Инстинкт Убийцы. Книга 2 - Элеонора Бостан

такой, какой она и была – еще одним инструментом для выкачивания денег их дураков, ведь только дурак может отдавать, не получая никаких гарантий и ничего взамен. Все они живут в материальном мире, и нет в нем ничего более ценного и ничего более настоящего, чем материальные ценности. Теперь у него оставалась только злость.

Когда что-то долго копишь, обычно знаешь, для чего, а еще знаешь, что можешь потратить накопленное на что пожелаешь. Томаш долго копил свою злость, точно даже не зная, на что копит, но знал, что придет день, и он сможет потратить свои накопления. И этот день пришел. Закончив школу, в день выпускного, когда все тратили деньги на развлечения, он потратил свой солидный запас злости на возвращение долгов.

Первым должником в его списке значился отец. Он остановился только тогда, когда был уверен, что убил его – начав тратить, он уже не мог унять свою злость. Так и не смыв кровь, он выбежал из дома в поисках новых способов потратить то, что он накопил за все безрадостные годы своей недолгой жизни. Он почти ничего не помнил о той ночи, кроме того, что кричали его одноклассницы, а на руках была кровь, не его кровь. И еще он помнил, что хотел умереть, но никто не мог убить его или хотя бы вырубить.

Утром он проснулся в камере, совершенно уверенный, что вчера убил не меньше трех человек, ну уж папашу точно прикончил. Пока Томаш прикидывал, сколько ему дадут и где он будет отбывать все эти десятилетия, за ним пришли. Выходя из участка, он точно знал две вещи: первое – никого он вчера не убил, плохо это или хорошо, он еще не понял; второе – его злость никуда не делась, как будто он и не тратил ее всю прошлую ночь. А придя домой, он обнаружил третье – отец, совсем не похожий на человека из-за побоев и бинтов, собрал его вещи и, наставив на него древнее ружье, сообщил, что он больше здесь не живет. Злость снова закипела в нем, но теперь он не хотел умирать, он хотел тратить ее, ему это понравилось, хоть одно удовольствие во всей этой дерьмовой жизни. С улыбкой он забрал вещи, пугая отца и радуясь этому еще больше, ведь он видел страх на его разбитом лице, в его заплывших от ударов Томаша глазах. С не меньшей радостью он ушел из ненавистного дома, в котором за все годы не видел ничего хорошего, он ушел в новую жизнь с аттестатом и провожающим его избитым отцом.

Потом было много мелких работенок, но со всех своих мест он вылетал, проработав в лучшем случае месяц, причиной был его злость, которая накапливалась быстрее, чем он успевал ее тратить… и еще жажда уважения. С него было достаточно тех бесконечных детских лет, когда весь мир вытирал об него ноги, все, хватит, решил Томаш, той жизни конец, я вырос, я уже не тот беззащитный и наивный ребенок, теперь я смогу за себя постоять. Дважды его забирали в участок за избиение, один раз даже приговорили к общественным работам, когда он отлупил очередного начальника, но Томаш не жаловался, лучше так, чем быть вечным униженцем.

Друзей у него было мало, девушки долго не задерживались по уже известным причинам, он понимал, что одинок, понимал, что в этом большом и грязном мире он никому не нужен, его никто не любит, и это чувство было не новым, всю свою жизнь он был одинок, так что постепенно он привык к этому, как собака привыкает к ошейнику, и уже не замечал своего одиночества. Его никто не любил, но он мог полюбить сам себя, уважать сам себя, стать сам себе лучшим другом, а что еще ему оставалось?

Так постепенно из этих одиноких наполненных злостью дней выросло новое чувство – превосходство. Он ощущал себя неким героем-одиночкой, мир отверг его, потому что он был лучше этого мира, лучше всех этих тупых трусливых людей, он боролся за то, что было правильным, поэтому был изгоем. Он был зол, он был неудержим, и он верил, что достоин большего, заслуживает лучшего, чем все эти мелкие работы и бесконечная серая жизнь. Теперь он больше всего хотел не денег и не положения в обществе – в таком гнилом обществе ему положение точно не нужно – он хотел славы, хотел власти, хотел занять свое особенное место и тратить, тратить, тратить свою злость.

Вот это и увидел в нем Абу в тот вечер в баре, это было именно то, что ему подходило, поэтому вскоре после их знакомства возникла «Наша Чехия». Все шло по сценарию, парень оказался просто прирожденным лидером с огнем в глазах и сталью в кулаках, он набрал огромную команду таких же психов и четко выполнял все инструкции и, конечно, самую главную – кроме него никто не видел Абу и не знал о нем ничего. Томаша такое положение дел очень устраивало, он был единственным лидером, получающим команды и деньги откуда-то сверху, никто не знал другого лидера, никто не видел никого, кроме Томаша, а этой чести удостаивались далеко не все, Абу научил его основам безопасности, так что НЧ постепенно становилась настоящей четко выстроенной организацией. Абу сделал то, чему его учили – сыграл на извечных потребностях человека: быть кому-то нужным, иметь уважение, делать дело, в которое веришь. Весь план был разбит на фазы, первые две прошли гладко, митинги, шествия с глупыми плакатами, даже нападение на туристов, все шло гладко до начала третьей фазы. Набрав мощь и заработав имя, НЧ должна была вступить в свою третью и заключительную фазу – фазу войны.

Но если материал для первых двух этапов можно было купить в обычном магазине канцтоваров или на улицах, то теперь им понадобилось оружие, много оружия, а этого добра на улицах в большом количестве не купишь. У командиров Абу были большие планы, для которых требовался большой запас оружия. Какие движения происходили на верхах, Абу не знал, ему лишь отдали распоряжение использовать посла Лазарева и организовать сделку. У Лазарева были свои люди и свои источники, Абу всего лишь вышел с ним на связь и предложил поработать за хорошую плату. Лазарев согласился, ничуть не удивившись, сколько он знал о НЧ и ее командирах, оставалось загадкой, но одно Абу стало понятно – Лазарев ждал его звонка. И тут Абу снова почувствовал гордость за ту организацию, к которой принадлежал, у них везде были свои люди,