Новые и новейшие работы, 2002–2011 - Мариэтта Омаровна Чудакова

бесчисленное количество раз отозвавшееся в русской литературе («Накануне», «Когда же придет настоящий день?»), было постоянной подкладкой для метафор утра, рассвета, наступления нового дня как новой жизни — и воздействовало на восприятие нового символа — красной звезды.

Настойчивое обращение Булгакова к Венере — предрассветной звезде (точнее, дважды появляющейся на небосводе — в лучах зари вечерней и утренней) как аналогу «красной звезды» в восприятии красноармейца — это изображение новообращенных (и обманутых).

Смена рождественской символики вместе с другими знаками прежнего мира знаками мира нового особенно наглядна во сне Елены в редакции 1925 года, где Шервинский, к ее ужасу, рекомендуется как «командир стрелковой роты, товарищ Шервинский (однако „щелкнув каблуками“).

Он вынул из кармана огромную сусальную звезду и нацепил ее на грудь. Туманы сна ползли вокруг него, его лицо из клуба выходило ярко-кукольным.

— Это ложь! — вскричала во сне Елена… — Вас стоит повесить.

— Не угодно ли! — ответил кошмар. — Рискните, мадам.

Он свистнул нахально и раздвоился. Левый рукав покрылся ромбом, и в ромбе запылала вторая звезда — золотая. От нее брызгали лучи[790], а с правой стороны на плече родился бледный уланский погон. Правая стала синяя, левая в рыжем френче. Правая нога в синей тонкого сукна рейтузе с кантами[791], левая в черной. И лишь сапоги были одинаковые, блестящие, неподражаемые тонные…

Сапоги фасонные…

Запел Николка под гитару.

На голове был убор двусторонний.

Левая его половина, защитно зеленая с половиной красной звезды, правая ослепительно блестящая с кокардой»[792].

Немаловажно и еще одно, имеющее глубокие истоки, значение звезды.

5

Поскольку как равносторонний треугольник, расположенный вершиной вверх, так и опрокинутый, относятся к древнейшим, классическим, символам, пентаграмма (соединение двух таких треугольников) опиралась на архетипы сознания человека первых десятилетий XX века, на наследие средних веков и XVIII века.

Это значение было быстро замечено современниками[793].

Пятиконечная звезда имеет древневосточное происхождение — это один из древнейших знаков человечества. Среди народов Азии и Африки этот знак нередко употреблялся наряду с полумесяцем, со времени формирования мусульманства оба знака стали эмблемой ислама, восходя, по-видимому, к языческим культам Луны; пятиконечная звезда по некоторым данным — «звезда Юпитера»; таким образом, вместе с полумесяцем здесь звезда является символом, относящимся к небесным телам.

Пентаграмма, по форме совпадающая в основном с пятиугольной звездой, по значению могла быть удалена от небесных тел. Это была геометрическая фигура, сам процесс начертания которой уже, по-видимому, имел значение противодействия злым силам (подобно очерчиванию вокруг себя окружности, круга). В 1890-х годах это значение фигуры было общеизвестно и свободно использовалось в литературе: «Перед ним была нарисована мелом на полу пятиконечная звезда, для того, чтобы пудель, если он „четвертого измерения“, не нанес ему вреда»[794]. Незадолго до введения новой эмблемы Вяч. Иванов писал о распространенном представлении, согласно которому сознание человека, и «само строение (пентаграмма) тела нашего <…> суть проявление в детях Адамовых Люциферова начала». Он говорит о процессе «люциферического самопреодоления в человеке и при помощи человека. И одно христианство учит тому, как Люцифер в человеке окончательно преодолевается Богочеловеческим ликом, а через то побеждается и Ариман». Люцифер, по Вяч. Иванову (толкующему, в свою очередь, Достоевского), — начало «одинокой самостоятельности» человека; он «злоупотребляет божественным „аз-есмь“ в человеке, извращая его смысл и силу, а тем самым и глубинную человеческую волю». Человек должен обрести того, кому может сказать «ты-еси». Ариман (второе злое, к тому же разлагающее начало) стремится убедить человека, «что Бога нет. Итак, не будет более и тебя самого. <…> Тогда знак индивидуации человека, пятиугольная звезда его или пентаграмма, обращенная верхним лучом вверх, к небу „os sublime fert“), символ движущейся энергии и воли, самоутверждающейся лишь постольку, поскольку она опирается на ступень, необходимую для дальнейшего восхождения, — опрокидывается острием вниз и падает в зияющую тьму Аримана»[795].

Таким образом, «пятиугольная звезда» — символ, активно участвующий в философском осмыслении российской широко понимаемой современности (напомним название статьи Вяч. Иванова) уже по крайней мере в самом начале 1917 года — еще до появления и утверждения такой звезды в качестве символа новой власти. В последующие годы философическое обсуждение пятиконечной звезды уже в этом качестве продолжено. В воспоминаниях об одном из диспутов весны 1920 года описывается выступление А. Белого: «Из его заумных построений помню только перпендикуляр, опускаемый с вершины пятиконечной звезды на прямую, соединяющую противолежащие ей углы, в чем сказывается, как мне представляется, с одной стороны, сын математика Бугаева, а с другой (предполагая звезду, как повсюду, красной) — автор сборника стихов „Христос Воскрес“, плода парадоксально-мистического восприятия Октябрьского переворота, как и „Двенадцать“ Александра Блока»[796].

Многообразные значения символа всегда базируются на числе пять, «которое выражает союз неравных. На этом основании оно есть микрокосм — пять концов как союз мужского (число 3) и женского (число 2) начал. Важнее, однако, другое — то, что пентаграмма „служит знаком опознания членов одного сообщества, например, в античности между пифагорейцами: она объединяет в группу“. Но у них же пентаграмма — также и „средство заклинания и достижения могущества“»[797]. Оба значения следует принять во внимание при осмыслении выбора большевиков.

6

Итак, звезда менялась на звезду; одновременно — красное на красное. Красная пятиконечная звезда, «раскрасив» слово и материализовав символ (состоявший из представления о звездном небе, представления об одной звезде, представления о звезде как двойнике Христа в ее новом и также путеводном значении), уже существовавшей на иконах и лубках и далее в виде сусальной елочной звезды, сделала слова «звезда» и «звезда» близкими к омонимам.

Этот процесс и замещающая функция красной звезды четко обозначены в стихотворении Маяковского «Пожелание к следующему Рождеству» («Окно РОСТа». 4 янв. 1920 г.):

1. Будущие елки

всегда и везде

этой

красной

украшать звезде.

2. Некогда

шли трое

к яслям

волхвы

за звездою.

Новую легенду строит

история взамен той.

3. Во всемирной

идете

ночи

за красной звездой

вы, красноармеец,

крестьянин

и рабочий —

светлой Коммуны волхвы!

Сравним другие тексты Маяковского для рождественских выпусков «окон» 1920 года и его же рисунки, на одном из которых красноармеец в фуражке со звездой побивает белогвардейца елкой, увенчанной также пятиконечной звездой; на других рисунках вершина елки, изображенной с точки зрения «буржуев», образует крест, а к ее стволу привязан «рабочий» — их распинаемая