Протопоп Аввакум и начало Раскола - Пьер Паскаль

Беседа «О днях поста и мясоястия» представляет собой собрание правил древнего благочестия: обязательно поститься по средам и пятницам, но никоим образом не в воскресенье, раздавать в виде милостыни сделанные таким образом сбережения, в субботу по первому зову колокола спешить ко всенощной, как св. апостолы Иоанн и Петр спешили ко гробу; после обеда упражняться в чтении Ветхого и Нового Завета и до понедельника пребывать в молитве; если возможно, ходить в церковь и в другие дни, если же нет, то читать «правило» перед иконами дома и никоим образом не пропускать молитвы, ибо «тужит душа, лишаема молитвы». Христианские праздники сравниваются с еврейскими, далее говорится о нисхождении Христа во ад, о его воскресении и вознесении и сидении во славе одесную Бога Отца «в дву естествах, Божества и человечества»; равно и о Страшном суде, когда Господь отделит овец от козлищ. Тут Аввакуму опять приходят в голову никониане. «Что-то вам пособит друг-от ваш, антихрист?» – спрашивает их Аввакум[1707].

Беседа «О старолюбцах и новолюбцах» дает очень нужное предостережение верным, живущим среди неверных: всякое евхаристическое общение с никонианами есть смертный грех. Если их греховность и не видна, это не более как прелесть сатанинская. О них можно сказать то, что говорит римскому кардиналу грек Азимит: «Учители ваши – свинии, в них же посла Господь легион бесов». Лишенные благодати, они не могут и передавать ее: святыни они не освящают и болезнующих не исцеляют[1708].

Не надо принимать этих отступников, ни принимать от них никакого таинства, ни принимать их в дома. Не надо обманываться теми видимыми признаками «церковного познания», которые в них еще сохранились, подобно как «искра в пепеле» – это на самом деле лишь ложь для обмана верных. Они даже и не знают, что такое христианская жизнь. Надо приглядеться к ним поближе. «Вид весь имеют от главы и до ног корпуса своего насыщенной, и дебелой, и упитанной». Что касается дел их, то позорно было бы их и показывать. «Не надейтеся, бедные никонияне, вы в таковом отступническом житии имети в себе духовныя благодати, ниже инем кому можете подати». Они хуже прежних еретиков, ибо «и последнее светило, бывшее великороссийские церкви ко просвещению (…) сияющее угасили нынешнии отступницы». Берегитесь! – призывает он верующих. Пощадите свою душу единую! Своих малорожденных отрочат ограждайте от злых учителей, ведущих к погибели. Благодарю Бога моего! «Слышу опасающихся о своем душевном спасении и блюдущихся опасне, дабы своих (…) отрочат не оставити. (…) И от ревности любви (…) собирающеся овыи в домы своя з женами и детми, а иные в кущи, на то устроенные (…) навершаху себя блаженным изволом всесожжения (…) и всесладостне скончахуся (…) от Божия руки сугубые приимаху венцы: первое – соблюдение (…) их о правости веры наблюдения; второе – за неоставление чад своих (…) коснутися им к злобе преступнического (…) учения»[1709].

Беседа «О внешней мудрости», отталкивающаяся от 1 Послания к Коринфянам[1710], где говорится о безумии мудрости мира сего, выражает в новом свете мысли, которые Аввакум еще раньше развивал у Ртищева:

«Платон и Пифагор, Аристотель и Диоген, Иппократ и Галин: вси сии мудри быша и во ад угодиша (…) тою мудростию своею уподобляхуся Богу, мнящеся вся знати. (…) Мы разумеем небесная и земная, и кто нам подобен! И взимахуся (…) выше облак, – слово в слово, яко и сатана древле. Сего ради отверже их Бог. (…) Вси христиане от Апостол и отец святых научени быша смирению, и кротости, и любви нелицемерной; с верою непорочною, и постом, и со смиренною мудростию, живуще в трезвости, достизают не мудрости внешния, – подразумевати и лунного течения, – но на самое небо восходят смирением ко престолу Царя славы (…). Виждь, гордоусец и алманашник, твой Платон и Пифагор: тако их же, яко свиней, вши съели (…). Многи же святии смирения ради и долготерпения от Бога прославишася и по смерти обоготворени быша (…), чюдесьми и знаменьми яко солнце повсюду сияют. Виждь, безумной зодийщик, свою богопротивную гордость, каковы плоды приносите Богу и Творцу всех Христу: токмо насыщатися, и упиватися, и баб блудить ваше дело. Прости, – не судя глаголю, к слову прилучилося. Не ваше то дело, но бесовское научение. Плакати о вас подобает, а не ругати (…) Посмотри-тко на рожу-ту на брюхо-то, никониян окаянный, – толст ведь ты! Как в дверь небесную вместитися хощешь! (…) Нужно бо есть царство небесное и нужницы восхищают е, а не толстобрюхие. Воззри на святыя иконы и виждь угодившия Богу, како добрыя изуграфы подобие их описуют: лице, и руце и нозе и вся чувства тончава и измождала от поста, и труда, и всякия им находящия скорби. А вы ныне подобие их переменили, пишите таковых же, якоже вы сами (…) И у кажного святаго, – спаси Бог-су вас, – выправили вы у них морщины-те, у бедных (…) Святых образы изменили и вся церковныя уставы и поступки: да еще бо християном милым не горко было! Он, мой бедной, мается шесть-ту дней на трудах, а в день воскресной прибежит во церковь помолити Бога и труды своя освятити: ано и послушать нечево – по-латыне поют, плясавицы скоморошьи! Да еще бы в огонь християнин не шол! Сгорят-су все о Христе Исусе, а вас (…) не послушают. Да и надобно так правоверным всем, то наша и вечная похвала, что за Христа своего и святых отец предания сгореть, да и в будущем вечно живи будем, о Христе Исусе, Господе нашем, Емуже слава ныне, и присно, и во веки веком, аминь»[1711].

Возражал ли Аввакум здесь против светской науки вообще или только против астрологов, новых икон и никониан? Конечно, против всего этого, но красной нитью через всю беседу проходит протест против всей тогдашней чувственной, внешней и антихристианской жизни, развернувшейся перед его глазами после его возвращения из Сибири. И эта мысль лежит в основе всех его проповедей, поскольку именно в этом состоит смысл старой веры.

III

Сочинение о Божестве и твари

В беседе «Списание и собрание о Божестве и о твари» (иначе именуемое «О сотворении мира, грехопадении и о потопе») мы снова находим те же насущные вопросы: Аввакум выступает против ложной мудрости, ведущей к астрологии, и против разнузданной жизни, выражающейся, в частности, в невоздержании в пище и в пьянстве. Литературная форма тут та же: это очень свободный комментарий Священного Писания, адресованный слушателю. Но начинается беседа с тщательно продуманной критики очень распространенного в Древней Руси сочинения «Беседа трех святителей»[1712]. Три святителя и учители православной церкви Василий Великий, Григорий Богослов (Назианзин) и Иоанн Златоуст задают друг другу вопросы с соответствующими ответами по тем космогоническим проблемам, которые, не будучи разрешенными Библией, волновали народное воображение. Сюда относятся такие представления, как солнце, сотканное из ризы Господней; земля, образованная ангелами из морской пены и стоящая на трех больших и тридцати пяти малых китах, и море, стоящее на железных столбах. Заслуга Аввакума заключалось не столько в том, чтобы осудить «Беседу», уже запрещенную «Кирилловой книгой» в качестве книги, неподходящей для чтения верующих, сколько в том, чтобы подтвердить это запрещение историческими и богословскими аргументами.

Василий Великий умер до Второго Вселенского Собора, Иоанн Златоуст – между Вторым и Третьим. Как же могли они, спрашивает Аввакум, беседовать в столь разные времена?[1713]

До создания мира Бог не мог обитать, как это якобы говорил св. Григорий, в трех небесных «камарах» (палатах), ибо Бог все обнимает и не содержится ни в каком месте; если же он трапезовал с Авраамом и беседовал с Саррой, и если он показал задняя своя Моисею, если Он явился Исаии и Иезекиилю, то лишь «подобием Своим», аналогией («А все Господь схождением творил»). Ареопагит говорит ведь: «Свет Бог, но и не свет, паче бо света; живот Бог, но и не живот, паче бо живота». «Неодержимаго одержал в одном месте, и необъемлемаго и неприступнаго посадил в камары»! Подобным образом ангелы не могут быть непосредственно по природе изведены из Духа Святого, ибо они были приведены из небытия в бытие Богом-Словом и лишь освящены Духом Святым. Что касается повествования о том, что пена якобы собирается ангелами («ангелы-де по морю пену собирали»), а также о китах, то это чистый вымысел. «Чти Бытию и Гранограв о сотворении твари: тамо истинна».

Далее он переходит к объяснению Книги Бытия. Пишущий всегда в смелой манере, Аввакум использует свой комментарий для протеста против пьянства и социальных несправедливостей – против тяжелого труда женщин и детей; против суеверий – астрологов и альманашников, каковые он считает главными бичами своего времени[1714].