга из Грачкино — всех их Гриша знал с первого своего визита девятилетней древности в усадьбу. Приехал ещё бизнесмен Владислав Семёнович со своими четырьмя сыновьями, разновозрастными отпрысками от двенадцати до двадцати лет (старший только из армии вернулся). Приехал и Виталий с младшим братом четырнадцати лет и родителями. Так что компания собралась разнообразная. Пригласили музыкантов-любителей: баяниста — местного мужичка, две гитары — одной владел бывший одноклассник Глаши — он же и пел, другая принадлежала Владиславу Семёновичу. Из Ялинска заказали семейную пару певцов-фольклористов, они обладали балалайкой. Виновница сего торжества, устроенного в её честь, долго терзалась с утра подбором подходящей для пикника одежды: как любая девица, имеющая шкаф различных нарядов (многие шила мама), браковала их то как слишком светлый, то как слишком тёмный, то «замёрзнуть можно», то «не празднично». Наконец, измученная, надела то самое платье в мелкий цветочек, в котором позировала, и тёплую пушистую кофту на случай прохлады. Любовь Дмитриевна сделала ей причёску, убрав непослушные волосы в два вплетённых хвостика с алыми ленточками. Гости выглядели поскромнее и поспортивнее, и лишь ещё две из присутствующих девушек принарядились в платья (то есть одна — в платье, другая — в юбку). Сначала, как принято, благословясь и возглашая «Многая лета», поели — молодёжь всё время голодная! Кроме шашлыков, жареных сосисок и трёх уток с яблоками, подали пироги с капустой и потрохами, целое ведро салата «Оливье», буженину, копчёную рыбу (выловленную парнями в Большом озере), солёные огурцы и помидоры, солёные арбузы и сушёные вишни, для молодёжи — конфеты, пряники (пекли девчонки из деревни). Пили чай, лимонад и свой квас — спиртного не полагалось, Лупелин категорически запретил даже домашнее вино и наливку. Потом помчались: кто на лошадях кататься, кто