Кузница Победы - И. М. Данишевский

сами участвовали в погрузке. О жеребьевке, расписках и прочих вещах даже не помышляли. До этого ли было! Каждый старался взять груз побольше. Лишь бы не рассыпалась машина. И когда я сказал, что мне достался груз, то это надо понимать так: я доказал, что он лучше всего подходит для моего переоборудованного "ЯАЗ"-площадки. Машина как раз и замышлялась для перевозки таких крупногабаритных, тяжелых грузов: экскаваторов, тракторов, даже паровозов, правда узкоколейных. Словом, для нашей колымской тяжелой артиллерии.

Грузились в Магаданском порту круглосуточно. Менялись грузчики, а мы, водители, оставались на месте круглые сутки. Прикорнешь где-нибудь на часок – и опять на "линию огня".

Погрузка тяжеловесов без портальных кранов (их в ту пору еще не было в порту) – дело не простое. Сгружались такие грузы корабельными лебедками. А вот грузились на машины с помощью целого набора талей, лебедок, домкратов, а больше вручную.

Мой переоборудованный "ЯАЗ" мог взять 13-14 г. Для большей устойчивости поставили дополнительный мост, названный острословами "протезом". Он и в самом деле напоминал протез, потому что не имел передачи. [408]

Как и всякий протез, его не сравнишь со здоровым органом. Пока все идет хорошо, он вроде на месте. А вот случилось что-нибудь, например засел в яму, канаву, – и протез только мешает. Но об этом разговор впереди. Во всяком случае, тс, кто ставил "протез", исходили из лучших побуждений.

Итак – грузимся. Выложили так называемые колодцы, этакие схожие со срубами клети. На них буквально по сантиметру надвигается тяжелая кабина экскаватора и наползает на площадку моего "ЯАЗа". Тут только гляди, чтобы не перекосило, не упускай из виду и давление в баллонах. С опаской посматривают грузчики на все это сооружение. Чего тут только нет! А кабина тем временем, как шутят грузчики, хоть пищит, а лезет. И шутка вроде помогает. Не так трещит от напряжения голова, отходит вызванная бессонницей усталость. Но все кажется, что застыла, как заколдованная, кабина. Начинаешь нервничать, а от этого еще медленней идет дело.

Нервничают и мои коллеги – два водителя, которым достались другие узлы экскаватора. Они уже погрузились и могли бы трогаться, но ждут меня, своего бригадира. У меня и опыта побольше, и дороги колымские я знаю лучше.

Рейс – далекий. Начинал работать новый прииск по добыче "первого" и "второго" металла (так называлось золото и олово). Я хорошо знаю, как нужны там наши грузы. И, может быть, поэтому никакой темп не кажется мне достаточным. Все, думается, тянем. Хотя, как сказал кто-то, еще месяц назад эти темпы погрузки считались бы вполне стахановскими. Теперь они не устраивали.

Тронулись. И вот я снова вижу эти долины, окруженные уходящими на край света мягкими волнами сопок. По борту журчит речушка с каменистыми берегами. Сколько их, безымянных, прорезает суровую колымскую землю! Не ведала, не знала такая безымянка, сколько ей будет вдруг оказано чести из-за запасов благородного металла, которые найдены неподалеку разведчиками-геологами. Год-два назад добрались сюда первые приискатели. Свой несложный скарб они провезли, пока хватало дороги, на грузовиках, а потом по воде баркасами, затем по тундре их тащили олени. На последних, самых тяжелых километрах выручала собственная спина. Груз этот – палатка, пилы, топоры, ломы, колеса для тачек, керосин, мука, сухари, консервы. Для начала хватит. [409]

Пока первые приискатели добирались, пока расчищали площадку, ставили жилье – палатки, кончилось залетное колымское лето. Грянули морозы. Термометр стал показывать минус 50 и ниже. Как челюскинцы, обкладывали палатки снежной стеной, из пустых железных бочек сооружали печи.

Но приближалось время добычи золота. Поднялись на сопки, нарубили тощих стволов лиственниц. Складывали костры и жгли их на местах будущих забоев. Под кострами промерзшая земля оттаивала. Это позволяло снимать верхний слой пустой породы, так называемые "торфа", обнажая золотоносную породу – "пески".

С первыми теплыми днями начинался промывочный сезон. Тут нельзя терять ни минуты. На Колыме, как редко где на земле, выражение "время – золото" можно понимать буквально. Промывка не ждет. А много ли наработаешь вручную!

На каждом таком вновь открытом прииске ждали нашу могучую технику. Она шла на смену тяжелому, малопроизводительному труду с кайлом, ломом, лопатой, тачкой. К таким приискам и держала путь наша бригада.

В ушах в это утро звучала нерадостная сводка Совинформбюро. Красная Армия, нанося врагу большие потери, вынуждена была оставлять города. Бои шли уже неподалеку от моей родной Одесщины. От этого горестного сознания тверже сжимала рука руль, острее впивался глаз в капризную дорогу.

Наверное, езда моя не внушала уверенности пассажиру в кабине. Может быть, скорость при таком грузе и в самом деле была рискованной. Честно говоря, я этого не чувствовал. Мысли были далеко, и я еще не выработал в себе необходимого спокойствия. Это и почувствовал севший в Магадане ко мне в кабину попутчик. Он, как говорится, запросил пардону:

– Знаешь, Хоменко, я лучше перейду на одну из других машин. У тебя больно раскачивает, как на море. Нервы не выдерживают.

Что верно, то верно. Эта высокая кабина экскаватора устроила и впрямь невероятную качку. Того и гляди перевернет машину.

Я, понятно, не стал уговаривать попутчика остаться, но скорость снизил. На развилке своим коллегам уступил место, пропустил вперед. Вскоре они скрылись за поворотом дороги. Так на средней скорости я и двинулся. Вскоре встретились мои старые знакомые – мосты, [410] прозванные водителями чертовыми. Их много, на живую нитку переброшенных через речушки. Когда прокладывалась трасса, никто особенно вдаль не заглядывал. Грузовички были в общем нетяжелые. И мосты служили честно. Но вот появились грузовики потяжелее, и мосты затрещали. Их стали переоборудовать, а тут – война. Теперь каждый такой мост ставил передо мной вопрос: выдержит ли? Со своими товарищами я условился, что на каждом "благополучном" мосту они оставят знак. Но ведь их машины легче…

Вот дорога пошла лесом, и новая преграда стала на моем пути. Дорога петляла под многочисленными арками склонившихся, нависших деревьев. Чтобы какая-нибудь такая арка не зажала высокую кабину со стрелой, деревья иной раз приходилось рубить. Так я стал в этом рейсе еще и лесорубом.

Первый военный рейс длился месяц. Второй такой рейс имел свои трудности. Правда, на сей раз не было габаритного груза. Был компактный узел экскаватора. Но время настало дождливое, и многие речушки преобразились. Стали до того полноводными, что скрыли под водой и мосты. Приходилось простаивать перед иным мостом в ожидании спада воды и сутки, и двое…

Вернулся из этого рейса в Магадан, а уже в воздухе замелькали белые мухи. А