Русская классика, или Бытие России - Владимир Карлович Кантор

весь культурный центр города). Словно он вызвал из некоего пространства демонические силы (как постараюсь показать дальше, демоническое – это дрезденская тема). Дрезден оказался в ответе за тот дьяволизм, который принесла Германия миру. Впрочем, один дьяволизм рождает аналогичный.

При советской власти город почти не существовал, не восстанавливался, не реставрировался. Влачил какое-то смутное, почти мифическое существование (только имена больших писателей, обожавших город, связывали город с прошлой духовной жизнью), да и великая галерея (так называемая «Дрезденская галерея») была в Москве. Среди великих деяний Хрущёва был возврат этой галереи в Дрезден, в Цвингер. Это было первое робкое движение к оживлению города. Ну и деталь, важная для российского сознания: массовое движение в октябре 1990 г., которое привело к падению режима и объединению Германии, началось в Дрездене. По словам публицистов, когда по улицам города уже двигались демонстранты, в Дрезденской опере шла репетиция бетховенского «Фиделио», актеры были одеты в арестантские робы, и постановка оперы воспринималась как вызов властям.

Можно долго описывать уют и прекрасные закоулки реставрированного города, где на каждом пятачке свое кафе, не забыть восстановленную Фрауэн Кирхе, потрясающий Цвингер с картинами великих мастеров Возрождения. И, прежде всего, вспомним «Сикстинскую мадонну» Рафаэля, которая для русских путешественников словно создавала некое магическое поле, не было знаменитого русского, который как-то не отнесся бы к ней[647]. Надо сказать, что в культурно-историческом смысле Дрезден и впрямь можно назвать родиной Сикстинской Мадонны. Не из церкви монастыря Piacenza, а именно из Дрездена пошла всемирная слава картины, когда в начале XIX века молодые немецкие романтики открыли для себя Ренессанс. 300 лет (с 1512 г.) практической безвестности и затем – мировой триумф. В сущности, повторилась судьба Шекспира, которого вроде бы и знали, но понастоящему его открыл миру Гёте.

А Дрезден – это город, словно созданный для культурного досуга, для занятия искусством. Здесь ставили свои оперы Карл Мария фон Вебер и великий Рихард Вагнер, создал потрясающее здание Оперы Готфрид Земпер, несколько лет жил гений-романтик Э.Т.А. Гофман, это место действия одной из его глубочайших новелл, здесь творил великий теолог Пауль Тиллих. Воистину культурная столица, по крайней мере Саксонии. Понятно, что это слова влюбленного в город человека, но, прожив в Дрездене полгода, я и впрямь влюбился в него. Уж больно много обаяния и красоты разлито в пространстве города. Радостный и трагический город! Существенно добавить, что саксонские правители, как Петр Великий, скупали и перевозили в Дрезден все великое, что было создано в Европе. Интересно, что «Золотой всадник» (конная статуя курфюрста Августа Сильного, поставленная в 1735 г. на площади Neustädter Markt между Augustusbrücke и улицей Hauptstraße) удивительно напоминает памятник Петру Великому, с легкой руки Пушкина именуемый «Медный всадник». К этому стоит добавить, что Август Сильный был союзником Петра Великого в Северной войне (против Швеции). Замечательно, что Дрезден и Петербург официальным решением уже 50 лет как названы городами-побратимами. Как Петербург считался все девятнадцатое столетие и начало двадцатого немецким городом, так Дрезден был воистину русским городом. Я в данном случае не имею в виду славянскую (сорбскую) почву города, название которого идет от древнесорбского Drežďany («жители пойменных лесов»). С XIII столетия Дрезден – столичный немецкий город. Речь именно о русских, которые два-три прошлых столетия на свой лад обживали Дрезден. Начиная с Петра Великого, можно назвать среди побывавших и поживших в этом городе имена П.Я. Чаадаева, К.Ф. Рылеева, В.А. Жуковского, М.А. Бакунина, П.В. Анненкова, А.К. Толстого, Л.Н. Толстого, Ф.М. Достоевского, Н.Н. Страхова, С.В. Рахманинова, П.А. Столыпина, трагического героя русской истории (который был рожден и крещен в Дрездене), Ф.А. Степуна. На этом имени я, пожалуй, завершу список, хотя он практически бесконечен. И поскольку простое перечисление бессмысленно, я выделю три имени, которые именно в Дрездене оказались в центре важнейшего российскоевропейского сюжета, – Бакунина, Достоевского, Степуна. Но их имена звучат в контексте немецких имен – Гофмана, Вагнера, Тиллиха. Разумеется, немецкие и русские творцы как-то причудливо переплетались в интеллектуальном пространстве. Но контекст не случаен, поскольку в городе затаилось и нечто пограничное, связывающее разные культурные пласты. Об этом я и хотел бы поразмышлять. Ведь имя Флоренции, данное городу, предполагает и мощное духовное поле, в котором существуют творцы, причастные к высшим смыслам. Недаром Достоевский дни проводил в Цвингере, великая живопись задавала уровень его текстам. Стоит привести слова Тиллиха из его автобиографии: «Я уехал в Дрезден и стал отходить от более традиционной теологической позиции Гиссена по причине большей открытости Дрездена как в пространственном, так и в культурном отношении. Дрезден был центром визуального искусства, живописи, архитектуры, танца, оперы, – и со всем этим я близко соприкасался»[648]. Открытость мировому духу – это очень много!

Чтобы была понятнее моя тема, замечу, что именно в этом городе величайший русский, он же петербургский, писатель Достоевский написал роман «Бесы», самую свою грозную книгу о судьбах России, да, как оказалось, и всей Европы. Ведь раз Флоренция, то должен и здесь явиться свой Данте с рассказом про «Ад». Он и явился в образе русского писателя Достоевского, которого немцы не раз сравнивали с Данте (Шпенглер, Гессе[649] и др.), а его «Бесы» – с дантовским «Адом». Ни в одном европейском городе Достоевский не жил так долго, как в Дрездене. Разве что в Петербурге, европейской столице России.

2. Русский Данте: столкновение с адом

Случайно ли, что Достоевский узнал о «нечаевском деле» (о революционных «пятерках», убийстве студента Иванова русским революционером Сергеем Нечаевым, срастившим впервые политическое движение с прямой уголовщиной) и начал писать «Бесов» именно в Дрездене? Вроде бы случайно. Но в высших пересечениях культурных смыслов случайностей наверно не бывает. Существуют историко-географические места, выступающие в роли неких сгущающих проблемы конденсаторов, где политические персонажи, писатели, мыслители оказываются в их завораживающем поле. Для России одним из таких мест можно назвать город Дрезден. Именно в том городе, где впервые была опробована террористическая бесовская тактика, великий русский писатель слышит о русском последователе Бакунина, который довел до логического завершения его идеи. По воспоминаниям жены писателя, в 1869 г. в Дрезден приехал ее брат, учившийся в Петровской земледельческой академии в Москве, и рассказал об убийстве в Петровском парке студента. «Тут-то и возникла у Федора Михайловича мысль, – пишет она, – в одной из своих повестей изобразить тогдашнее политическое движение и одним из главных героев взять студента Иванова (под фамилией Шатова), впоследствии убитого Нечаевым»[650]. Достоевский, однако, не только слушал рассказ своего шурина, но подробно читал русские газеты, и в газете «Московские ведомости» за 1870 г. он мог прочитать статью Михаила Каткова, редактора