Новые и новейшие работы, 2002–2011 - Мариэтта Омаровна Чудакова

полагаю, что эта звезда здесь будет очень уместна»; он же в середине того же 4-го акта упоминает о звездах небесных: «Погода была великолепная, когда я выходил. Звезды блещут, пушки не стреляют…»[803]; ср. также не скрытое, а прямое противопоставление сусальной и иной, новой звезды во сне Елены в финале романа «Белая гвардия», оставшемся недопечатанным в 1925 году, — запрет на новогоднюю (рождественскую) елку выражал и закреплял этот разрыв. Вместе с тем «рождественская» подспудная семантика красной звезды была впитана сознанием и подсознанием граждан Советской России, укрепляя их сращение с советской властью.

После этого новогоднюю (уже не рождественскую) елку вернули в обиход как советскую елку, с водруженной на вершине красной звездой — на месте и взамен рождественской. Затем огромные красные же кремлевские звезды вписали непосредственно в ночной небосвод, полностью вытеснив с него, казалось бы, Звезду Вифлеема. Круг замкнулся.

Почти шестьдесят лет спустя после водружения кремлевских звезд автору настоящих строк, никогда без них Кремль не видевшему, привелось в который раз в жизни проезжать по Большому Каменному мосту, любуясь на Кремль и соборы внутри. Кресты на куполах и звезды на башнях возносились все в том же привычном, неизменном соположении. И неожиданно стало ясно: для одних взирающих на эту панораму красные звезды полны по-прежнему неугасшей символикой и силой, а кресты — угасшие символы, декорум. Для других — наоборот. А для третьих граждан моей единственной в поднебесье страны каким-то образом живы и действенны оба символа.

Моя искренняя признательность — Н. Б. Тихомирову, Е. А. Тоддесу, В. Н. Топорову, С. Гардзонио, А. П. Чудакову. Особая благодарность сотруднице отдела ИЗО РГБ О. В. Мещишиной.

Заметки о поколениях в Советской России

Первая публикация: НЛО. 1998. Вып. 30

Краткий биографический экскурс в функции преамбулы

30 сентября 1981 года наш доклад на Випперовских чтениях был начат словами о том, что развернутая в стенах Музея изобразительных искусств выставка «Москва — Париж: 1900–1930» «волей-неволей актуализирует в сознании ее посетителей мысли о биографии — о биографиях тех, с чьим творчеством она нас знакомит; это особенно относится к отечественной ее части. Во-первых, это мысль о конце жизни героев выставки <…>. Для очень многих конец этот — тот, который в некрологах принято называть безвременным, и сила сострадания публики увеличивается от сознания того, что некоторые из этих концов были не только безвременными, но и безвестными, остались без некрологов. Во-вторых, это мысль не о конце, а о начале — о времени рождения. Что за поколение перед нами? Это люди 1880-х — 1890-х годов рождения. И если люди восьмидесятых — это одно поколение, то люди девяностых — это несколько поколений. <…> Разница в пять-шесть лет оказывалась важной. Если было не так уж существенно, в возрасте тридцати семи или сорока пяти лет вступал человек в „минуты роковые“ нового столетия, то, напротив, далеко не безразличным оказывалось, двадцатилетним юношей или двадцатисемилетним мужчиной встретил он переломные события века».

Речь идет о художниках, о творцах произведений искусства.

Но прежде — о поколениях, их общественном взаимоотношении в течение советского времени, когда сложилась весьма необычная для развитого европейского общества ситуация.

Бывшие люди и сыновья без отцов

Под словом «поколение» Даль имеет в виду «род, племя, колено; однокровные в восходящем и нисходящем порядке, с праотцами и потомками». Второе значение: «Одно колено, наличные люди или животные в данный срок».

То есть весь род от его истока или временной срез одного рода.

Слово сохраняет печать давнего происхождения, связи с боярскими и княжескими, считаными родами — привкус книжности, «высокого стиля». Отсюда — легко возникающая оценочность (примеры — далее). Отсюда же — возможности иронии: «Молодое поколение! Наши наследники!»

И отсюда же — раздражение Тынянова употреблением слова «поколение» («ваше поколение» — «наше поколение») теми, кто, по его мнению, не был достоин встраивать себя в совокупность людей, определяемых не только по возрасту: «Мы — околение, а вы — по колено!»

Подразумевается, что не всякий может претендовать на то, чтобы быть причисленным к группе, гордо именуемой поколением.

Структурный, формирующий поколение признак проявляется либо в критические моменты жизни общества, когда происходит резкое отмежевание, выделение некоей общности людей с «роковой», героической, трагической и т. п. судьбой, либо по истечении времени — в ретроспективе: «незамеченное поколение» (В. С. Варшавский) могло получить свое именование лишь после достаточно длительного незамечания. Однако представление о «потерянном поколении» сложилось вскоре же после Первой мировой войны (при участии литературы). В отличие от кризисных эпох поколение в стабильном обществе — преимущественно возрастная категория; связь между поколениями осуществляется путем более или менее плавной передачи традиции.

Вскоре после военной победы большевиков в Гражданской войне и затем обнародования «ленинской» конституции, лишавшей эксплуататоров права участия в управлении страной, обозначилось поколение «бывших». Как правило, это были не очень молодые люди (успевшие обзавестись к 1917 году семьей и достатком), оставшиеся, в отличие от немалой части своих ровесников, после Гражданской войны в России.

Напротив, те, кто вступали в права наследования России были преимущественно молодыми (за исключением малой части профессиональных революционеров). Та часть молодого поколения, которая сражалась против Красной Армии, в основном покинула Россию; оставшиеся по большей части погибли при установлении советской власти либо позже. Если молодой мужчина не был в шинели красноармейца, вставал неминуемый вопрос: где он был в годы войны? Вообще костюм приобрел формообразующее значение: тип одежды (френч и кожанка или «остатки прежней роскоши», сразу ставившие их носителя под сомнение) помещал и перемещал человека в то или иное поколение.

Таким образом в пореволюционном российском городском обществе наиболее четко выделялись старшее поколение «бывших» («недобитых белогвардейцев» и «недорезанных буржуев», «бывших» князей, графов и т. п.), перед которыми стояла задача не передачи культурной традиции, а мимикрии к новому социуму, и молодое поколение, которому принадлежало настоящее и будущее России. Это молодое поколение было в немалой и заметной своей части поколением сыновей, не имеющих отцов, нередко отрекшихся или резко отдалившихся (чаще всего и пространственно — уехав из родных мест) от своих отцов из «эксплуататорских классов» (священников, местечковой буржуазии и т. п.). Те, кто не отреклись, скрывали свое происхождение от более или менее обеспеченных родителей. Это особенно важно было для самых молодых, не успевших до революции получить высшее образование, так как установленная родственная связь с бывшим «эксплуататором» могла закрыть молодому человеку дорогу в университет.

Поветрие смены имен и особенно фамилий, прошедшее в течение первой половины 1920-х, было значимым фоном отказа от рода.

Было еще