Русский город Севастополь - Сергей Анатольевич Шаповалов

блиндаже офицеры собрались. Будем награды обмывать. Вина уже принесли. Пироги скоро подвезут. Тут один бывший матрос такие вкусные пироги продаёт – пальчика оближешь.

В тесном блиндаже набилось человек шесть офицеров, и курили безбожно. Вино уже разлил по стаканам. Ждали пироги.Через пять минут Павлу стало муторно от духоты. Он извинился и вылез наружу. Решил спуститься за горжу, чтобы ненароком не подстрелили. Навстречу, от Язоновского редута шёл мужик с корзинами.

– Ваше благородие, не знаете, кто пироги здесь заказывал?

Павел указал на вход в блиндаж капитана Мельникова.

Спустившись к дороге, Павел увидел знакомую телегу с низкой понурой лошадкой. На краю телеге, укатанная в шерстяную шаль, сидела девочка. Словно воробушек на веточке. Завидев Павла, она улыбнулась чистой детской улыбкой.

– Здравствуйте! Ой, как здорово, что вы ходите!

– Благодаря тебе, Маняша. Так, кажется, тебя звать?

– Мамка так кличет.

Павел присел рядом на край телеги. До чего у неё взгляд ясный, все удивлялся он. Глаза так и светятся.

– Тебе не холодно?

– Не. У меня душегрейка на овчине и ботиночки тёплые.

– Говорят, твой отец самые лучшие пироги печёт?

– Это тётка Глаша, сестра младшая его. Она с нами живёт.

– Не замужем?

– Нет. Она убогая. Только и умеет, что пироги печь, да с тестом разговаривать.

– Как это?

– Не знаю, – пожала плечиками девочка. – Шепчет вечно какие-то заклинания, когда тесто замешивает.

– А мамка твоя что делает?

– Мамка белье стирает. Матросы ей приносят, вот она и стирает, гладит, заплаты ставит.

Павел вспомнил, что у него есть конфеты. Достал одну из кармана.

– На, угощайся.

– Ой, спасибо, барин.

Девочка неуверенно взяла конфетку, повертела её и спрятала куда-то в складки одежды. Какая же у неё маленькая ладошка, – удивился Павел.

– А ты чего не ешь?

– Я, потом.

– На ещё одну.

Она и вторую спрятала.

– Ты не любишь конфеты?

– Люблю. Я братикам отнесу.

– У тебя братья есть.

– Ага. Маленькие. Одному пять лет, другому три годика.

– Отдашь братикам, а сама даже не попробуешь?

– Нет. Они же маленькие, а я уже большая.

– Ох, большая! – усмехнулся Павел. – А ну-ка подставляй руки!

Он достал целую пригоршню конфет. Павел ещё раз хотел посмотреть на маленькие розовые ладошки и на то, как засияют её детские глазки. Но глазки смотрели испуганно.

– Ой, барин, извините, но мама не разрешает ничего у чужих брать.

– У меня – можно, – уверенно сказал Павел. – Это же ты меня спасла. И не называй меня барином.

Серые глазки засияли. Ладошки раскрылись.

– А как же мне вас кликать.

– Ну, не знаю, просто – дядя Паша. Павел.

– Не, не могу, – качнула она головой. – Вы – барин, а я – простушка.

– Да кто же тебе такое наговорил? – возмутился Павел.

– Так, все это знают. Наш батюшка в церкви говорит: Бог такие порядки устроил.

– Вот и неправда. Иисус говорил, что все люди равны.

– Нет. Это там равны, – она взглядом указала на небо. – А здесь – мы разные.

Павлу стало как-то грустно, даже не понял от чего.

Вернулся мужик с опустевшими корзинами, за ним солдаты с носилками.

– Клади в телегу, – указал он. – Ох, рана-то какая, – недовольно покачал он головой. – Довезу ли. Мож, сразу в Гущин дом?

– Да поготь ты! – зло ответил один из солдат, нёсший носилки. – В гошпиталь вези. Пусть сперва фельдшар посмотрит. Он, чай, лучше тебя разбирается.

– Добро, – согласился мужик.

Принесли ещё несколько раненых.

– Маняша, где твоя манерка? – спросил мужик.

– Здесь, тятя. На, спрячь пока, – она протянула ему горсть конфет.

– Ох, ты! – удивился он, поглядел настороженно на Павла. – Ваше благородие, ну зачем дитятку баловать?

– Ничего я её не балую. Много ли она у тебя в жизни конфет пробовала?

– Ой, ну, спасибо вам, – поклонился он.

– Это тебе спасибо. Скольких ты уже перевёз, Харон.

– Фёдор я. Матрос бывший. У адмирала Лазарева когда-то служил. В Антарктиду ходил. А теперь, вишь, – пирогами занимаюсь, да раненых вожу.

Телега тронулась, покачиваясь и скрипя. Девочка достала свою манерку и поила раненых.

– В Антарктиду он ходил, – недовольно пробурчал один из солдат и крикнул вдогонку. – Шибче давай!

Странная мысль мелькнула у Павла: почему у такого страшного мужика такой милый ребёнок? Может все дети такие, когда маленькие? А почему он раньше не замечал?

Пятипудовая английская бомба, шустро подпрыгивая, скатилась к дороге, но не взорвалась. Ни Павел, ни солдаты даже не вздрогнули. Почему-то уже нутром чувствовали, что не взорвётся.

– Во, Микола, – сказал солдат, указывая на бомбу. – Ежели её как гнёт приспособить – капусту солить.

– Не, тяжёлая, – покачал головой Микола. – Это ж какую бочку надо. Да и капуста от неё ржавая будет. Не, лучше – камень.

***

Павел присел у выхода из минной галереи, задремал. Забрезжил рассвет. В это время, перед восходом канонада стихала, только неутомимые стрелки продолжали свою охоту. Морозец пощипывал нос и кончики ушей. Павел поднял воротник, спрятал руки в рукава. Прикрыл глаза. Тело становилось невесомым и растворялось в неге.

– Ваше благородие!

Павел вздрогнул. Перед ним стоял ефрейтор Козлов.

– Ваше благородие, вас адмирал требует.

– Какой адмирал?

– Известно какой, Нахимов.

Павел быстро выбрался из мины и поспешил по траншее, на ходу оправляя шинель. Нахимов в сопровождении нескольких флотских офицеров осматривал подходы к Язоновскому редуту. Адмирал, как всегда, был в парадном мундире, при эполетах, чистый, выглаженный. Павлу даже стало немного стыдно за свои грязные сапоги и шинель всю в присохших комках глины.

– Поручик Кречен прибыл по вашему распоряжению.

– Отлично, поручик. Сможете провести меня к редуту Шварца кратчайшим путём? Чтобы нам не плутать в потёмках по траншеям.

Павел повёл адмирала на правый фланг бастиона. За бастионом к редуту Шварца тянулась невысокая стена. Павел остановился в раздумье. Вести адмирала вдоль стены – опасно. Высота её едва достигала груди. А французские стрелки днём и ночью следили за каждым передвижениях на нашей линии. Павел решил идти другим путём, огибая батареи.

– Куда вы? – остановил его Нахимов.

– Здесь идти опасно, – объяснил Павел.

– Вы ведёте адмирала Нахимова, молодой человек. А Нахимов по трущобам не ходит. Извольте показать кратчайший путь. Боитесь, так позовите другого офицера.

– Нисколько! – обиделся Павел. – Прошу за мной. – И смело зашагал вдоль стенки. Тут же вокруг засвистели пули, шмякались о камни, пели у самого лица. Один из офицеров свиты вскрикнул.

– Что там? – обернулся Нахимов.

– Боцман Коржов ранен, – ответили ему.

– Спускайтесь к батарее, – приказал адмирал сопровождающим.

Дальше шли вдвоём. Как только пуля с противным визгом пролетала рядом, Павел невольно ёжился, как от озноба.

– А вы ещё не привыкли, поручик, – удивился Нахимов. – Вроде бы давно на