Северная и восточная Тартария - Николаас Витсен

них не знают иного языка, кроме собственного, который сильно отличается от восточно-тартарских языков. Также многие видели нас при дворе в Пекине, а некоторые видели и нашу церковь.

Однажды, прежде чем мы дошли до той горы — цели нашего пути, на заходе солнца нам встретился очень странный князь, который возвращался от палаток императора. При нашем появлении он остановился со всем своим сопровождением, довольно большим, и спросил через переводчика кто из нас Нау Хоай жи? Один из наших слуг показал им на меня руками и голосом, и тогда он с веселым и приветливым лицом подошел к нам, говоря: «Я уже давно слышал Ваше имя. Как вы поживаете?». Потом он так же обратился к отцу Гримальди и спросил, как он поживает. При таких обстоятельствах у нас появилась надежда, что может случиться, что когда-нибудь наша вера дойдет до таких светских правителей, в особенности, если некоторые занятия математическими науками сперва подтолкнули бы к этому и с помощью подарков мы польстили бы душам этих народов.

Но если это когда-нибудь произойдет, то нам кажется, безопаснее начать с более отдаленных тартар, которые живут дальше от Синской стены, и с тех, которые еще не находятся под властью Синской империи, и таким образом постепенно проникнуть к остальным тартарам, о которых я не могу здесь вкратце рассказать.

Император на всем пути оказывал нам особую благосклонность, как словами, так и действиями перед всей армией, такую, какую он не оказывал никому другому, будь то князья либо близкие ему по крови люди.

Однажды, когда император встретил нас в широкой долине, где мы исследовали расстояние и высоту окружающих гор с помощью математического прибора, он со всей армией и придворными остановился и, еще находясь поодаль от нас, крикнул громко, по-сински: «Гао мо?». Что значит: «Вы хорошо поживаете?». Когда император спросил на тартарском языке о высоте некоторых гор, а я на том же языке ему ответил, он повернулся к свите и говорил о нас добродушно и с уважением. Мне рассказал об этом дядя императора, один из главных начальников; он стоял тогда рядом с императором.

Подобную благосклонность император сам неоднократно нам оказывал, а именно: когда он часто из своих палаток и от своего стола велел приносить нам в наши палатки множество блюд на глазах у всей знати. Да, иногда он велел привести нас к нему в палатку и там подать нам еду. Всякий раз, когда нам присылали некоторые блюда, среди них были такие, которые мы могли есть, если должны были воздерживаться от мясной пищи. Ибо император уже знает, что есть такие дни поста и воздержание от мяса нам необходимо, и часто он спрашивает в таких случаях, начался ли уже у нас пост.

Старший сын императора, следуя примеру отца, также оказал нам подобную благосклонность. Когда он однажды во время охоты упал с лошади и повредил левое плечо, и поэтому более 10 дней оставался в долине /W 207/ (где и мы оставались с большей частью армии), он, пока отец уезжал на охоту, ежедневно, а иногда и дважды в день, то есть днем и вечером, приказывал принести нам в наши шалаши блюда от своего стола.

Эту благосклонность императора нужно приписать особому благодеянию и Провидению Божию, потому что он по отношению к другим: и к князьям, и к находящимся с ним в близких родственных связях — был более непостоянен и изменчив.

Все остальное, что относится к нашему путешествию и касается его, похоже на то, что происходило во время тех путешествий, которые император предпринимал в прошлом году к Восточной Тартарии, когда он меня тоже брал в свое общество. Оба их я опишу в следующих письмах: как нас всю дорогу везли на лошадях и королевских носилках и мы использовали палатки и стол его дяди (которому император нас поручил); как открыли большую дорогу для удобства королевы-матери[222], которая сидела в паланкине весь долгий путь, окруженная величайшей заботой на пути более чем в 600 миль туда и обратно (ибо мы вернулись другим путем), через горы и долины. Через ручей, тот самый, который множеством извилин повсюду перерезал дорогу, были проложены мосты, а хребты гор, даже каменистые, были с огромным трудом превращены в плоскости. Поистине, европейцам кажется невероятным, какое это большое предприятие и какого большого труда это стоило, если говорить только о дороге.

Другие подробности, касающиеся этого [путешествия], Филиппус Гримальди в своих письмах более ясно изложит.

Что касается пользы нашего путешествия и того, какую пользу оно дало христианскому миру, я уже сообщал в прошлом году, описывая наше путешествие в Восточную Тартарию. Достаточно сказать, что так определила это воля императора, а противодействовать ей и даже незначительным знаком дать понять, что мы хотели бы отклонить ее, равноценно тому, чтобы подвергнуть всю миссию самой большой опасности. Я, однако, уже дважды приватно говорил со знатным придворным, которого император обычно использует для сообщения нам своего приказа или для ознакомления нас с благосклонностью своей души. Я, повторяю, с ним говорил и умолял, чтобы он, если это можно сделать без риска, устроил эти дела у императора так, чтобы в дальнейшем он не брал нас с собой в такое общество, по крайней мере, меня, в мои преклонные годы, оставил бы дома или приказал бы нам двоим сопровождать его.

Далее, в этом продолжительном путешествии, хотя я уехал так далеко от Пекина, я все же довольно часто получал письма от отцов [иезуитов] и мог посылать ответы, если требовалось, ибо по всей дороге постоянно следовали за нами курьеры из Пекина и обратно. И, хотя этот наш поход и путешествие кажутся такими важными и прекрасными, мы можем сказать, что ни один синский миссионер во время своей миссии не испытывал и сотой доли тех трудностей, неудобств и усталости, которые мы испытывали во время всего пути из-за особенностей местности, времени и по другим причинам. Обо всем я в нескольких словах не могу дать представление, я лишь быстрым пером, в пути, сидя верхом, вел дневник, поэтому я прошу, чтобы это и было рассмотрено как таковое и с такой же душой, как я об этих делах сейчас пишу.

Пекин, 4 октября 1683 г.

Ф. Фербист.»

Страна МЮГАЛИЯ, МУГАЛИ, или МОНГОЛ и т. д.

Карпинус[223] Край, или область, которую жители страны и соседние народы обычно называют Мугал, Мюгал, Мюгалия, или Мугалия, иначе называется и Монгал, а