Инстинкт Убийцы. Книга 2 - Элеонора Бостан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ненависть закипала в нем с каждым днем, что он проводил в этих чистых европейских городах, ярость бурлила в его душе, потому что все, что его окружало, было неправильно, но никто, кроме него, этого не замечал. И когда ему уже начало казаться, что он задыхается, и выход только один – купить в трущобах пистолет или винтовку и отправиться в мир иной, прихватив с собой как можно больше этих выродков, судьба подарила ему шанс.
Воин должен воевать, но победу одерживают армии, до того дня Абу был всего лишь одиноким воякой, теперь же он обрел свое войско. Они сами нашли его, группа молодых мусульман, таких же, как он, задыхающихся в этом гнилом мире. Они, конечно, были не первыми представителями исламской культуры, которых он встретил, но они были другими, они были воинами, готовыми драться за то, что считают правильным. Их не отравила ядовитая пыль европейской морали, как большинство его соотечественников, уехавших из дома; они свято чтили законы и порядки и верили в то же, во что верил он. И с того дня он перестал задыхаться, он обрел покой, потому что нашел свою дорогу, дорогу мужчины, дорогу воина.
Он все прекрасно понимал, знал, как их называют в Европе, у них там, похоже, для всего находились слова, а вот до дел как-то не доходило, и он гордился собой, гордился тем, кем стал. И теперь, слушая лекции этих выродившихся мужчин, он не так злился и не задыхался, он тихо злорадствовал, потому что знал, что он не один, есть и другие, готовые сражаться.
Терроризм – война слабых, так говорили в европейских университетах, это война тех, кто понимает, что не победит в честном бою, но не может смириться. Этого он искренне не понимал: смирение – удел слабых, война – удел сильных, так в чем же слабость? Только поистине сильный человек может не смириться и пойти воевать против заведомо сильного врага, ведь только слабаки и трусы могут мириться и во всем слушать других, лишь бы не вступать в битву. Но это – не мужчины, потому что мужской удел – воевать, а не мириться и соглашаться. А начет честности, убивать детей в утробе тоже не совсем честно, как и лезть в дела других государств и переделывать чужие культуры, но эти обнаглевшие женщины придумывали массу причин, чтобы назвать таких, как Абу, злом, потому что тогда с ними можно будет бороться, используя все средства, в том числе и этих бесхребетных мужчин.
Его отец бы все понял и гордился бы сыном, но его отец умер, когда Абу учился на последнем курсе, бомба, брошенная с русского самолета, разнесла их большой дом на тысячи маленьких кусочков, погибли все, кого Абу знал и уважал, а может, и любил, – значение этого слова всегда было для него тайной – мать, вторая жена отца и ее дочь, сестра Абу, но больше всего он горевал об отце. И с того дня он понял, что выбрал правильный путь, более того, нельзя больше медлить, война шла давно, но в тот день мир объявил войну ему лично.
Его прямо-таки европейская сдержанность надежно скрывала его нутро, когда университет выражал ему соболезнования, он с уважением и благодарностью принимал их, и никому бы и в голову не пришло, что он видит их настоящие лица, их скрытые улыбки, их злорадство и торжество. Они думали, что смогут скрыть это от Абу? Нет, его глаза, как и его сердце, ничуть не замутнила та пыль чужих культур и обычаев, о которой говорил его отец, а он был поистине мудрым человеком, так что Абу видел все и с каждой секундой укреплялся во мнении, что отныне его тропа – тропа войны.
И только его новые друзья разделяли его боль и понимали его чувства, и он был счастлив, что хотя бы там, с ними, может не притворяться и быть собой без этих фальшивых улыбок и заученных чужих привычек.
Сразу после окончания учебы он уехал, чтобы вернуться в Европу уже совсем другим человеком и воевать, за правильность мира, за порядок, за то, во что он верил, за себя и погибшего отца, в конце концов. Он провел в горах Афганистана и Кавказа много часов и много месяцев, потом были другие базы и другие страны, там он оставил свое прежнее имя, данное ему отцом, чтобы сражаться, делать то, для чего рожден мужчина.
У его друзей оказалось много еще более интересных друзей, так что Абу нашел себя, переезжая с места на место и проводя небольшие операции, он только учился быть воином, но учился с жадностью и страстью, каких никогда не показывал в университете. Его радовало то, что таких, как он, было много, гораздо больше, чем он раньше мог предполагать, их было много и все они были одержимы одним – навести наконец порядок, показать этим распустившимся западным людям, что нельзя не уважать тех, кто живет праведной жизнью и чтит законы предков. Нельзя вот так просто вмешиваться в чужую жизнь, диктовать свои порядки, убивать простых людей, живущих правильной жизнью и никого не трогающих, нельзя оскорблять чужие верования, нельзя разрушать их культуру, приучать их женщин к распутству, а мужчин к праздности, нельзя отбирать у них то, что они копили веками. В те годы никто не узнал бы в бородатом, загорелом и одетом в военные одежды мужчине того опрятного студента с деликатными манерами и правильной речью, в те годы он был собой, его нутро не нуждалось в маскировке, его глаза сверкали жаждой крови, и движения были резкими и опасными, как у настоящего хищника.
Но пришел тот день, когда его обучение подошло концу, он стал воином, а место солдата – в бою. Он получил отличное образование, более того, он много лет прожил среди врага, поэтому его снова отправили туда, где он был бы максимально полезен – в ненавистную и любимую одновременно Европу.
В университете Абу изучал