Кузница Победы - И. М. Данишевский

И. М. Хоменко.

Золотые рейсы

ХОМЕНКО Иван Михайлович. Родился в 1914 г. Член КПСС с 1947 г. Водитель I класса. Проработал на Колыме 32 года. Пенсионер.

Просмотрев мои документы, военком строго сказал:

– Немедленно назад, на Колыму. Работа в "Дальстрое" считается фронтовой. Таков приказ наркома обороны. Выполняйте.

В тот же день я двинулся в обратный путь, на восток. Всю дорогу до Владивостока с завистью поглядывал я на встречные, идущие с фронтовиками поезда. Клял свою врожденную невезучесть. Вспоминалось детство, упреки матери, крестьянки с Одесщины: "Все люди как люди, а у тебя все наоборот". Вещие слова. Как же, не унимался я в своем пустом купе, здоровый парень, только бы врагов бить, а ты с каждой минутой удаляешься в глубокий тыл…

И вот я снова на пароходе "Феликс Дзержинский". Десять дней назад он увозил меня из Магадана. А теперь я впервые усомнился, тыл ли Колыма. Близость нашей морской трассы к Японии, тогдашнему союзнику гитлеровской Германии, давала себя знать. Не успели мы выйти из Владивостока, как с нами поравнялись военные японские корабли. Шли, все время держа нас под прицелом своих орудий. И пермский военком переставал казаться безнадежным формалистом. Но все-таки я грыз себя. Началась война, а меня гонят буквально против всеобщего течения. Иван Хоменко всегда был с народом. [405]

Об этом говорила моя не ахти какая, но все же биография.

Восемнадцатилетним пареньком по комсомольской путевке приехал на стройку первой пятилетки – московский "Шарикоподшипник". Тут меня, землекопа, послали учиться на водителя автомашины. Научили. Стал работать водителем. Сперва второго, а года через два и первого класса. На курсах я услышал про Колыму, край невероятно далекий, сказочно богатый, только еще начинающий осваиваться советскими людьми. Как же не побывать там, не поработать!

И вот 10 июня 1938 г. пароходом "Феликс Дзержинский" в Магадан прибыла наша группа водителей. В порту нас встретил начальник колымского строительства "Дальстроя". В коротком приветствии он сказал, что от нас, молодых водителей, Колыма ждет многого.

Возил я все. Технику, продовольствие, людей. Привыкал к необычным условиям Севера. На сотни километров протянулась колымская трасса, а за ее пределами на тысячи верст – бездорожье, горы, тайга, тундра, реки, ручьи и болота. Не успели мы оглядеться, как кончилось короткое колымское лето, грянули морозы и началась настоящая проверка характеров. Морозы в первую же зиму выжили из Колымы тех, у кого хребет оказался слабоват для этого края. Зато для тех, кто остался, край становился все более близким, интересным.

Незаметно входила в душу, привыкшую к жаркому солнцу Юга, к мягкости Подмосковья, суровая Колыма с задумчивыми, бесконечными грядами сопок.

Быстро пролетели три года, сплошь занятые освоением новых трасс, тяжелыми многонедельными рейсами в те самые зимы, о которых колымчане шутили;

Колыма ты, Колыма, Чудная планета. 12 месяцев – зима, Остальное – лето.

Возможно, годы эти промчались потому, что и сам я не сидел на месте, всегда бывал в дороге.

Для себя я твердо решил: безвыходных положений не бывает даже на колымской трассе. Частенько повторял, несколько перефразировав, слова песенки: "Выбирайся, мол, сама". [406]

Подошел к концу мой договорный срок. Тогда, в 1941 г., я явился в Магадан не для того, чтобы уволиться, а по вызову отдела кадров "Дальстроя". Меня, как орденоносца, по путевке "Дальстроя" направляли на учебу в Промакадемию в Москву. Вручили документы и билет на пароход, который отходил из Магадана 22 июня 1941 г.

Пароход уже готовился к отплытию, когда мы услыхали о нападении гитлеровской Германии на Советский Союз. И на Колыме люди встретили войну с готовностью грудью защитить любимую Родину, с твердой верой в победу.

Было 6 часов вечера, когда в городском парке культуры открылся митинг. Тут же началась запись добровольцев на фронт. Записался и я. Однако мне приказано было ехать по назначению в Промакадемию. Выезд на Большую землю, хотя бы и с такой путевкой, казался мне шагом к фронту. Вот, думал я, по пути в Москву, да и в самой Москве добьюсь от военных комиссаров отправки на фронт. С такими мыслями я и отплыл. В Перми, где жила моя сестра, я сделал остановку, чтобы с ней попрощаться. Там же обратился со своей просьбой к военкому… Но расчеты мои не оправдались: приказано было вернуться на Колыму.

И снова Магадан. Прошли считанные дни, как я покинул столицу Колымы, а ее уже не узнать. Город как-то посуровел. На улицах заметно поубавилось прохожих. Перемены объяснялись просто. Многие успели уехать на фронт, выехали члены их семей. Когда я вернулся, наш пароход ждала большая группа записавшихся на фронт. Не успели мы, пассажиры парохода, выгрузиться, как всех нас пригласили в городской театр. На сцену вышел тогдашний начальник "Дальстроя" И. Ф. Никишов и сказал:

– Всем отправиться по месту работы. Каждый должен быть там, куда его поставила Родина. Помните: и золото, и олово – это мощные удары по врагу. Это те же снаряды.

Так и стало все на свои места. Больше не думалось о своей поездке в западном направлении, о военкоме. Чего горевать. Тут, в конце концов, тот же фронт. Сказано же: "Прекратить дезертирство с Колымы на фронт!" Не могу же я, опытный шофер, изучивший собственным горбом колымские дороги, подвести в такой момент.

Вспоминаю мой первый "военный" рейс. Нужно было [407] доставить в Берелех, пункт, отстоящий от Магадана на сотни километров, экскаватор в разобранном виде.

Невзирая на все трудности военного времени, Родина делала все, порой отрывая от фронта, чтобы посылать сюда необходимое. Мы, водители, обязаны были в кратчайший срок, преодолевая все преграды, доставлять грузы по назначению. Это нигде не записывалось, но подразумевалось: отныне мы возим, по существу, боеприпасы.

Итак, экскаватор в разборе. Мне досталась почти 18-тонная машина со стрелой.

Есть одно известное среди водителей правило: все равны перед грузом. Нет сынков и пасынков. Получай груз по грузоподъемности машины. Если же примерно все машины одинаковы, а груз разный, негабаритный и неудобный, тогда жребий. Но случалось, доставался груз, что называется, на пределе, тогда пиши, диспетчер, расписку. Чем помогла бы эта расписка на перевале, где машина забуксовала, или при какой-нибудь аварии – неизвестно. И все же лучше иметь оправдательный документ в кармане. Может, и спасет он от любителей сваливать с себя ответственность. А такие иногда попадались.

Ничего этого теперь не было. Водители