Смерть пахнет сандалом - Мо Янь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда пробили третью стражу, я уже был на ногах. Засветил фонарь, разжег огонь под котлом, велел племянникам подниматься и греть воду. Охваченные воодушевлением, все встали, глаза горят, говорят негромко. Старшая тетка, волнуясь, помог мне помыться в большом тазу, вторая тетка обтер меня, свояченица помог обрядиться в новое. Этого мальца, симпатичного и смышленого, я вытащил из полумертвых от голода маленьких попрошаек. Он был послушен и почтителен ко мне, как сын. Глаза его светились идущей изнутри радостью. Тем ранним утром все мои ученики были полны ликования, ведь у наставника счастье, как же не возрадоваться и ученикам. И их радость была настоящей, не поддельной.
– Вы, парни, не торопитесь ликовать, – сказал я, – еще неизвестно, удача это или беда!
– Удача, – высунулся свояченица, – ручаюсь, что удача!
– В конце концов наставник стар, – вздохнул я, – только бы ничего не свалилось на мою бедную головушку.
– Не может быть, – заявил вторая тетка, – как говорится, старый имбирь всегда острее, старый конь борозды не портит, вы же сколько-то десятков лет назад совершили большую казнь при дворе!
При этих словах я предположил, что во дворце опять провинился какой-нибудь евнух, и меня вызывают проводить казнь. Но почувствовал, что и это не так. Когда вместе с бабушкой Юем мы казнили евнуха Сяо Чунцзы с помощью «замка Янь-вана», во дворе нам задачу обозначили заранее, четко и ясно, никаких омовений и переодеваний не было, не говоря уже о разрешении съесть всего полпампушки. Но если это не казнь, то к чему позвали палача? Неужели… неужели мне хотят голову отрубить? Вот с таким смятением в душе я съел полпирожка с мясом, почистил зубы каленой солью, прополоскал рот чистой водой. Вышел на улицу, отыскал на небе три звезды, сулившие счастье, продвижение по службе и долголетие. Те только начинали клониться к западу. Четвертую стражу еще не отбивали, оставалось много времени. Решил я было сказать пару напутственных слов сопровождавшим меня подмастерьям, но тут услыхал первый крик чьего-то петуха и сказал им:
– Лучше раньше, чем позже. Пойду я. – Ученики толпой последовали за мной до самого тюремного приказа.
В начале второго месяца по лунному календарю в столице еще очень холодно. Чтобы поберечь свои душевные силы, под одежду я надел фуфайку. Но тело все равно пробрал утренний холодок. Безостановочно застучали зубы, невольно втянулась шея. Небо вдруг стало лаково-черным, слепящие звезды стали светить особенно ярко. Час я выдержал, пробили наконец пятую стражу. Небо с восточной стороны уже походило на белое рыбье брюхо. В городе и за его пределами все пришло в движение, со скрежетом отворились городские ворота, заскрипели тележки водовозов. В большой двор министерства наказаний быстро въехала запряженная лошадьми коляска, перед ней вбежали двое слуг с красными фонарями, украшенными большими черными надписями: «Тун». Сановник самолично пожаловал. Слуги раздвинули теплые зимние занавески, и оттуда вышел его превосходительство Тун, с шубой на лисьем меху на плечах. Слуги отвели коляску в сторону, а сановник Тун, покачиваясь, подошел ко мне. Я торопливо поклонился, а Тун прокашлялся, сплюнул, оглядел меня с головы до ног и сказал:
– Ну, старина Чжао, повезло тебе безмерно!
– Человек я подлый, жизнь моя ничтожна, во всем опираюсь на заботу вашего превосходительства.
– Когда войдешь, отвечай хорошо, то, что следует, не говори, что не следует… – В полумраке глаза сановника сверкнули.
– Недостойный понял.
– Вы все возвращайтесь к себе, – обратился сановник к моим подмастерьям, – ваш наставник сегодня – баловень судьбы.
Ученики ушли, перед приказом остались лишь я и сановник Тун. Его слуги стояли вдалеке у коляски. Красные фонари уже были потушены, в темноте слышалось, как хрустят ароматным кормом лошади. По запаху я понял, что едят они соевые бобы, смешанные с соломой.
– Ваше превосходительство, не знаю, можно ли недостойному…
– Закрой рот, – ледяным тоном бросил Тун. – На твоем месте я вообще бы ничего не говорил, пока императрица и государь не спросят!
Неужели…
Когда я вышел из паланкина, который несли два евнуха, мне таинственно кивнул еще один служака – спина с небольшой котел, в длинном желто-буром халате. Следуя за ним, я прошел по многоярусным галереям, пока не очутился в дверях огромного зала, который казался выше небес. Уже показался красный шар солнца, заполыхала заря. Я украдкой поглядывал по сторонам, и мой взгляд встречал то тут, то там золотистое сияние и яркий блеск, словно разгорелся небесный огонь. Евнух со спиной-котлом стал яростно тыкать куда-то пальцем, я посмотрел в ту сторону, где пол, выложенный синей квадратной плиткой, был чист, словно только что вычищенное днище котла. Я не понял, что имел в виду почтенный евнух, думал найти ответ на его лице, но он уже отвернулся от меня. Он стоял, сложив руки, почтительно и подобострастно, и стало ясно, что мне было предложено ждать здесь. Тут я уже определенно понял, что меня ждет. Вот тот «приятный сюрприз», о котором говорил его превосходительство Юань! Из большого зала, опустив голову, согнувшись в поклоне, на цыпочках то и дело выходили сановники с красными шариками на шляпах. У всех на лицах застыла торжественность, а дыхание было совсем сбивчивое. У некоторых на коже блестящие капли пота. Посмотрел я на сановников, и сердце бешено забилось, ноги задрожали, по спине пробежал холодок, а ладони покрылись горячим потом. Неизвестно, что меня ждет – удача или беда, моя бы воля, я бы тут же сбежал отсюда мелкой рысью, спрятался в своей маленькой комнатушке и выпил бы сразу целую флягу выдержанного вина, чтобы умерить страх. Но в такой ситуации от меня уже ничего не зависело. Из больших дверей, которые выпускали из себя лишь людей, не смевших поднять головы, появился цветущего вида старший евнух с красным шариком на шапке и махнул стоявшему передо мной коллеге. От большого лица почтенного слуги шло сияние, словно он только что достиг полного просветления. Мне никто не говорил, кто он такой, но я догадался, кто это еще, если не Ли Ляньин, главный евнух! Ли и его превосходительство Юань, с которым мы были в дружеских отношениях, были почти
