Долгая зима - Владимир Иванович Петров

огласки, отражающее жизненный и духовный уровень населения Бабьей улицы в последние десять – пятнадцать лет, в первую очередь, мужского.

Рассуждая таким образом, Бугров прогуливался по родной улице. Время было позднее, никто ему не мешал. Лишь у Назарычевой избы его окликнула Мотаня!

– Вадимчик! Как хорошо, что встрелся! – обрадовалась она ему. – Будет кому душу излить.

Она дыхнула устоявшимся перегаром, пустила слезу:

– Мой-то писульку прислал. Не приедет. К другой прикобелился. Пить вот с горя заставляет. Зашла к Назарихе, в долг попросила. Не даёт, старая карга. Найдёшь двадцатку, Вадимчик? Выручишь?

– Домой тебе надо, Мотя. Отдыхать, – пытался урезонить её Вадим. – Бай-бай надо.

– Так и сделаем. Возьму сейчас бутылку и пойдём ко мне. Теперь я свободная женщина.

– Нам не по пути, – построжал Бугров. – Бывай!

– Пожалел деньги, – закричала Мотаня. – И ты, оказывается, такой же, как наши мужики-жмоты. За бесплатно лишь норовите…

Вадим поспешно сунул в её руку полсотни:

– На вот. И на выпивку, и на похмелку.

– Какой ты… настоящий мужик! – потянулась к нему Мотаня.

– Иди, пока не спит Назариха. Не пустит потом.

– Пустит! За деньги никуда не денется…

Бугров решил проводить Мотаню. Мороз сильно поджимать начал, чего доброго, замёрзнет. Но в последний момент передумал: выкинет ещё какой-либо фокус, объясняйся потом, что не верблюд, быстренько отступил за горку сдвинутого бульдозером снега.

– Вадимчик? Где ты? – окликнула его вышедшая с двумя поллитровками в руках повеселевшая Мотаня.

Постояла, озираясь.

– Убежал. Побрезговал мной, чистюля хреновый. Как и мой тюремщик отказался. Ладно. Не пропадём! Мотя ещё ничего баба. Мотя ещё найдёт себе. Пойду выпью как следует. Отосплюсь. Баньку истоплю и в район поеду, на базар. Жениха искать. Найду. Обязательно найду…

Продолжая бормотать, она направилась к своему дому.

Бугров повернул к себе. «Здесь не соскучишься, – подумал он. – То ли ещё будет!»

Далеко заглянул он в своих рассуждениях, но не знал, что действительность превзойдёт все его жестокие прогнозы. Никак не мог предвидеть он, что так скоро, летом уже, захлебнётся кровью Чефиркин, что в зиму смертельно скорчится на холодном полу опившийся Воронов, что настырная Мотаня привезёт-таки мужика из райцентра, но и тот буквально через полгода прикажет долго жить подготовившимся уже следовать за ним поредевшим мужикам с Бабьей улицы…

Гравий

Настырный зов из приоткрытых дверей избы проник в пристройку, взбудоражил устоявшуюся ночную тишину. Пробудившийся Хмельнов, не отошедший как следует от изрядно выпитого накануне самогона, всё же быстро сообразил что к чему.

– Опять грохнулась, – беззлобно буркнул он, догадавшись о причине бабкиного зова, крикнул ответно: – Сейчас я.

Только в сей же час не получилось у него. Не то чтобы с кровати подняться, шевельнуться даже не мог, словно крепко-накрепко привязанным лежал на правом боку.

– Не понял? – удивился он удерживающейся в постели силе, безуспешно дёрнулся резче, до боли во всём теле. – Не сплю, выходит, – встревожился не на шутку, лихорадочно стал припоминать.

…Хмельнов отпуск взял в мае, с расчетом параллельно с огородной копкой-посадкой и обновление бабкинского двора продолжить. Вслед за срубленной из осиновых стояков пристройкой к избе и сложенной из бэушного самана веранды с деревянной банькой внутри решил он мазанку-кладовую взамен сильно покосившейся старой справить. Материал набирался. Заминка выходила лишь с гравием, нужным и для неотложного усиления каменного, выкрашивающегося фундамента избы, в своё время не скреплённого цементным раствором. Требовался зернистый гравий, какового в ту пору ни в местном, разваливающемся, как и бабкина мазанка, колхозе, ни в соседних хозяйствах не оказалось. Ехать же за ним на дальний карьер не позволяла Хмельнову скудноватая зарплата заводского инженера-технолога. Оставалось – махнуть в деревню, что рядышком совсем, через каких-то пару ковыльных косогоров да озимое ржаное поле, благо попутная машина подвернулась. Не отказал ему собравшийся как раз в те края на собственной грузовой «газели» Илья Масленцев, безо всяких там хмельновских институтов зашибающий приличные бабки на перевозочной службе у самарских бизнесменов. При всём том Масленцев умудрялся частенько прикатывать с берегов Волги-матушки к Ильмень-речке, речке своего детства, на выходные, а то и на всю неделю.

Как и обещал вечером по приезду, на следующий же день в полдень подъехал он к Хмельнову, городившему забор, заторопил:

– Поехали. Время – деньги.

С ними увязался их уличный кореш, языкастый Петя Афигенов, известный всей округе как Невыездной. Оправданной была кличка. Действительно, безвыездно жил он в селе, чем гордился и вполне обоснованно упрекал подавшихся в город дружков за разрыв с родиной.

– Будь моя воля, на пушечный выстрел не пущал бы я вас, изменников. Пользы никакой от вас, только других тревожите.

Сегодняшнее отклонение от своего безвыездного принципа объяснил желанием помочь Хмельнову.

– Строится человек, глядишь, и возвернётся домой пенсионным песочком родной дворик посыпать. Не совсем, выходит, пропащий он для села. А как ты на это смотришь? – обратился он к Масленцеву. – Слабо за Мишей пойти. Капиталы проклятые не пускают?

Масленцев не среагировал на подкол, усмехнулся лишь снисходительно и прибавил газу. Промолчал и Хмельнов, не поверивший в трудовые намерения земляка-краснобая. «Скорее от скуки собрался, – подумалось ему, – чтобы один из двух выходных дней скоротать да вечерком у выгруженного во дворе гравия на „гусиной“ травке за пивком с воблой посидеть».

Вскорости Афигенов сам подтвердил эту догадку. Отнюдь не вдохновлённый предстоящей скорой работой, о чём напоминали грохочущие на ухабах лопаты и вёдра в кузове, он повернулся к Хмельнову:

– Технику бы сообразить. Два-три ковша черпнём и шабаш! Спин не поломаем и время сэкономим.

– Дело говорит, – поддержал его Масленцев, тоже не любитель повкалывать. – Есть кому пособить?

– Через дядю Игната попробую.

– К нему и завезу. Потолкуешь с ним о технике, а мы тем временем с Петушком к родне моей сгоняем на часок. О рыбалке на субботу договорюсь. В самый раз будет к приезду жены с ребятишками на новой «десятке», только что купленной…

– Во-во! Я и говорю, нечего вас, капиталистов, в село пущать, – не дал тому дохвастать, своё лыко в строку ввернул Афигенов. – Жируете, машинами обзаводитесь и нашу рыбку норовите выловить. Не так ли?

Масленцев не ответил. Оставшуюся дорогу проехали молча, каждый думая о своём.

Дядя Игнат встретил племянника с распростёртыми объятиями, прослезился даже на радостях:

– Глазам не верю! Наконец-то! Грешным делом, думал, забыл дядьку.

– Виноват. Никак не получается погостить. То одно, то другое. Вот и сейчас мимоходом.

– Как так? В кои веки заглянул – и на те: здрасьте – до свидания!

– За гравием я.

– Подождёт твой гравий.

– Машина не может ждать. На попутной, можно сказать, приехал. Втроём не скоро накидаем.