Петр Чайковский: Дневники. Николай Кашкин: Воспоминания о П.И. Чайковском - Петр Ильич Чайковский

Островский работал над «Снегурочкой» с большим увлечением и очень быстро, а Петру Ильичу Чайковскому, которому приходилось ждать текста, оставалось чрезвычайно мало времени и постоянно нужно было спешить, во что бы то ни стало. Весна уже наступила, а ее приближение всегда вызывало в Петре Ильиче восторженное, поэтическое настроение; он восхищался именно русской весной, когда природа просыпается от долгого, мертвенного сна зимы и все кругом меняет свой вид, иногда в несколько дней. Весна в 1873 году, кажется, была довольно ранняя, так что сочинение музыки к «весенней сказке» совпало с наступлением самой весны. Петр Ильич работал с необыкновенным увлечением, а так как приходилось очень спешить, то, вопреки своему обычаю, он занимался даже по вечерам, и таким образом в три недели успел написать объемистую партитуру, продолжая в то же время с неукоснительною аккуратностью давать свои консерваторские уроки; если принять в соображение, что уроков этих было 27 часов в неделю, то быстрота, с какой написано это сочинение, покажется почти невероятной.

Из оперных солистов у него участвовали двое: талантливая красавица Кадмина, исполнявшая пастуха Леля, и г. Додонов в роли деда Мороза, имевшего целую арию. Вообще роли в «Снегурочке» были распределены между лучшими силами Малого театра и превосходно исполнялись; г-жа Федотова была Снегурочкой, г-жа Ермолова – Весной, г-жа Никулина – Купавой, И. В. Самарин – царем Берендеем, г. Музиль отлично пел песню «Купался бобер» в роли бобыля Вакулы и т. д., даже хор и оркестр, обыкновенно довольно слабые в опере, были очень хороши.

Первое представление «Снегурочки» состоялось 11 мая (тогда весенний театральный сезон был гораздо длиннее теперешнего), и наиболее сильное впечатление сделала сцена Купавы с царем Берендеем, удивительно хорошо декламированная г-жою Никулиной и Самариным под аккомпанемент прелестной музыки в оркестре. Постановка по тому времени была сделана необыкновенно роскошная, обойдясь, как тогда говорили, в 15 000 рублей. Г-жа Кадмина, только начинавшая свою сценическую карьеру, очаровала всех своей талантливой игрой и пением. Несмотря на прекрасное исполнение, «Снегурочка» не имела особенно блестящего успеха: вследствие недостатка сценического действия получилось впечатление некоторой растянутости, расхолаживавшей впечатление, но отдельные моменты были прелестны. А. Н. Островский не присутствовал на первом представлении, – он в это время уже был у себя в деревне, в Костромской губернии, куда мы ему послали телеграмму после спектакля.

В один из ближайших дней после первого представления «Снегурочки» наш консерваторский кружок вместе с И. В. Самариным и, кажется, с Е. П. Кадминой задумал сделать загородную прогулку, и по предложению Петра Ильича избрали местом Воробьевы горы. Был прелестный весенний день; сады села Воробьева белели от покрывших их цветов; все под впечатлением весны и «Снегурочки» находились в удивительно радостном, счастливом настроении. Крестьяне и крестьянки собрались смотреть на пирующих господ, расположившихся на открытом воздухе, прямо на траве, и Н. Г. Рубинштейн устроил целый сельский праздник, закупив для крестьян вина и сластей, какие нашлись в местной лавочке. Н. Г. Рубинштейн очень любил настоящие народные песни и потому заставил крестьян петь, те, разумеется, не заставили себя долго просить, и начались песни и хороводы. Эта сцена осталась в памяти Петра Ильича, и воспоминание о ней пробудилось почти девять лет спустя, в теме для вариаций в фортепианном трио, посвященном памяти «великого артиста», то есть Н. Г. Рубинштейна. Музыка «Снегурочки» очень нравилась Н. Г. Рубинштейну, и впоследствии, когда она была снята с репертуара в Большом театре, он исполнил ее всю без пропусков в концерте, имевшем большой успех.

Я позволю себе привести один смешной, хотя и совершенно незначащий случай, который несколько рассердил Петра Ильича, а приятелям его подал повод долго приставать к нему с ним. Петр Ильич переехал, вероятно осенью 1872 года, на Кудринскую площадь, в дом бывший Казакова, где занял маленькую квартиру во флигельке, рядом с лавками, только в верхнем этаже. Один из его светских знакомых однажды послал к нему с какой-то посылкой слугу, подробно рассказав ему, что он должен вручить посылаемое «господину» Чайковскому, живущему в доме Казакова. Слуга, твердый в преданиях хорошего дома, где он служил, возвратился и принес посылку обратно, объяснив барину, что «господина» Чайковского в доме Казакова нет, а живет там «музыкант» Чайковский, которому он не счел возможным вручить посылаемое.

П. И. Чайковский всегда придавал большое значение ежедневной печати и признавал за ней значительное влияние на все стороны умственного и художественного развития, в том числе и на музыкальное, только по его мнению влияние это в половине 60‐х годов было скорее отрицательное, нежели положительное, ибо он в одинаковой степени мало симпатизировал наиболее выдающимся из тогдашних музыкальных рецензентов. Впрочем, деятельность их сосредоточивалась в Петербурге, в Москве же до открытия консерватории и поступления в состав ее преподавателей Г. А. Лароша музыкальная критика находилась почти исключительно в руках дилетантов, очень мало понимавших в этом деле. Старейшим из всех постоянных музыкальных хроникеров Москвы был я; но с 1863 года я с лишком на пятнадцать лет прервал свое участие в газетах и даже не предполагал возобновить его когда-нибудь, совершенно отдавшись педагогической деятельности. Мы с Чайковским возлагали большие надежды на Г. А. Лароша по отношению к музыкальной печати и не обманулись в этом отношении, ибо он с первых шагов на этом поприще успел блистательно заявить себя самостоятельностью суждений и литературным мастерством изложения. В 1867 году Г. А. Ларош принял довольно деятельное участие в «Московских ведомостях», «Русском вестнике» и «Современной летописи», издававшейся при последнем журнале. Редакторы всех трех изданий Μ. Н. Катков и П. Μ. Леонтьев очень высоко ценили талант г. Лароша и его обширную начитанность в европейской литературе. Некоторые статьи молодого критика, которому тогда было немного более двадцати лет, обратили на себя большое внимание и заслужили одобрение всех тогдашних представителей различных направлений в музыке; особенно выделялись более значительные работы, как например, «Μ. И. Глинка», «Об историческом изучении музыки» и др., не утратившие значения и до сих пор. П. И. Чайковский относился с большой страстностью к журнальным работам Г. А. Лароша и всеми силами старался его поощрить к усиленной деятельности на этом поприще. Вероятно, та же страстность вызвала и то временное охлаждение между друзьями, о котором я говорил по поводу постановки «Воеводы»; но и охлаждение не мешало Петру Ильичу относиться с интересом и уважением ко всякой новой статье Г. А. Лароша. Когда последний переселился в 1871 году в Петербург, Петр Ильич взял было на себя отдел музыкальной хроники в «Современной летописи», но в скором времени передал свои обязанности Н. А. Губерту,