Смерть пахнет сандалом - Мо Янь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сидя в плетеном кресле, я не по своей воле двигалась вместе с нищими на восток, и ворота управы остались позади. Процессия свернула с главной улицы, прошла пару десятков шагов, и моим глазам предстал Храм Матушки-Чадоподательницы с заросшей щетинником крышей. Нищие вдруг прекратили пение и крики. Они пошли быстрее и мелкими шажками. Я уже поняла, что сегодняшнее шествие они затеяли не для того, чтобы получить еды, а ради меня. Если бы не они, то, возможно, мою грудь уже пронзили бы немецкие штыки.
Кресло уверенно опустилось на разбитые каменные ступеньки перед храмом. Тут же подошли двое нищих и, взяв меня за руки, потащили в темень святилища. Оттуда донесся чей-то голос:
– Доставили?
– Доставили, Восьмой господин! – хором ответили державшие меня нищие.
Я увидела Чжу Восьмого, который сидел на драной циновке, откинувшись спиной на статую Матушки-Чадоподательницы и играя чем-то отливающим зеленым светом.
– Свечу! – приказал он.
Тут же появился маленький нищий с бумагой для розжига. Коротышка зажег спрятанный за статуей Матушки-Чадоподательницы огарок свечи белого воска, и храм сразу ярко осветился. Стало ясно видно даже помет летучих мышей на лике Матушки. Чжу Восьмой ткнул пальцем в циновку:
– Присаживайтесь.
Что оставалось делать? Я плюхнулась на циновку. Было ощущение, что ног нет. Ах, бедные ножки мои, с тех пор, как отца схватили и посадили в кутузку, вы мотались туда-сюда, все подошвы стерлись… Милая левая ножка, милая правая ножка, ох, как тяжело пришлось вам!
Чжу Восьмой смотрел на меня проницательным взглядом, словно ждал, когда я раскрою рот и заговорю. То, что светилось зеленым в его руках, изрядно потускнело. При ярком свете свечи я наконец разглядела: это был сверток из марли, а внутри него – несколько сотен светлячков. Я недоумевала про себя, не понимая, зачем этому господину играться с насекомыми. Когда я уселась, нищие тоже раздобыли себе циновки и сели, а некоторые и вовсе улеглись. Но сидели и лежали они молча, даже необычайно бойкая обезьянка Семерочки Хоу тихо пристроилась перед ним. Лапы и голова у нее, как всегда, беспрестанно двигались, но потихоньку. Чжу Восьмой смотрел на меня, все нищие тоже, разглядывала меня даже мохнатая обезьянка. Я отвесила Чжу Восьмому поклон:
– Милосерднейший и благодетельный батюшка Чжу Восьмой! Еще до слов полились у меня из глаз слезы. Маленькая барышня столкнулась с большими трудностями…
Спаси моего отца, Восьмой господин. Его превосходительство Юань, немец Клодт да уездный глава Цянь Дин
втроем сговорились, тигры и волки, о жестоком наказании для моего отца,
проводить казнь будет мой свекор Чжао Цзя и мой муж Чжао Сяоцзя. Они не хотят отцу легкой смерти, хотят, чтобы он полуживым-полумертвым помучался пять дней после казни, до тех пор, пока не откроется движение по железной дороге между Циндао и Гаоми… Прошу Восьмого господина вызволить моего отца, иначе его убьют. Удар меча – и с ним будет покончено, нельзя потакать козням заморских дьяволов, господин мой Чжу Восьмой…
– Скажу одно, Мэйнян: не переживай, лучше поешь пирожков с бараниной, —
пропел Чжу Восьмой, а потом сказал:
– Эти пирожки не подаяние, я посылал мальца к Цзя Четвертому купить их специально для тебя.
Из-за статуи Матушки выбежал маленький нищий с маслянистым бумажным пакетом и положил его передо мной. Чжу Восьмой потрогал его:
– Без еды какая сила, раз не поешь, оголодаешь страшно. Ешь, пока горячие.
– Восьмой господин, огонь уже брови обжигает, зачем мне пирожки?
– Ты, Сунь Мэйнян, не спеши, заброшенная нива зерна не даст, заполошное сердце до беды доведет. Пришла вода – насыпай заслон, напал враг – давай отпор. Сперва съешь пару пирожков, подкрепись, а потом расскажешь, что и как.
Чжу Восьмой протянул правую руку, на которой было на один палец больше, чем нужно, покачал ею у меня перед глазами. Вдруг в руке появился блестящий ножичек. Ловко орудуя острием, Чжу Восьмой легко вскрыл упаковку, и передо мной появились четыре пышущих жаром больших пирожка. Слойка от Сун Сихэ, лепешка от Ду Куня, моя же собственная вареная собачатина да булочки из кислого теста от ЦзяЧетвертого – это четыре знаменитых кушанья уезда Гаоми. В Гаоми лавок, торгующих собачьим мясом, немало, почему же знаменитым блюдом стала именно собачатина, которую варят в моей семье? А у нашей собачатины исключительный вкус. Почему у нее исключительный вкус? Потому что, готовя собачатину, мы всегда незаметно добавляем к собачьему мясу свинину, а когда собачья нога и свиная нога доходят вместе с бадьяном, имбирем, корой пробкового дерева и сычуаньским перцем, я еще потихоньку вливаю в котел чашу желтого вина. Вот и весь секрет. Господин Чжу Восьмой, если вы сумеете спасти моего отца, то я каждый день буду посылать вам собачью ногу и кувшин вина. Только гляньте на эти четыре пирожка: три внизу, один сверху, чем вам не молитвенный подсвечник? Вот уж действительно заслуженная слава:
пирожки Цзя Четвертого белые, теплые и мягкие, складки у них напоминают очертаниями цветки сливы, а между ними виднеются алые пятнышки. Это золотистый финик, красивый и животворящий.
Чжу Восьмой подал ножик мне, чтобы я поела, а может быть, чтобы я не обожгла о пирожок руки. Или он, возможно, опасался, что руки у меня нечистые. Отмахнувшись от ножика, я прямо рукой схватила пирожок. Тот грел пальцы, в ноздри сразу полез запах теста.
Укусив первый раз, я проглотила золотистый финик, и горло наполнил сладкий, как мед, вкус, а когда плод опустился в желудок, то пробудил в нем зверский аппетит. При первом укусе разошлась складка теста и показалась красная начинка из баранины с морковью. Баранина свежая, морковка сладкая, лук, имбирь – все это отражается на вкусе. Чтобы люди отказывались от пирожков Цзя Четвертого, все должно перевернуться вверх дном на белом свете.
Хоть я и не из высшего общества, но, считай, женщина из приличной семьи. Перед столькими нищими я не могла показать себя жадной до еды. Я должна была щипать пирожок маленькими кусочками, но рот меня не слушался. Он сразу откусил большую часть пирожка Цзя Четвертого, кусман размером больше моего кулака. Я знаю, что женщина, когда ест, должна тщательно пережевывать все и медленно глотать. Но из горла у меня высовывалась жадная ручка, которая хватала только
