Смерть пахнет сандалом - Мо Янь

Понимая, что эти гады в душе пялятся на меня, я специально, наклонив голову и сжав зубы, улыбаюсь им, намеренно бросаю в толпу быстрые выразительные взгляды, чтобы привлечь этих макак и пошалить, кручу одно за другим сальто в воздухе, что вызывает громкие вопли и крики одобрения у сопровождающих их ребятишек и стоящих вдоль дороги зевак. Мой муж веселится пуще отмечающих свой день нищих. Встает он рано утром, не колет свиней и не режет собак, а ходит за шествием нищих, пританцовывает, то поет вместе с ними, то мяукает, как они. Исполнять арии маоцян у Сяоцзя не получается, а вот мяукать он научился, это он может. И теперь мой Сяоцзя мяучит то как кот, то как кошка, то зовет кошку, как кот, то собирает разбежавшихся котят, как кошка, да так, что у людей свербит в носу и слезы текут. Ну просто сирота, тоскующий по матери.

Ах, матушка! Какое страшное несчастье, что вы рано умерли, оставили дочку в сиротстве жить да слезы лить, и какая удача, что вы распрощались с жизнью рано, избавились от стольких переживаний из-за отца, в противном случае вам бы пришлось дрожать от страха и ощущать, как оскудевает ваша душа…

Я видела, как процессия нищих с важным видом прошла перед грозными солдатами,

голос певшего арию из маоцян Семерочки Хоу не дрогнул, не сбивались с ритма и научившиеся мяукать нищие.

Четырнадцатого числа восьмого месяца во главе процессии нищих уезда Гаоми шел их вожак, и кортеж моего названого батюшки вынужден был уступать им дорогу.

В прежние времена нищие носили плетеное кресло, на котором восседал заросший волосами Чжу Восьмой. Был он с высокой шапкой[140], склеенной из красной бумаги, на голове, в вышитом драконами парадном платье из ярко-желтого атласа.

Если бы так дерзнул нарядиться какой-нибудь мелкий чиновник из простых, то это расценили бы за бунт, и за жизнь провинившегося наверняка нельзя было бы поручиться. Но подобное нарушение правил ношения одежды Чжу Восьмым и за нарушение не считалось,

вот и существовало себе безмятежно созданное нищими царство.

В этом году процессия была довольно необычна, нищие толпились вокруг пустого кресла, никакого почтенного Чжу Восьмого и в помине не было, куда он, интересно, делся?

Почему не восседает важной птицей на драконовом престоле? Такая честь ничуть не отличалась от той, что воздавали крупному чиновнику правящей империи. При этой мысли в душе Мэйнян что-то щелкнуло, и она почувствовала, что сегодня процессия нищих была какая-то странная…

Я, Мэйнян, родилась и выросла в уезде Гаоми, рано вышла замуж и перебралась в уездный город. До замужества следовала за отцовской труппой маоцян, пела по городам и деревням. Хотя уездный город большой, я его изъездила весь. Смутно помню, что отец специально учил нищих представлениям. Я тогда была еще маленькая, голова у меня была бритая и блестящая, как низ деревянной чашки, и все принимали меня за мальчика. Отец говорил, что актеры и нищие – изначально одна семья. Просить подаяние – это, по сути дела, устраивать представление, а проводить представление – это, по сути дела, нищенствовать. Так что с ремеслом этих нищих я связана судьбой. И их процессия в четырнадцатый день восьмого месяца не представлялась мне чем-то необычным. А вот немецкие солдаты из города Циндао и гвардейцы из города Цзинань видели такое впервые. Словно завершая приготовления перед большим сражением, они хлопали по ложам винтовок, круглыми глазами смотрели на это удивительное явление и шумно горланили. Когда процессия неторопливо приблизилась, они уже не сжимали винтовки так крепко, и на лицах появились странные гримасы. У гвардейцев они не были такими же смешными, как у немцев, потому что то, что Семерочка Хоу пел, немцы совсем не понимали, а воспринимали лишь мяуканье, которое примешивалось к пению. Я понимала, что на душе у этих нищих тоскливо, зачем тогда столь многие из них научились мяукать? Внимание всех было сосредоточено на процессии нищих, и обо мне, задумавшей ворваться в управу, забыли, а у меня голова пылала, но взялся за гуж, не говори, что не дюж, когда переворачиваешь кабачок, масло неизбежно брызжет во все стороны. Нельзя было упускать посланный самим Небом удобный случай. Половлю-ка я рыбку в мутной воде, поджарю-ка я бобы на раскаленной сковородке да соли в них добавлю, в общем, воспользуюсь всеобщей суматохой. Только так Мэйнян проложит себе путь в высокие палаты.

Чтобы спасти отца из тюрьмы, Сунь Мэйнян, рискуя жизнью, проберется в чертог, даже если ей придется все яйца перебить о жесткий камень. Зато оставлю по себе славу героини на всю Поднебесную.

Приняв решение, я стала выжидать наиболее подходящий момент. Гонг Семерочки Хоу звучал все громче, арии маоцян преисполнялись все большей скорби. Мяукать нищие научились прилежно, орали старательно, один за другим нарочно корчили солдатам чудные рожи. Приблизившись ко мне, они словно пароль какой получили, неожиданно вытащив из-за пазухи кошачьи шкуры, с головой и хвостом, большие и маленькие, большие накинули себе на плечи, а маленькие напялили на голову. Эту внезапную перемену солдаты созерцали, разинув рот. Когда еще я проложу себе дорогу в палаты, если не сейчас? Я бочком проскользнула в промежуток между немецкими солдатами и китайскими гвардейцами и устремилась прямо к главным воротам управы. На миг застывшие от удивления солдаты пришли в себя и устремили мне в грудь штыки. Я набралась решимости. Помру – так помру. Только я собралась броситься на острия штыков, как из процессии метнулись двое дюжих нищих, один схватил меня за руку и потащил назад. Я еще вырывалась, желая броситься на штыки, но сил у меня для этого уже не было. Умереть я не боялась, но где-то в глубине души умирать не хотела. Если не увижусь с Цянь Дином, то не видать мне покоя после смерти. На самом деле выглядела я, как осленок, вознамерившийся спуститься по лестнице. Нищие, галдя кто во что горазд, окружили меня, и не успела я ахнуть, как очутилась в плетеном кресле на бамбуковых шестах. Пока я барахталась, пытаясь спрыгнуть, четверо нищих с криком взвалили шесты себе на плечи. Я взмыла вверх, покачиваясь вместе с креслом над их головами, душа вдруг заныла, а из глаз хлынули нескончаемые слезы. Нищие еще пуще развеселились от того. Снова вовсю загремел гонг их вожака Семерочки Хоу, который еще громче запел:

– Улица