Новые и новейшие работы, 2002–2011 - Мариэтта Омаровна Чудакова

1. Поколение 1890-х

1889 — А. Ахматова, С. Клычков, Л. Сейфуллина, Н. Асеев, Н. Полетаев;

1890 — Б. Пастернак, В. Инбер, Вл. Кириллов, Е. Полонская;

1891 — М. Булгаков, О. Мандельштам, Д. Фурманов, И. Эренбург, М. Шкапская, Б. Лавренев, Р. Фраерман, М. Зенкевич, Е. Зозуля;

1892 — С. Третьяков, К. Федин, А. Малышкин, К. Паустовский;

1893 — В. Маяковский, В. Шкловский, С. Заяицкий;

1894 — И. Пильняк, М. Зощенко, В. Шкваркин, Ю. Тынянов, В. Лидин;

1895 — В. Зазубрин, Вс. Иванов, Э. Багрицкий;

1896 — Е. Оболдуев, Н. Тихонов, П. Антокольский, Е. Шварц;

1897 — П. Слетов, И. Ильф, В. Катаев, Л. Борисов;

1898 — В. Казин, С. Колбасьев, Н. Олейников, В. Лебедев-Кумач, Ю. Либединский;

1899 — К. Вагинов, Ю. Олеша, И. Сельвинский, А. Платонов, Артем Веселый, Б. Левин, Л. Леонов, Н. Зарудин.

Определяющее, с огромными следствиями обстоятельство, объединявшее, осознанно и неосознанно, поколение 1890-х, заключалось в том, что каждый из этих литераторов встретил революцию совершеннолетним и каждый из них сделал свой выбор: остался в России после победы большевиков. Каковы бы ни были личные обстоятельства каждого, результат был один и тот же; и сами они, и власть знали, что они остались жить в России, ставшей большевистской. Это обстоятельство никем, впрочем, не было объявлено, кроме Ахматовой в известных стихотворениях.

Значительнейшая часть работы этого поколения, проходившей главным образом в течение двух первых советских десятилетий (первого цикла) либо запрещалась к печати и изымалась из чтения, либо надолго замалчивалась. Можно обозначить «четыре жизни» литературных произведений этого времени:

1) контекст 1920–1930-х годов,

2) контекст конца 1950 — начала 1960-х (оттепель),

3) контекст 1987–1990 годов (перестройка),

4) контекст 1990-х (постсоветское время).

2. Новобранцы 1930-х (1900–1910)

Это — поэты М. Исаковский, А. Прокофьев, В. Луговской, И. Уткин М. Светлов, М. Голодный, Н. Заболоцкий, А. Введенский, Д. Хармс, Б. Корнилов, Д. Кедрин, М. Петровых, А. Твардовский, П. Васильев, О. Берггольц. Это — прозаики И. Катаев, В. Каверин, С. Гехт, Ст. Злобин, А. Гайдар, В. Гроссман, Б. Лапин, М. Лоскутов, Ю. Крымов, Ю. Герман. Драматурги — Н. Эрдман, В. Киршон, Вс. Вишневский и Н. Погодин.

К одним из них известность пришла уже во второй половине 1920-х (А. Фадеев, Н. Заболоцкий), но большей частью они приобретали ее в начале — середине 1930-х, как А. Твардовский, Д. Кедрин. Сюда относим мы и родившегося в 1899 году А. Митрофанова, к этим же новобранцам попал и более молодой, но рано и бурно вошедший в печать середины 1930-х годов К. Симонов. Все они принадлежали к тем, кто в этой новой России жил уже с малолетства, кто не приходил к признанию основ нового мира, а исходил из него. Именно в годы творчества этого поколения ослаблялась и постепенно исчезала совсем направленность к печати некоторой, сравнительно небольшой части создаваемой литературной продукции. Выразителями этой тенденции стали обэриуты. Подчеркнем, что в литературно-социальной ситуации, когда не сформировалась еще интенция осознанно непечатного творчества (писания «в стол»), они писали не оппозиционно к печати, а вне печати.

Это поколение застало стереотипы послеоктябрьской литературы сложившимися и поставило себе соответственно иные задачи, чем первое. Если поколение 1890-х сделало своей главной темой рефлексию 1) над тем, «что случилось» и 2) над выбором своего места в резко изменившемся мире, то «ровесники века» увидели уже целостность нового мира и захотели ее показать. Это реализовалось полнее всего в работе А. Твардовского, предпринявшего в 1936 году весьма фундированную попытку явить новый универсум.

3. Третье поколение (1911–1923)

Оно распалось надвое:

а) фронтовики (1911–1918, главным образом вступившие в литературный процесс в годы войны или сразу же после победы): Виктор (в отличие от Всеволода) Некрасов, Эм. Казакевич, Я. Смеляков (который, если бы не несколько арестов, должен был влиться в поколение новобранцев 30-х), А. Недогонов, В. Боков (также арестами перемещенный в не свое литературное поколение), М. Алигер, С. Антонов, М. Луконин, В. Дудинцев, погибшие на войне П. Коган и М. Кульчицкий.

1943 год стал временем попытки литературы освободиться от деформации под социальным прессом — выбиться в русло, где должны были слиться рукописный и печатный потоки. Тогда же эти усилия были пресечены (на языке представлений автора данной статьи о литературном процессе советского времени отечественная литература должна была войти в новый, второй цикл, но сделать это ей не удалось). В прозе памятником этой короткой оттепели и внезапных для многих заморозков осталась наполовину напечатанная (в сущности — непечатная по советскому регламенту любого времени) повесть Зощенко «Перед восходом солнца», в поэзии — отрывки поэмы Пастернака «Зарево»: в ней было выражено прямое предвидение «новизны народной роли» в послевоенной России. Но поэма осталась не только недопечатанной, но недописанной. Пастернак не продолжил в поэзии движение в сторону, обозначенную в 1941 году, — прежде всего в стихотворении «На ранних поездах» — туда, куда двигался в военные годы Твардовский. Предвоенная «встреча» двух поэтов оказалась короткой. Продолжалась глубокая работа во внепечатных слоях (Е. Оболдуев, Л. Гинзбург); во внепечатной поэзии возродилась и укреплялась традиция главным образом гражданской лирики;

б) остановленное или задержанное поколение (1919–1923): Б. Слуцкий (после первых публикаций и длительного перерыва вошел в литературу только в 1953 году), Н. Глазков, С. Наровчатов, Б. Балтер (вошел в 1961 г.), Д. Самойлов (первый сборник в 1958-м), Ю. Нагибин (дебют в 1939-м), С. Гудзенко (начал печататься в 1944–1946 годах, был остановлен, хотя и продолжал печататься, умер в 1953-м), Ю. Левитанский, А. Межиров, (1947, затем приостановка), Б. Можаев. Приостановка или деформация работы происходили в момент пресечения с осени 1946 года второй попытки оттепели (1945–1946). С осени 1946 года печатные попытки затухают почти на все послевоенное семилетие (единственное за советские годы время, когда можно говорить о почти полной остановке литературной эволюции: образцы печатной поэзии и прозы воспроизводились по готовым лекалам). Напечатанный в 1945 году «Прохожий» Л. Мартынова (датированный 1935–1945) сменится долгим непечатанием, неопубликованные стихи 1946 года вернувшегося из ссылки Заболоцкого, «Неистов и упрям…» Б. Окуджавы (1946) — все это отложится не менее чем на десятилетие.

В середине 1950-х годов напористо выходило на поверхность новое поколение стихотворцев: Е. Евтушенко, А. Вознесенский, Б. Ахмадулина, поразил несколькими стихотворениями появившийся фронтовик Б. Слуцкий и «Стихами из романа» Б. Пастернак.

Входило в литературный процесс в преддверии второго цикла четвертое поколение (1924–1938):

Б. Окуджава, В. Солоухин, Ю. Трифонов, К. Ваншенкин, Е. Винокуров, Н. Коржавин, Ю. Казаков, В. Семин, А. Битов, В. Войнович (1961), С. Куняев, В. Аксенов, А. Вознесенский, Е. Евтушенко, А. Кушнер, Б. Ахмадулина, О. Чухонцев…

Старики, дети и дяди

Вернемся к тому, о чем говорилось в первом разделе этих заметок.

Когда-то мы пытались наметить — с заведомой в подцензурной печати редукцией мысли — схему отношения к возрастам в литературе 1920–1950-х годов. Возвращаемся к этим соображениям, помещая их в бесцензурную уже концепцию.

Показано было, как осознанное одобрение старости внес в русскую литературу советского времени — на кавказском материале — Эффенди Капиев в конце 1930-х годов, когда еще «здоровяки в туго натянутых майках били что есть силы по мячу едва ли не в каждой повести — с начала 1930-х годов и до самого их конца, наступившего в июне 1941 года. В 1927 году в романе „Зависть“ Юрий