Политическая организация общества и право как явления социальной эволюции. Монография - Сергей Дробышевский

Разумеется, цитаты – не то доказательство, на которое можно всецело положиться. Но нарисованная современной Л.Г. Моргану наукой картина существования многих десятков древнейших людей в больших общих домах с едиными для всех их обитателей запасами предметов потребления и орудий, откуда каждый мог брать столько, сколько ему надо, очень не походила на образ жизни цивилизованных сограждан выдающегося американского мыслителя. Поэтому Л.Г. Морган склонен был допустить, что семейно-брачные отношения в глубокой древности также разительно отличались от наблюдаемых им в XIX в.[254].

И вот на эту-то подготовленную почву и упала трактовка обозначений классификационных систем как терминов родства, означавшая признание наличия у каждого человека десятков «отцов», нередко сотен «братьев», «сестер» и т. д. Л.Г. Морган предположил, что многочисленные «отцы» в классификационных системах – подтверждение идеи И.Я. Бахофена о том, что в незапамятные времена женщина имела половые отношения с рядом мужчин и не знала точно, от кого из них каждый ее ребенок. Неудивительно поэтому, что классификационные системы показались Л.Г. Моргану оставшимися от давно прошедших времен частицами древнейшего семейного строя, а следовательно, и доказательствами его функционирования на ранних этапах истории человечества, по своей достоверности выгодно отличавшимися от самых лучших цитат И.Я. Бахофена.

В нецивилизованных обществах присутствуют два типа классификационных систем: менее и более сложный. Социальная структура по мере своего развития, сознавал Л.Г. Морган, постепенно усложняется. Отсюда следовало, что древнейшая классификационная система – самая простая, а та, что посложнее, появилась позже[255].

Наиболее ранняя, по Л.Г. Моргану, совокупность классификационных обозначений, а именно гавайская система, включала пять категорий терминов, звучавших в моргановском переводе как «деды» и «бабки», «отцы» и «матери», «братья» и «сестры», «сыновья» и «дочери», «внуки». Поскольку люди каждого поколения оказывались по отношению друг к другу «братьями» и «сестрами» и они же все вместе выступали для любого из представителей предыдущих и последующих поколений соответственно «внуками», «детьми», «родителями» и, наконец, «дедами» и «бабками», то Л.Г. Морган посчитал, что первая историческая форма супружества, о которой есть весомые, как он думал, свидетельства классификационных систем, – это «групповой брак между родными и коллатеральными братьями и сестрами»[256], а в предполагаемой таким матримониальным общением «состоявшей из братьев и сестер кровнородственной семье мужья жили в полигинии, а жены в полиандрии»[257].

Кровнородственная семья – не та группа «кровных родственников, соединившихся для взаимной защиты и совместного добывания пропитания»[258], которая представляла собой изначальное человеческое социальное объединение. Эпоха дикости, по Л.Г. Моргану, начиналась с орды, живущей в условиях ничем не ограниченных половых отношений, т. е. промискуитета[259], что согласовывалось с отмеченной позицией И.Я. Бахофена. Правда, Л.Г. Морган не находил в нецивилизованном обществе фактов, которые могли бы эмпирически доказать древний промискуитет. «Общественное состояние, которому свойственна кровнородственная семья, – по мнению Л.Г. Моргана, – с логической необходимостью указывает на предшествующее состояние промискуитета. Этого заключения, по-видимому, нельзя избежать, хотя… самое большее, что с уверенностью можно утверждать по этому трудному вопросу, это – что кровнородственная семья… представляла улучшение предшествовавшего неорганизованного состояния, каково бы оно ни было»[260].

Люди, полагал Л.Г. Морган, еще с древнейших времен заметили, что чем ближе родство лиц, вступающих в брак, тем менее жизнеспособно потомство[261]. В результате некогда, уже в условиях кровнородственной семьи, «братья перестали жениться сперва на своих родных сестрах, а позднее… также и на своих коллатеральных сестрах. Но остальные жены у них по-прежнему были общими. Подобным же образом сестры перестали выходить замуж сперва за своих родных братьев, а затем… и за своих коллатеральных братьев; но остальные мужья оставались у них общими»[262]. Одного первого из двух отмеченных последовательных шагов было достаточно, по мнению Л.Г. Моргана, для формирования социальных организмов, отражавшихся в общественном сознании в виде классификационной системы, отличающейся от гавайской. Эта, как он считал, вторая в человеческой истории совокупность классификационных обозначений, обычно именуемая Л.Г. Морганом туранской или ганованской системой, с его точки зрения, с необходимостью вытекала из человеческого объединения, «в котором по распространенному порядку несколько сестер состояло в групповом браке с мужьями каждой из них и несколько братьев состояло в групповом браке с женами каждого из них»[263]. Соответствующие группу, брак и семью Л.Г. Морган называл пуналуальными.

Женская ветвь указанной группы, т. е. «сестры с их детьми и потомками по женской линии дают весь состав рода архаического типа»[264] – важнейшего общественного объединения в теории Л.Г. Моргана, на средней стадии дикости сменившего предшествующие ему социальные организмы, часто именуемые первобытными человеческими стадами современными исследователями, в основном разделяющими теорию социальной эволюции Л.Г. Моргана[265]. Род характеризуется кровной связью своих членов, происхождением, которое «ведется по женской линии, так как отцовство детей не могло быть установлено достоверным образом»[266], и недопущением брака в его пределах, «что избавляло… от зла кровнородственных браков и содействовало таким образом укреплению силы всей человеческой породы»[267]. Причем родовая организация с момента ее конституирования оказалась должна «принять форму пар родов, потому что дети мужчин исключались из рода и… было в одинаковой мере необходимо организовать оба класса потомков. При одновременном возникновении двух родов должный результат и был бы достигнут, поскольку мужчины и женщины одного рода вступали бы в брак с женщинами и мужчинами другого рода, а дети, оставаясь в родах своих матерей, распределялись бы по этим двум родам»[268]. Так появились племена, каждое из которых первоначально состояло только из двух родов.

Родоплеменные объединения в ходе своего развития переступили порог дикости и функционировали на всем протяжении эпохи варварства. Со временем они стали включать фратрии, а также выступать в форме конфедераций племен, став базой для складывания политической организации общества. Семья в результате этого движения вперед на границе дикости и варварства превратилась в организм, охватывающий лишь двух супругов с их детьми, что в конечном счете привело к исчезновению второго в истории типа классификационных систем. Его место заняла совокупность родственных обозначений, вытекающая из семейного строя цивилизованного общества, функционирующая в государствах по сей день[269].

Сказанного, пожалуй, вполне достаточно, чтобы показать, насколько важной явилась для конкретного содержания концепции Л.Г. Моргана его трактовка обозначений классификационных систем как терминов родства, ибо именно она обусловила весьма многие его заключения о человеческом обществе эпох дикости и варварства. И уже упомянутое внимание к указанной трактовке исследователей древнейшей истории, пришедших на смену Л.Г. Моргану, ясно демонстрировало осознание ими ее значения.

Эти специалисты имели возможность судить о начальном этапе жизни человечества на основании данных многочисленных этнографических и археологических исследований нецивилизованных обществ, предпринятых в конце XIX в. и в XX в. Сложившаяся в их сознании в результате осмысления всей совокупности таких сведений картина социальной реальности периодов дикости и варварства не походила на реконструированную Л.Г. Морганом, исходя из его понимания классификационных терминов как обозначений родственных отношений[270]. В частности, находящаяся в их распоряжении информационная база свидетельствовала, что даже в самых древних обществах, принадлежащих по уровню своего развития, согласно моргановской классификации, к этапу дикости, элементарной социальной ячейкой была индивидуальная семья, представлявшая собой, как правило, союз мужчины с одной или несколькими женщинами[271]. На высшей стадии дикости, где, как считал Л.Г. Морган, исходя из имевшихся у него этнографических данных и своей схемы исторического развития, должен универсально присутствовать материнский род, типичной оказалась состоящая из этих семей община, комплектующаяся на основе родства по материнской, отцовской или обеим линиям, а также на базе иных социальных связей[272]. Что же касается классификационных систем, которые, по Л.Г. Моргану, при наличии индивидуальной семьи не могли не отмирать, являясь атавистическими, пережиточными формами, то они, напротив, «работали» и весьма активно, упорядочивая совместную деятельность людей эпохи дикости в условиях господства в обществе такой семьи.