Петр Чайковский: Дневники. Николай Кашкин: Воспоминания о П.И. Чайковском - Петр Ильич Чайковский

влекли все помыслы и стремления. Но это казалось столь далеким, так мало предвиделось возможности осуществить этот план, что о нем говорилось лишь как о несбыточной мечте. Тогда еще никто не предполагал, что менее нежели через два года после постановки «Кузнеца Вакулы» мечта эта осуществится, благодаря великодушной инициативе одной дамы, никогда не желавшей доводить о своем подвиге до чьего-либо сведения и даже не бывшей лично знакомой с композитором, обязанным ей своим освобождением от уз материальной нужды, заставлявшей его заниматься неблагодарной работой.

В 1874 году Петр Ильич переселился с Кудринской площади на Воздвиженку, в Крестовоздвиженский переулок, где он занял небольшую, но уютную квартиру в глубине двора дома Шлезингера, ныне принадлежащего г-же Посылиной. Эта квартира ему правилась, и он оставался в ней до самой женитьбы, то есть до лета 1877 года. Его первый слуга сделался извозчиком и заменил себя своим братом, который оставался потом у Петра Ильича до самой его смерти.

Между всеми родами композиции Петра Ильича всего более привлекала опера, но за оперой обыкновенно следовало какое-нибудь крупное инструментальное сочинение или ряд романсов, фортепианных пьес и т. п. Впрочем, сколько помнится, между крупными по размерам сочинениями всегда бывали небольшие пьесы; у композитора как будто оставался запасной материал, который он сначала употреблял в дело, а потом уже переходил к новой большой задаче. Между прочим, он был всегда поклонником балета, в котором его всего более пленяла грация танцовщиц; за их мимической игрой он не особенно гнался, и потому, напр., терпеть не мог знаменитую Вирджинию Цукки, слава которой основана на выразительности мимики, но зато тем более восхищался танцовщицами вроде г-жи Брианца. Ему с давних пор хотелось написать балет, а танцы в его операх доказывали, что он имеет к этому роду музыки не только склонность, но и способность. Он ждал только случая попробовать свои силы в балетной музыке, и случай этот представился ему наконец: В. П. Бегичев, бывший артистическим распорядителем сцены московского Большого театра, предложил ему написать балет, Петр Ильич охотно согласился, но непременно пожелал при этом фантастического сюжета из рыцарских времен. В. П. Бегичев, если не ошибаюсь, сам написал программу балета «Лебединое озеро», композитор ее одобрил и согласился за 800 р. написать музыку на этот сюжет. Он набрал из театральной библиотеки балетных партитур и начал изучать этот род композиции в деталях, в общем приемы ее были ему известны из посещений балета. В то время для него идеалом балета была «Жизель», в которой он пленялся и поэтичностью сюжета Т. Готье, и мастерством композиции А. Адана. Разумеется, сочинению музыки предшествовали долгие совещания с балетмейстером Большого театра, с помощью которого была выработана программа танцев и весь сценарий балета. Сочинять его Петр Ильич начал весной 1876 года, а летом окончил. Издание музыки заранее взял на себя П. И. Юргенсон, а мне, по указанию самого композитора, было предложено сделать фортепианное переложение, на что я с величайшим удовольствием согласился и начал делать аранжировку по мере того как подвигалось самое сочинение, присылавшееся акт за актом в Москву. Первый акт «Лебединого озера» был, сколько помнится, написан еще до окончания майских экзаменов в консерватории, а последующие получались уже из деревни, вероятно из Каменки, Киевской губернии, где композитор проводил лето. Занявшись переложением, я встретился с некоторой странностью, удивившей меня, а именно: первый акт оканчивается оркестровой картиной полета лебедей, а второй таким же полетом начинается. К моему удивлению, эти два полета, почти совершенно одинаковые по музыкальному содержанию, оказались различными по тональностям и инструментовке. Я, конечно, сделал так, как было в партитуре, но за отсутствием красок оркестра в фортепианном переложении разница осталась почти исключительно только в транспозиции в другую тональность. Когда автор балета вернулся в конце августа в Москву, и мы вместе начали пересматривать фортепианное переложение, то он объяснил мне разницу, удивившую меня, тем, что успел в короткий промежуток времени между сочинением первого и второго акта забыть тональность и инструментовку нумера, который нужно было повторить, а удержал в памяти только общее музыкальное содержание и написал полет вторично, чтобы он имел полную связь с последующим во втором акте. Обладая хорошей в сущности музыкальной памятью, Петр Ильич был очень забывчив на свои сочинения, за немногими исключениями, и случай с «Лебединым озером» представляет тому пример. В переложении балета я заботился главным образом о том, чтобы по возможности сохранить в нем все существенные черты партитуры, вследствие чего оно вышло не особенно легким. Автор при пересмотре ввел некоторые облегчения лишь в нумерах менее значительных по музыке, а в других даже сделал некоторые дополнения маленькими нотами; эти дополнения на фортепиано неисполнимы, но, не надеясь увидеть в печати оркестровую партитуру балета, композитор ввел эти детали просто для глаза музыканта, который бы вздумал познакомиться с этой музыкой. Во время пересмотра корректур Петр Ильич указал мне одно adagio и сообщил, что оно составляет часть дуэта из уничтоженной им оперы «Ундина».

При постановке балета на сцену некоторые номера были пропущены, как неудобные для танцев, или заменены вставными из других балетов, кроме того балетмейстер настоял на необходимости русского танца, присутствие которого было очень слабо мотивировано, однако композитор уступил, и танец был написан, но так как фортепианное переложение было уже напечатано, то этот номер и не попал в него «Лебединое озеро» имело успех, хотя не особенно блестящий, но значительный, и держалось на сцене много лет, пока не истрепались совсем декорации, а подновлять их уже не стали. Истрепались, впрочем, не одни декорации, музыка также сильно пострадала. Замена первоначальных нумеров вставными практиковалась все в большей и большей степени и под конец едва ли не целая треть музыки «Лебединого озера» была заменена вставками из других балетов, притом наиболее посредственных. Теперь «Лебединое озеро» поставлено в Петербурге с большим успехом, а П. И. Юргенсон напечатал оркестровую партитуру. Сам композитор надеялся, что некоторые нумера балета приобретут популярность в качестве бальных танцев, но эта надежда не исполнилась – трудно сказать почему; вероятно, музыка оказалась все-таки слишком тонкой для подобного назначения. Года через полтора Чайковский услышал в Вене балет Делиба «Сильвия», пришел от него в восторг и в письме ко мне отозвался о своем «Лебедином озере» с крайней резкостью, какой эта музыка совсем не заслуживает. Впоследствии его взгляды на балетные сюжеты изменились, и «Сильвия» ему уже не нравилась, зато тем более нравился другой балет того же композитора «Коппелия» и даже скучный венский балет «Die Puppenfee» [ «Фея кукол»], отчасти отразившийся на «Щелкунчике»,