Книга Москвы: биография улиц, памятников, домов и людей - Ольга Абрамовна Деркач

Одна судьба на двоих

В окно дуло. Закрыли окно – дуло исчезло. Начать главу с пошловатого и несмешного анекдота нас заставляет совпадение – то самое красное словцо, ради которого не пожалеешь ничего, даже родного папу. Так вот, если дело происходит на Восточной улице (к слову, она, вопреки названию, лежит скорее к югу от Кремля, а названа так из-за складов Восточного акционерного общества; случай в Москве обычный – мы еще поведаем о Южном проезде), то Дуло, к великому нашему счастью, никуда не исчезнет. Потому что это Дуло с прописной буквы – знаменитая башня Симонова монастыря, из тех трех, что спаслись при наступлении на монастырскую территорию Дворца культуры ЗИЛа в конце тридцатых.

По совести говоря, писать о двух монастырях следовало по отдельности: легенды русского зодчества и отечественной истории заслуживают индивидуального подхода. А придется снова заводить сказку про белого бычка большевистской тупости и беспросветную темноту класса, который большевики привели к власти. Руины Симонова монастыря рассказывают об этом красноречивее, но и у Спас-Андроникова монастыря к советской власти немаленький счет. А еще у монастырей похожая история. Они практически современники (Симонов на четверть века младше), к основанию обоих имеют отношение ученики Сергия Радонежского, оба по совместительству трудились сторожами – по обыкновениям той поры. В обоих первые церкви были деревянными – это уж позже волшебный Спасский собор Андроникова был возведен в камне, а не сохранившиеся в ходе варварской эксплуатации росписи были сделаны руками гениальных Андрея Рублева и Даниила Черного. Андрей Рублев и похоронен был в Спас-Андрониковом монастыре, но его могилу в числе прочих захоронений тамошнего некрополя уничтожили после революции. И это роднит Спас-Андроников с Симоновым: те же советские вандалы разорили надгробия героев Куликовской битвы Александра Пересвета и Родиона Осляби в церкви Рождества Богородицы в Старом Симонове.

Многострадальную церковь мы причислили к Симонову монастырю не по ошибке: в 1370 году, при основании, монастырь стоял на полкилометра южнее, и эта церковь – тогда еще деревянная – была плотью от его плоти. Через девять лет монастырь перенесли, а церковь обратили в приходскую, присовокупив к ее названию местонахождение: «в Старом Симонове». Симоном, озаглавившим всю округу, был в иночестве боярин Ховрин (по всей видимости, тот самый Стефан Ховра, что основал династию Ховриных-Головиных), хозяин земли, по которой двигали Симонов монастырь.

Помимо геройских захоронений церковь Рождества Богородицы знаменита еще тем, что ее рождение в камне приписывают Алевизу Фрязину Новому, а многие искусствоведы считают, что это первый в русской архитектуре бесстолпный храм подобного типа. Предположительное творение Фрязина Нового долгие советские годы стояло на территории завода «Динамо», служило компрессорной станцией со всеми вытекающими из названия двигателями внутри и, судя по фотографиям, полностью утратило тогда Божественный облик.

К концу безбожных времен гневу общественности уступили и церковь все же начали восстанавливать, а теперь и вовсе вернули верующим. Долгая дорога к храму была выгорожена из заводской территории заунывным бетонным забором. Но к надгробиям героев-монахов она все же приводила – их восстановили вместе с церковью. Нынче к ним надо пробиваться через территорию торгового центра, что обосновался на месте почившего завода. Это удивительно: духовность в нашей стране растет, как на дрожжах, а торгующие по-прежнему у храма.

Сам Симонов монастырь не спешит подняться из руин. Многое вовсе невосстановимо – и минеры поработали в конце двадцатых с огоньком, уничтожив пять из шести монастырских храмов, и свято место занято Дворцом культуры. В этом смысле Спасо-Андроников удачливее: лагерю ВЧК для иностранцев, учрежденному тут после революции, помешала только колокольня работы Родиона Казакова – между прочим, вторая по высоте в Москве после Ивана Великого. А после войны советская власть оцивилизовалась уже настолько, что перестала взрывать монастыри и храмы, а начала признавать их музеями-заповедниками, как это было (правда, недолго) на ее заре. По-прежнему твердо стоящий на высоком левом берегу Яузы Спасо-Андроников монастырь – Андроником, кстати, звали его первого игумена, ученика Сергия Радонежского, – был тогда объявлен заповедником. С этой охранной грамотой он и достоял до новых времен и даже был отреставрирован. Теперь мы снова можем увидеть сказочную красоту Спасского собора, одного из самых древних белокаменных храмов Москвы. И даже поставить там свечку за его благоденствие.

Сходненская улица

Вверх или вниз?

Не одна только улица – еще проезд, тупик и станция метро. И вся эта многообразная и раскиданная в углу меж Волоколамкой и каналом имени Москвы топонимика, равно как и город в Подмосковье, названа в честь речки, близ берегов которой пребывает. Сходня, второй по величине после Яузы приток Москвы-реки, схожа с ней еще одним: подобно Яузе, она никогда не сидела в подземной тюрьме. Все свои немалые для притока 47 километров – от деревни Алабушево и до Тушинского аэрополя, на окраине которого она наконец сливается (кто знает, может, и в экстазе) с Москвой-реципиентом, она течет открыто, вольно, ни от кого не скрывая своих речных намерений.

На подходе к полю в Сходню впадает канал с загадочным названием «деривационный». Через него, пишут энциклопедии и путеводители, волжская вода поступает в Сходню для санитарного обводнения Москвы-реки. Не гидротехники мы и не гидрологи, а потому не обессудьте – не очень поняли, почему водичка великой русской реки-матушки не могла бы влиться в Москву через канал имени столицы, который соединяется с ней, да простят нас математики, на диаметрально противоположном крае помянутого аэродрома, превращая таким образом Тушино в остров. Нам, гуманитариям по складу души, гораздо интереснее копаться не в технике, а в словах: что такое Сходня и куда она или по ней сходили?

Оказалось, не сходили вообще! Все было в точности наоборот: невеликие суденышки наших предков «всходили», то есть плыли вверх по реке до так называемого Черкизовского волока, где их на руках перетаскивали в Клязьму, по которой уже добирались до славного града Владимира. Учитывая древнее бездорожье, этот непростой путь во Владимиро-Суздальское княжество был, пишут, самым сподручным. И речку в те невероятные по древности поры так и называли – «Всходня», позже язык сам отбросил плохо произносимое тут «в».

Не утверждаем, что все было только и именно так, как пишут – редкостный случай! – все без исключения источники. Скепсису добавляют другие варианты названия транспортной в прошлом артерии: Входня, Выходня и даже