Воспоминания (1865–1904) - Владимир Джунковский

На другое утро, в 8 часов утра, я уехал в город с целью подыскать помещение для отряда, т. к. не нашел возможным оставлять сестер на «Донце». Они все были так измучены, переутомлены, что мне хотелось дать им возможность отдохнуть как следует хоть денька два, пока не выяснится наша судьба. Приехал я прямо к Максимову – он еще спал, но его разбудили, и он меня принял в халате – я рассказал ему положение дел, мой разговор с Нелидовым. Максимов очень сочувственно ко всему отнесся и так был мил, что поехал вместе со мной искать помещение для отряда. С ним было очень удобно – его все знали, все его боялись, но в то же время видно было, как все его любили и уважали.

Остановились мы на гостинице «Londres» против «Petits champs»,[436] сговорились по 8 франков 50 су с человека за полный пансион. Покончив с этим, я вернулся на «Донец», переоделся в сюртук, пообедал и, объявив сестрам, что в 3 часа я зайду за ними, чтобы перевезти их в гостиницу, уехал опять с главным врачом Лангом к Нелидову, который нам назначил свидание в посольстве. Доложив Нелидову, что мной все исполнено согласно его желания, я прочел ему посланные мною депеши. По-видимому, это ему доставило удовольствие, т. к. он меня очень благодарил – я заметил, что он очень боялся, как бы нас не потребовали в Россию. В 3 часа я перевез весь отряд в гостиницу «Londres», устроил их с большим комфортом. Сестры были в восторге очутиться на суше.

В 5 часов я был опять у Максимова, чтобы ехать к первому секретарю и ближайшему советнику султана во дворец. Пришлось для этого купить цилиндр, к которому долго не мог привыкнуть. Дорога до Ильдиза была удивительно красивая. Максимов в Ильдизе была как у себя дома, он вошел прямо без доклада, представил меня и был моим переводчиком во время разговора секретаря со мной. Я рассказал все, что отряд делал в Фарсале, как относились турецкие власти и т. д., сказал, что отряд очень тронут милостивым предложением султана и очень был бы счастлив остаться в Константинополе и продолжать лечение раненых, с которыми весь отряд, сестры и доктора сроднились, но что мы не можем разрешить этот вопрос сами, не получив инструкций из Петербурга, т. к. время нашей командировки уже истекло. Мы просидели довольно долго, я опоздал к обеду в больницу, и мы пообедали с Максимовым в каком-то ресторане.

В 10 часов вечера я наконец освободился и приехал в гостиницу. Когда я вошел к сестрам, то встретил старшую в слезах. Оказалось, что сестра Угрюмовская внезапно заболела – у нее поднялась температура до 40º, при сильном возбуждении с бредом, а у другой сестры, Виноградовой, было 39. Меня это ужасно обеспокоило, и я подумал: какое счастье, что мы переехали на сушу. Что бы это было на пароходе. К счастью, серьезного ничего не оказалось. Сестра Виноградова скоро поправилась, Угрюмовская тоже, но зато наш артельщик Миронов заболел тифом, и его отвезли в русский госпиталь. В гостинице мы провели три дня очень покойно, и сестры немного вздохнули.

На другой день приезда в гостиницу утром я получил от Нелидова записку, что он получил депешу от графа Муравьева, что государь разрешил отряду остаться в Константинополе. Уведомляя меня об этом, он предлагал мне поехать с 1-м драгоманом посольства Максимовым во дворец к первому секретарю Таксим-бею, чтобы довести об этом до сведения его величества султана.

Я сейчас же отправился к Максимову, и мы с ним поехали в Ильдиз. Таксим-бей принял нас с большой предупредительностью, а когда мы прочли ему депешу с разрешением государя продлить нашу командировку и остаться в Констинтинополе, лицо его просияло, и он сейчас же взял лист бумаги с золотой каймой и стал писать султану.

Мы долго дожидались ответа, наконец дверь отворилась, и турецкий офицер подал Таксим-бею небольшой пакетик. Мы все встали, Таксим-бей достал пакет и стал читать записку. Султан поручил передать отряду приветствие и его радость, что мы можем остаться в Константинополе. Вместе с сим султан повелевал, чтобы в распоряжение отряда отвели один из дворцов в Бешикташе, чтобы содержание всего отряда было взято за счет его – султана, т. к. всех чинов отряда его величества считает своими гостями, чтобы в Ильдизском госпитале лучший барак с ранеными был предоставлен нашим врачам и сестрам и чтобы все наши желания исполнялись. В конце записки султан приглашал нас осмотреть отводимое нам помещение, а также и бараки Ильдизского военного госпиталя и дворцы. Помещение в Бешикташе оказалось превосходным, и переезд отряда был назначен на другой же день после осмотра дворцов.

От Таксим-бея мы поехали с Максимовым и главным врачом Лангом в госпиталь, посетили наших раненых, эвакуированных туда. Тут турки могли убедиться, с какой радостью нас встретили раненые, лежавшие у нас в Фарсале. Те, которые могли ходить, бросались Лангу и мне на шею, целовали руки и не знали, чем выразить нам свою радость. Максимов и тот никак не ожидал такого проявления восторга с их стороны.

Завтракал я в этот день в международном клубе с нашим военным агентом полковником Пешковым и его помощником Шебеко, моим товарищем по корпусу. После завтрака мне поднесли почетный билет для входа в клуб.

Вечером я был свидетелем пожарной тревоги в Константинополе. Это было невероятное зрелище. Со всех сторон города бежали группы людей в рубашках и кальсонах с голыми ногами. Это были отряды вольной команды, каждый отряд бежал, неся на плечах машину для качания воды. Эти полуодетые люди бежали, неистово крича. Мне говорили, что осторожные обыватели боялись этих команд, занимавшихся больше грабежом, нежели спасением имущества. Городская же команда была также не лишена оригинальности. Только паровая машина ехала запряженная четверкой лошадей, остальные машины и рукава – все это несли пожарные на своих плечах, бегом, не отставая от машины.

На другой день утром ко мне явился флигель-адъютант султана, командированный для сопровождения отряда при осмотре дворцов. Первый осмотренный нами дворец был Топкапу (Сераль), произвел он на меня большое впечатление по историческим воспоминаниям, это был последний дворец Константина Великого.[437] По выходе из него мы разместились в чудных султанских каяках и поплыли через Босфор к азиатскому берегу ко дворцу Бейлербей, оттуда к Долмабахче.

Как красивы были эти каяки и так типичны были матросы – турки в своих белых вышитых костюмах и широчайших шароварах, вздувавшихся на ветру. Из дворцов мне особенно понравился Бейлербей, а в Долмабахче я поражен был красотой и громадностью тронной залы.

К обеду мы вернулись в гостиницу, после чего отряд переехал в свое помещение в Бешикташ. Здесь нас встретил дворцовый интендант Мазхарь-бей, его секретарь и назначенный по повелению султана состоять в отряде Нерми-бей, профессор русского языка в военной школе и переводчик при султане.